Алексей Сальников — поэт, писатель и преподаватель CWS, обладатель премий НОС и «Национальный бестселлер» за роман «Петровы в гриппе и вокруг него». Совсем скоро у Алексея выходит новый фэнтези-роман «Когната», который уже можно прослушать на «Букмейте» в формате аудиосериала.
В чем разница между аудио и бумажной версией? Как жить после успеха «Петровых»? И стоило ли переходить от магического реализма к фэнтези? Об этом и многом другом Алексей рассказал в нашем интервью.
Верите ли вы в литературное образование? Насколько это помогло бы вам в начале вашего пути?
Насчет себя я не знаю, но в целом creative writing довольно результативно. В литературе и искусстве сложно предсказать успех, но образование все-таки помогает. Упорядоченные знания никогда не бывают вредными и способны дать искру, которая поможет понять что-то в себе и начать писать хорошо.
Что значит «литературный успех»?
Ну хотя бы состоявшаяся публикация. Книга, изданная не за свой счет, например. В литературных школах и уж тем более в университетах учат тому, как написать историю, которая понравится издателю.
Каждый текст пишется в определенный период жизни, в который происходят личные и важные события. Они так или иначе преломляются в тексте
А что, как вам кажется, помогло сформироваться вашему писательскому таланту?
Тут очень много факторов. В меня почему-то верили буквально с детства. В первую очередь — учителя литературы. После школы свою роль сыграли разные знакомства. Окружающие помогли мне утвердиться в собственном таланте. В семье меня любили и любят до сих пор, но точно не за литературу.
Вы чувствуете себя больше писателем или поэтом?
Разделить невозможно. Мне просто что-то приходит в голову и я начинают это реализовывать. Когда не пишу, чувствую себя раздолбаем. А когда пишу и что-то получается — человеком, выигравшим в лотерею! Очень часто ты видишь текст, знаешь, про что он, чем он закончится, но не знаешь, какими словами это описать. И когда нужные слова в нужном порядке попадают в голову — это ведь и везение тоже.
И все-таки в романе «Опосредовано» стихи становятся чем-то вроде наркотика. По этой детали нельзя судить о ваших приоритетах?
Это, скорее, о том, как именно работает поэзия. Более или менее понятно, почему тебя трогает проза: вот люди, ты их полюбил, они проходят через череду событий… А что в поэзии? Не всегда даже понятно, что тут происходит, но по спине бегут мурашки. Ты видишь простое и очень короткое описание, и оно тебя цепляет. Это очень интересно.
Что делаете, когда работа не идет? И что вам помогает писать?
Мне до сих пор ничего не помогает. Я сажусь только потому, что надо. Есть идея, есть план. В начале работы всегда испытываешь затруднения. Надо просто начать. Первые строки требуют волевого усилия, дальше работа, как правило, идет лучше. И надо помнить, что если текст не писать, он не напишется сам.
У авторов нет начальства или коллег, которые будут ворчать: «Что ты сидишь? Почему не работаешь?». Никто тебе не говорит, что твоя работа нужна, потому что ее ждут люди. Если текста не будет, то его просто не будет, и никто по этому поводу не станет страдать. Стимулов нет и не будет. Ты сам себе стимул. У меня есть определенная норма знаков в день. Ее я стараюсь выполнять.
Но творческий процесс не всегда предсказуем. Бывает не только застой, но и взрыв. И неконтролируемые диалоги случаются, когда герою очень надо поболтать, и его никак не заткнешь. И тогда персонаж начинает говорить о том, о чем ты и не хотел. Ты уже придумал ему умные мысли, они похожи на цитаты из Вконтакте… Но нет! Герои начинают нести всякую ересь: шутить друг с другом, злить и злиться и так далее.
«Петровы к гриппе» — пока самая успешная ваша книга. Не появился ли страх не выдержать планку?
Нет, я спокойно отношусь к популярности «Петровых». Я хорошо знаю, что автора забывают, знаю, что писатель порой известен только одной своей книгой, ну двумя-тремя, но так чтобы все книги, созданные одним писателем, были одинаково популярны — такого нет ни у кого. Надо просто помнить, что все мы смертны, и через 100 лет может быть вообще ни о ком из нас не вспомнят, а будут знать только пару имен, которых мы сейчас, может быть, и не замечаем даже. Поэтому относиться к любой популярности надо спокойно.
Вот и Марина Степнова недавно высказала мысль о том, что автор за жизнь может написать два, ну максимум три хороших романа…
Которые оценят читатели? Да, возможно так и есть. Но в каждой моей книге есть отдельные фрагменты, которые мне особенно дороги, какое-то описания и диалог. Это распределено по творчеству ровным слоем, как ни крути. Каждый текст пишется в определенный период жизни, в который происходят личные и важные события, они так или иначе преломляются в тексте. Поэтому читатели могут книгу и не полюбить, но мне она все равно будет важна и дорога.
Для «Петровых в гриппе» важно, что действие происходит именно в Екатеринбурге. В экранизации Кирилл Серебренников показал универсальный русский город. Насколько вы согласны с этой интерпретацией?
Фильм сделан так, как он мог быть сделан в обстоятельствах, в которых находился режиссер. Зато тот эпизод, где показан настоящий Екатеринбург (кусочек буквально в несколько секунд, когда Петров растапливает лед на окне), выделен, как мне кажется, особенно.
А что до трактовок — Серебренников был волен трактовать роман как угодно. Когда автор работает над текстом, он должен понимать, что буквально у каждого читателя будет своя интерпретация, и с этим ничего нельзя поделать. Возможно и сам автор забудет, как он трактовал текст изначально.
Об интерпретациях: ваши тексты уже изучают филологи. Сталкивались ли вы с такими работами? Как вам они?
Это забавно. Порою — любопытно. Мне даже диссертацию присылали. Там все было прекрасно, только фамилия героя «Артюхин», почему-то превратилась в «Артюхов». Порою люди увлекаются, и даже не обращают внимания на такие вещи.
Но это, конечно, интересно: ты написал веселую (или не совсем веселую) фантазию, а другие люди по этой фантазии пишут научные труды и делают серьезные выводы. Но с другой стороны, автор ведь действительно что-то хочет сказать, иначе зачем набирать полмиллиона знаков?
А литература вообще должна чему-то учить?
Литература работает таким образом, что читатель в любом случае выбирает текст, который его тронул, который сказал ему что-то важное. Многочисленного читателя не обманешь ни слоганами, ни красивой обложкой. Поэтому так или иначе автор пытается говорить и с читателями, и с самим собой.
Тут будет уместно напомнить, что вы только что перешли от магического реализма («Петровы к гриппе»), который считается условно «высоким» жанром, к фэнтези («Когната»), который у нас не слишком жалуют. Не боялись обвинений из серии «Скатился!»?
Про любого писателя нормально говорить, что он «скатился». Иногда он «скатывается» уже на первом романе. То есть упал ниже плинтуса, еще не успев ничего написать. То ли дело раньше, когда не был никому известен! А если серьезно, я с таким азартом и удовольствием писал «Когнату», что мне все равно, как на это отреагируют критики.
Мне было двадцать с небольшим, когда я придумал этот сюжет, и все ходы более двадцати лет хранились у меня в голове. А сам роман я закончил за 24 дня. Как только представители «Букмейта» пришли ко мне с предложением аудио-сериала, я подумал: если так долго эта задумка от меня не уходит, хотя в сюжете творится сплошная ересь, то значит чего-то она достойна.
То есть «Когната» закончена и восьмой эпизод — финальный?
Для Букмейта — да. В бумажной версии будут дополнительные сцены, где чуть более подробно расписаны некоторые сюжетные повороты. Появится и небольшой эпилог. В новых главах происходят любопытные вещи, так что у читателей будет стимул познакомиться с бумажной версией.
Я был уверен, что история героев закончена, но всем кажется, что это не так. И я сейчас нахожусь в странном состоянии: идея продолжения у меня есть, но она не такая проработанная как изначальная версия.
А что с языком? Вам приходилось специально приспосабливать текст под формат аудиосериала?
Не только текст, но и сюжет. Эпизоды должны быть определенного объема — не больше часа, поэтому старался писать покороче, без своих длинных описаний. И еще важно было, чтобы ключевые персонажи всегда были на виду и было понятно, кто и с кем общается. Потому что если глава растянута на трехчасовое чтение, люди начинают путаться в словах.
Ваш главный и самый симпатичный герой верит в коммунизм. А вы?
А я — нет. Я скорее людоед из этого романа. Помните, там был такой персонаж. Его риторика мне и близка. Социалистические идеи настолько противоречат внутреннему естественному состоянию человека, что их приходится искусственно запихивать. Капитализм, напротив — первобытный естественный отбор. И то, и то не весело, но с этим приходится жить.
Сюжет романа напоминает события после Второй мировой войны. А Зеркало — это литературный брат Зоны Стругацких?
Да, история романа действительно основана на рассказах о Второй мировой. И понятно, что «люди» живут на территории бывшего СССР, а в образе драконов намешано очень многое.
Зеркало для меня ближе к локациям из прозы Владимира Крапивина. А если обратиться к реальной жизни, то это просто общее культурное пространство: если между людьми разграничения, а есть общность. Так вот Зеркало — это общность. Как бы люди ни были настроены против друг друга, они все-таки пересекаются и от этого никуда не деться.
Фото обложки: Никита Журнаков для Шинель.Медиа/salnikov.site