Две тысячи двести евро в месяц Базилик Оливьер тратил на секс. По парижским меркам это немного, если, конечно, ты чиновник. Но для Базилика это было затратно, хотя положение позволяло. За свои шестьдесят пять лет он влюблялся чаще, чем покупал себе одежду. Правда, настоящую любовь с доступом к телу он получал исключительно за деньги. Например, в одном из массажных салонов, что примыкают к Елисейским полям узенькими улочками. Когда кончались деньги, кончалась и любовь. А деньги заканчивались каждые две недели. Так он и любил: от зарплаты до зарплаты.
Его друг Франсуа, кастинг-директор на киностудии, иногда подкидывал ему красивые бюджетные варианты от метра семидесяти с натуральной грудью. Какую-нибудь модель или актрису, только-только приехавшую завоевывать Париж. Такие девушки были удобными и благодарными, радовались вечерним прогулкам по саду Тюильри и булочкам с шоколадом на завтрак, обед и ужин. Их тело всегда хотело близости. И Базилику это нравилось. После месяца-двух таких отношений он хотел бросить всё к ногам скромной избранницы. Брал кредиты, влезал в долги. Одной даже квартиру купил за двадцать пять миллионов. Бывшая чемпионка по художественной гимнастике, жадная до денег, умело скрывала свои способности аферистки. Сначала романтика, потом деньги и… конец сюжета. После таких историй Базилик не сомневался: самые честные женщины — это проститутки.
Обычно знакомства с любовницами Базилик заводил на вечеринках после показов мод. Франсуа представлял его как серьезного чиновника, сноба и очень избирательного до девушек. Красавицы клевали. Почти всегда и почти все. Клюнула и Мари, в прошлом заурядная русская модель и содержанка, сейчас студентка четвертой Сорбонны, французского филфака.
Обнаженные плечи в темно-синем бархате и каштановые волосы, которые она умело собирала в конский хвост, подчеркивали её тонкую шею и скулы. Она знала: элегантность — отличная наживка для «банкоматов», мужчин, готовых спускать на неё состояние. Легкая на подъем, острая на язык, с губами Джоли и татуажем глаз. В тридцать пять все средства хороши!
Базилик заметил её сразу. Но подойти стеснялся. Познакомил их Франсуа. Весь вечер Базилик рассказывал Мари, как всю жизнь шёл к цели, как дослужился до чина, как хотел, но не успел завести семью. Он говорил про домик в Сан-Тропе, про друзей из мира богемы и восхищался русской красотой и Достоевским. Мари слушала невнимательно, от скуки разглядывая чужие наряды и подносы с красноикорными тарталетками. Он ей не понравился. Слишком сутулый, слишком старый и слишком хвастун. Но отказывать ему она не стала. Его связи, деньги могли дать ей хороший старт. Было уже за полночь, Мари хотела принять горячую ванну и красного сухого перед сном.
— Позвоните мне завтра после обеда. Оровуар, месье Базиль!
* * *
В среду вечером они договорились встретиться в кафе «Каретт», что на площади Трокадеро. Место выбрал он. До его квартиры отсюда было минут пятнадцать ходьбы. Удобно. Можно не тратиться ни на бензин, ни на такси. Он знал, что русским девушкам нравилось это место. Стильно, шумно и по-парижски тесно. Та самая ля ви ан роз. Жизнь в розовом цвете.
Она пришла раньше. Взяла бокал белого, орешки и уткнулась в окно на Эйфелеву башню. Лица его она не помнила. Но образ кузнечика в пиджаке узнала бы издалека. Пиджак он носил действительно большой, совсем ему не по размеру и не по статусу. Американский крой, без талии, слегка потертый, на двух болтающихся пуговицах на животе. Осанка его была похожа на вешалку из тонких железных прутьев, которая принудительно сгибалась под весом одежды. И хотя подплечники в такой модели были не предусмотрены, у него они почему-то виднелись. Уже потом она узнала, что это он самостоятельно пришил их и очень гордился этим.
На левом рукаве висело две нитки, на правом стояло пятно от кофе. Если присмотреться, было заметно, что его затирали на скорую руку. Скорее всего, утром, переваривая сыр с трюфелями и опаздывая на работу. На продуктах он, кстати, никогда не экономил. А пиджак этот перекупил у своего друга Франсуа за двадцать пять евро и тридцать минут пустой болтовни.
Подол и манжеты были такими длинными, что изо всех сил старались дотянуться до колен. Десяти сантиметров не хватало. Всем он говорил, что это стиль оверсайз, американский шик. Особенности такой модели — скрывать недостатки фигуры. В его же случае размер икс-икс-эль только подчёркивал их. Он словно тонул в костюмной ткани, оставляя на плаву только голову и второй подбородок.
«Бонжур, Мари! Комман са ва?» Перед ней стоял тот самый Базилик, представившейся ей вчера Верховным Судьёй Франции. «Да какая разница, что у него там за пиджак, — подумала она. — Главное чин и деньги на его счету. Остальное переоденем!»
* * *
Вот уже год и пять месяцев Мари и Базилик жили вместе. В большой светлой квартире с двумя ванными комнатами и котом. Мари ела по утрам абрикосовый джем с горячим багетом. Базилик — сыр с черным кофе. Разница в возрасте чувствовалась только по ночам. И храп, и секс были одинаково непоправимы. Но для нее это было совсем неважно. Она уже успела полюбить его. С уважением, верностью и без претензий.
В полседьмого вечера Мари вышла из квартиры на авеню Клебер и как обычно не могла закрыть дверь. С первой попытки никогда не получалось. Замок был старый и капризный, ему было плевать, что Мари уже опаздывает на ужин с Базиликом и его друзьями.
Через пять минут и двадцать пять попыток прокрутить ключ в замке к Мари подошла женщина лет шестидесяти, низкого роста, с худым лицом и конвертом в руке. Внешность ее была знакома Мари. Консьержка с нулевого этажа, всегда вежливая и улыбчивая.
— Бонжур! Не подскажете, когда вернется хозяин? — спросила женщина.
— Поздно вечером. А я могу чем-то помочь?
— Да, передайте ему, чтобы срочно заглянул ко мне.
Мари потянула ручку вперед-назад и кинула ключи в сумку. Победа. Дверь была закрыта.
— Извините, мадам, если это так срочно, я могу прямо сейчас позвонить Базилю Оливьеру и…
— Нет, не стоит. Хотя подождите…
— Да?
— Ваш друг…
— Что он?
— Ваш друг, месье Базиль, давно не забирал почту.
— И всего-то! Забывает. Через месяц у нас свадьба. Столько хлопот!
— Как вы сказали? Свадьба?
— Да, меня зовут Мари, я его невеста. Могу забрать письмо.
— Как же это вы поженитесь? — как будто сама себя спросила консьержка. — Месье Базиль же…
— Что?
— Месье Базиль же два года как помолвлен с Жюстин Либецки. Они вместе работают. Вам нехорошо? Мари? Извините, как-то неудобно получилось. Держите почту.
Слёзы накатывали. Мари покрутила в руке белый конверт размером двадцать на двенадцать. В левом верхнем углу было написано: «Федеральный Кредитный Банк Франции. Базилю Оливьеру. Париж 16, Авеню Клебер» и так далее. А посередине розовый, будто слегка потертый, круглый штамп «Уведомление».
В голове Мари вдруг всё перемешалось черно-белыми красками. Друзья, лето в Сан-Тропе, признания в любви, Париж, кафе «Каретт», его пиджак, первая ссора, первое проникновение, Он.
— Что теперь делать? — Слезы скатились черными стрелами по щекам. — Помолвка, Жюстин, кредитный банк. Надо срочно позвонить Франсуа. Больше некому.
* * *
— Не говори ерунды, моя дорогая Мари. Он отличная партия. Сам тебе завидую. — За две минуты разговора по телефону хитрый Франсуа пытался умерить пылкий мат Мари. Он знал всё о Базилике. Но в постель и в паспорт к нему никогда не заглядывал. Чтобы не подхватить лишних проблем.
— Не копайся в нём, — продолжал он. — У него такие связи! А какая порода! Да, староват, но это не минус. Вот помрёт, на тебя всё перепишет, ты потерпи. Рубашки теперь, кстати, каждый день меняет. Сок алоэ пьёт натощак. В спортзал ходит. Ну, в тот, который за Парижем, с площадкой для гольфа. Знаешь? Девчонки-охотницы ему там глазки строят, одна даже телефончик свой подсунула. Телефончик он взял, но порядочно предупредил, что у него есть девушка, русская и очень красивая. Бережёт тебя. Он вчера мне сказал, что хочет липосакцию живота сделать. Надо соответствовать, говорит. Вообще не понимаю, чем он тебя успел огорчить. Весёлый, образованный, влюблён в тебя по уши. Да, и в себя тоже. Даёт свободу, крышу, перелёты, месячное содержание. Ну полный пансион! И на метро по двадцать пять евро в день оставляет, и в музеи водит. Он до тебя никого по музеям не водил. Деньги на ветер, говорит. Лучше двести грамм сыра с трюфелями купить. Вкуснее будет.
— Он помолвлен!
— Звучит так, будто ты в него влюбилась, а он разбил тебе сердце.
— Да, — и бросила трубку.
* * *
В десять пятнадцать вечера Базилик Оливьер пришёл домой.
— Мари, любимая, что у тебя с телефоном?
Полная иллюминация, тёплый кот на диване и тишина. Не снимая грязной обуви, Базилик заглянул в гостиную, из гостиной в ванную, оттуда пошёл на кухню. «Мари!» Там, на высоком столике под банкой абрикосового джема лежал конверт. Белый, пугающий, размером двадцать на двенадцать, с розовым, слегка потертым штампом «Уведомление». Базилик понял, что теперь бессмысленно звать, искать, помнить Мари. Он банкрот, она всё знает.
— Франсуа, салют! Как жизнь? Мари меня бросила. Меркантильная русская шлюха. Она носила брюки на завышенной талии, как у моей бабушки. Не распускала волосы и целовалась без языка. Я ей о Гитлере, она мне о Гюисмансе. Ну полное непонимание и безвкусица. Когда там следующая вечеринка моделей? Но пожалуйста, в этот раз кого-нибудь с формами пригласи. Хочется наконец-то кончить…