Жить Ярославу не хотелось. Ярославу хотелось плыть. Год назад, вернувшись с очередной реабилитации, опустошенный последствиями своего классического нарко-алкогольного угара (оправданий коему было предостаточно: давняя смерть брата, мать — вечный и беспощадный критик, бесконечная череда шаблонных отношений, бессмысленный и тусклый свет, в конце концов), он неожиданно для всех увлёкся плаванием. Сначала друзья и собутыльники смеялись — уже были увлечения боксом, теннисом, кроссфитом, бегом по утрам, которые быстро сходили на нет. Потом они стали делать вид, что встревожены, когда на вопрос «Ярик, дружище, встретимся?» получали только один ответ: «Прости, сегодня не могу — плыву». Затем все они пропали — даже на отказы у Ярослава не осталось времени.
Год назад, тщедушный, с впалой грудью, тощий как жердь, но с намечающимся к тридцати пяти годам айтишным животиком, он первый раз пришёл в бассейн и, чуть не поскользнувшись, взмахнув для равновесия руками, окунулся (точнее — упал) в прохладную бирюзово-голубую воду. И вдруг словно в мозгу выключили главный рубильник: тишина, спокойствие и умиротворяющая толща воды сомкнулись над головой и враз отсекли все горькие обиды и царапающие душу мысли. Ярослав плыл: неуклюже, захлёбываясь, до судорог в икрах, до рези от хлорки в тёмно-карих глазах. Он слышал смешливые перешёптывания за спиной в раздевалке, но ему было плевать — синеющая глубина освобождала и защищала. Сначала три раза в неделю, потом пять, затем — каждый день и, наконец, два раза в день — он плыл. До бешено стучащего сердца, до огня в лёгких, до боли в суставах и неразвитых мышцах. 25 метров до противоположного бортика, 25 метров обратно. Повторять до изнеможения.
Сигареты пришлось бросить — для долгих заплывов нужны были чистые лёгкие. Таблетки и алкоголь ушли по другой причине — в их чёрной, спасительной и разрушительной пустоте больше не было смысла. Удалённая работа приносила стабильный доход: хватало на еду, оплату квартиры, бензин, абонемент в спортивный клуб, самые лучшие очки и гидрошорты. Привычки изменились, и сам Ярослав стал другим: теперь в бассейне ему смотрели вслед не с издёвкой, а с завистью. Грудь стала шире, спина выпрямилась и обросла мышцами-жгутами, бёдра и икры затвердели, налились силой, «животик» превратился в каменный пресс. В движениях появились размеренность, точность и спокойная мощь.
Как-то в раздевалке Ярослава окликнул тренер, бывший моряк и бессменный чемпион города по плаванию в 80-х.
— Никаких соревнований. Никакого триатлона от клуба. Никакого командного заплыва, — грубее, чем хотелось, и на опережение отрезал Ярослав.
— Да, да, я помню, старина, не кипишуй. Тут это, дело такое, не думаешь, что ну, это, ты слегка заплылся?! Как говорится: кто плавает далеко, тому врать легко, хех. Дело, конечно, не моё, но…
— Именно — дело совсем не ваше, — оборвал тренера Ярослав.
— Послушай, я ж тебе добра желаю, — затараторил тренер, явно смущённый этим разговором. — Всё хорошо в меру — это про тебя. И таких, как ты. Не перебивай, салага! Думаешь, я не вижу и не знаю? Глубина? Не хлопай глазами, не на свидании. Ишь, синеглазый выискался! Будет время — загляни на Большую Морскую, 47, в арке вторая дверь, её сразу найдёшь, голубая. Как наша… в смысле, ваша — глубина. Там такие, как ты, собираются, каждый четверг, в 19:00. Ну, бывай! И помни: дальше в море — больше горя!
Ни на какую Морскую Ярослав, само собой, идти не собирался. Но в 18:59 в четверг стоял перед дверью и впервые за долгое время ожесточённо спорил сам с собой о том, почему не нужно здесь находиться и почему же нужно поскорее войти. В спину легонько подтолкнули с лёгким смешком — «Не зевай, новенький!», и он вошёл-ввалился в маленькое, пахнущее затхлостью, почти подвальное помещение с низким потолком-сводом. На видавшем лучшие времена столе стоял древний электрический чайник, щербатые кружки, упаковка пластиковых стаканчиков и тарелка, полная сушек и восточных сладостей. В центре, по кругу, располагался десяток разномастных стульев, все они уже были заняты, кроме двух. На один из них тут же уселась стройная девушка, призывно хлопая рукой по второму и приглашая новичка присоединиться.
— Приветствую всех на собрании Клуба Анонимных Пловцов! Меня зовут Ив, и сегодня я буду ведущим. У нас пополнение, поприветствуем новобранца! — сказал широкоплечий парень в джинсовом комбинезоне и смешной красной шапочке на самой макушке. — Здесь все свои, никто тебя не осудит, можешь назваться любым именем и сам решать, что говорить о Глубине и говорить ли вообще.
«Меня, кстати, зовут Дана, и это моё настоящее имя. Спасибо папе-славянофилу, что хоть не Макошь», — шепнула новая знакомая, сидящая рядом. Все по очереди представились, и каждый стал рассказывать свою историю о том, как вдруг начал плыть и не смог остановиться. Обстоятельства были разные: инцест, насилие в детстве, нелюбимый ребёнок, жена, ушедшая к лучшему другу, муж-алкоголик, смерть или тяжёлая болезнь близкого. Истории тоже были разные, но боль оставалась одна — ничем не заглушаемая, ноющая и высасывающая жизнь. Только плывя под водой, погружаясь в искрящийся синевой мир, эти люди были свободны. Кроме боли, было и ещё одно общее у этого странного собрания — все его участники были как родные братья и сёстры: подтянутые, точёные тела, светлая, почти прозрачная кожа, короткие стрижки и главное — холодные и глубокие, всех цветов морской воды, глаза.
Ярослав и Дана стали встречаться. Они ходили на собрания Клуба раз в неделю, молча гуляли по вечерним набережным, молча же восхищались «Девятым валом» в музее и неспешной грацией акул-молотов в океанариуме. И каждый в своей части города всё так же плыл, ныряя во всеобъемлющую глубину, тишину и спокойствие. Не было поцелуев при встрече, не отмечались праздники и не дарились подарки, никто не хотел делиться болью или разделить чужую, они жили так, будто плыли не только в бассейне, но и на суше: ни одного лишнего жеста, прикосновения или слова.
Тем летом все СМИ и городские паблики несколько дней гудели на одну тему. «Ромео и Джульетта», «великовозрастные идиоты», «это так романтично», «а о близких они подумали, твари?». Тела так и не нашли, затем в соседней стране случился политический кризис, а экраны телефонов заполонил новый видеотренд с котом в костюме пирата, и город обо всём забыл. Только случайный пьяный прохожий не прекращал рассказывать знакомым историю, как почти на рассвете парень и девушка, аккуратно сложив одежду у мостовой ограды с русалками и гиппокампами, обнажённые, совершенные, светящиеся изнутри каким-то холодным, лунным светом, взялись за руки, улыбнулись друг другу и синхронно, словно пловцы, нырнули в мутные и быстрые воды реки. О том, что через мгновение, когда, мигом протрезвев, он свесился, вглядываясь в течение, и там, куда только что упали два человека, увидел двух изящных серебристых рыб, стремительно рассекающих водную толщу, он благоразумно молчал. Мало ли что померещится с перепоя.