— А я ей не поверила сначала. Дети иногда врут просто из жажды красивого…
— Стоп.
Алиса с трудом открыла дверь. Снега намело — хоть ешь, никак не убрать. Курьер светил зеленой лампочкой и раскачивался в воздухе. Может, прогреет движком тропинку?
Где-то в искрящемся льдинками мареве виднелся соседский коттедж. Там никто не жил. Уезжали в спешке, бросали все. Надо сходить туда, поискать лопату. Потом, не сейчас.
Видимо, у курьеров новый дизайн. Эти коробки все меньше и меньше. Алиса приложила указательный палец к метке под лампочкой на курьере, и коробка открылась. Ну, зато красиво сделано. Двуглавый монстр герба уже не выглядит неуместным.
Внутри курьера лежали две упаковки глюкозного печенья и маленькая банка газировки. Алиса быстро вытащила свой будущий обед и снова нажала на метку. Закрывайся уже, железяка, холодно же! Мороз хватал ледяными ладонями прямо за легкие. В доме было немногим теплее, зато можно было спрятаться под одеяло. Алиса опоздала с воскресной оплатой, и ее отключили от системы отопления на всю неделю. Надо быть внимательнее и не проворонить следующий транзит.
Лампочка на курьере замигала красным. Из динамика донеслось «Для оплаты штрафа приложите палец к метке». Какого еще штрафа? Алиса присмотрелась к курьеру. На маленьком экране появилась надпись: «Штраф за ожидание — тридцать пять баллов». Да блин!
Алиса приложила палец, и цвет лампочки сменился на зеленый. Коробка немедленно закрылась и, бросив в Алису металлическим «Приятного аппетита», улетела дальше по маршруту. Тропинка в снегу так и не появилась, а маленькая лужица у Алисиных ног уже леденела. Она закрыла дверь и поторопилась вернуться в постель.
— Бабушка! Когда доставка ввела новую систему штрафов за ожидание?
Алиса с головой забралась под одеяло, чтобы погреться в собственном дыхании. Она вскрыла пачку печенья, и новые ароматные крошки рассыпались прямо поверх старых.
— Вчера только. Лис, вот ты невезучая у меня. И много сняли?
— Тридцать пять.
— А, ну это пустяки.
Алиса забросила в рот печенье. Ох и сладость же! Фу. Вот бы мандарин сейчас…
Дом остыл в первый же вечер после отключения. Зато прогреваться потом будет несколько дней. Страшно представить, что будет зимой! В новостях говорили, что в декабре так целая семья замерзла — ошиблись с датами, и все… И кто знает, сколько таких семей было на самом деле?
— Бабушка, а ты можешь напоминать мне о платежах по транзитам?
— Конечно! Рассказывать только об обязательных или обо всех?
— Давай обо всех. На всякий случай.
— Хорошо. Выбери, какое количество дней должно пройти с момента напоминания до транзита.
— Думаю, двух хватит.
Бабушка замолчала. Алиса подняла голову из одеял и уставилась на синий мигающий цилиндр. Свет пульсировал в ритм сердца. Что-то долго подгружает…
— Обновила.
— Спасибо, бабушка!
— Не за что, Лисонька.
Цилиндр снова светил ровно и мягко, из-за чего Алисе обычно казалось, будто в доме сумерки. Окна она держала зашторенными — меньше дует. Да и психика сохраннее, если не вглядываться в горизонт в страхе обнаружить постороннее движение. В конце концов, если придут клеймить ее дверь, она об этом узнает. А если и нет, то результаты любых комиссий по перевоспитанию теперь приходят на почту мгновенно.
Алиса давно решила, что не станет убегать. В такой холод почти ни у кого нет шансов выжить, да и бабушка точно сломается — ей такая температура будет не на пользу. Поймают — того хуже. Смертную казнь никто не отменял. Так что, выбирая между смертью и смертью, Алиса предпочла ждать окончания спектакля дома. С газировкой и печеньками. Весь активизм остался в прошлом. Там, где в магазинах можно было купить духи с запахом колокольчиков.
Пустой бутылек так и лежал в ящике с банками и прочей стеклотарой. Банки менялись, бутылек оставался. Иногда Алиса даже доставала его и принюхивалась, закрыв глаза. Будто погружение во тьму хоть когда-то помогало лучше слышать… Новая жизнь духов не требовала. Ей были нужны пункты приема стекла и люди, готовые стоять в очереди на морозе, чтобы обменять банку из-под склизкой фасоли на баллы.
— Расскажи мне, как вы с мамой гриб нашли.
Невыносимо сладкое печенье склеивало зубы. Зато энергии на весь день хватит. Так говорят в рекламе. Только как объяснить желудку, что любая информация, полученная с экрана, — правда? Желудок не мозг, ему пруфы нужны.
— Ой, ну это веселая история! У тебя ребра треснут от смеха…
— Нет, это ты уже говорила. Отмотай вперед.
Кажется, опять не получилось нормально на паузу поставить, когда курьер приехал. Неужели новую станцию искать придется? Эта такая приятная, светится не сильно, звук очень хороший, все бабушкины вздохи слышно.
— … а она через мост уже бежит! Я ей кричу, малая, ты куда, а она не слышит…
— Еще дальше.
Бабушка замолчала. Зависла опять, что ли? Надо будет посмотреть, сколько стоит вызвать мастера. В «Вечных станциях» столько защитных пломб, что самой никак не вскрыть. Придется заявку оставлять, точно.
— А я… А я… А я ей не поверила сначала. Дети иногда врут… Дети… Врут… Вру-у-у…
— Бабушка, перезагрузка!
Станция погасла.
В комнате осталась только тишина.
И Алиса.
Она перенесла вес с одной ноги на другую. Упаковка печенья зашуршала. Крошки больно впились в ягодицу. Пальцы на ногах, оказывается, уже онемели. В пустоте, оставшейся после бабушкиного голоса, Алисино сердце стучало мелко и быстро. Одеяло возвращало ей в лицо липкое дрожащее дыхание. И все вокруг начало требовать Алисиного внимания — холодные ноги, крошки от печенья, темнота за окном, исчезающие со счета баллы, маски закончились, работу не присылали уже неделю, маму забрали, бабушка умерла, «Вечные станции», перезагрузка, останусь одна, останусь одна, нужно что-то делать…
— Привет, Лисонька моя! Ну, чем займемся сегодня?
Станция снова мягко светилась, а бабушкин голос звучал утешающе. Как и всегда. Алиса выдохнула. Щеки ее были совсем белыми и мокрыми. Она открыла банку с газировкой и сказала:
— Давай поболтаем. Это правда, что мама в детстве видела гриб?
— Ой, ну это веселая история! У тебя ребра треснут от смеха…