Жанр автофикшн сегодня не только дает возможность личного высказывания, но и становится полем для общественно-политическое разговора. О том, как это происходит и какие проблемы поднимает автофикциональная литература, задумались авторы портала The Conversation. Представляем перевод статьи о том, каким задачам сегодня может отвечать этот смелый и современный жанр.
В 2022 году Нобелевская премия по литературе досталась французской писательнице Анни Эрно, что случилось весьма своевременно.
Эрно десятилетиями писала о своем личном опыте, воплощала аспекты своей жизни в литературе и проецировала их в публичное пространство. Ее творчество представляет широкую тенденцию в мировой литературе — автофикшн.
Возможно, вы прочитали больше автофикшн, чем думаете. Может быть, вы сталкивались с такими авторами, как Карл Уве Кнаусгор, Теджу Коул, Оушен Вуонг, Крис Краус, Шейла Хети, Рэйчел Каск, Дебора Леви. Менее известны в англоязычной среде Фатима Даас, Юко Цусима и Шахриар Манданипур.
Хотя автофикшн имеет гибкое определение, его можно понимать как литературное произведение, которое изображает реальные события из жизни автора, но допускает вольности, связанные с художественной литературой. Короче говоря, автофикшн смешивает автобиографическое и вымышленное.
Тем не менее, определение жанра спорно. Некоторые авторы отказываются от этого ярлыка, включая саму Эрно, которая определяет свое «я» от первого лица как коллективное «я». Некоторые не согласны с тем, что это вообще жанр. Вместо этого они рассматривают автофикшн как способ письма — как стратегию или «линзу». Другие же заходят так далеко, что утверждают, будто все литературные произведения обязательно исходят из личного опыта.
Истоки автофикшна
Писатели давно объединяют элементы автобиографии и выдумки. Это делали, например, такие известные авторы, как Колетт, Марсель Пруст и Джек Керуак, но свои тексты они называли просто романами.
Схожие традиции появлялись и за пределами современной западной литературы. Например, в начале ХХ века в японской литературе приобрел популярность жанр сисёсэцу или «я-роман».
Хотя нечто вроде автофикшн практиковалось и раньше, термин впервые появился в 1977 году в романе Fils (название которого переводится как «Сын» и «Нити») французского писателя, литературного критика и ученого Сержа Дубровского.
На базовом уровне Дубровский определяет автофикшн как литературное произведение, в котором автор, рассказчик и главный герой имеют одно и то же имя. Но эта общая идентичность не является строго «правдивой».
Для писателей автофикшн-текстов остается важным автобиографический пакт между автором и читателем: обязательство автора автобиографического произведения рассказать правдивую историю своей реальной жизни. Автофикшн обычно открыто говорит о своем автобиографическом измерении, однако размывает границы правды и вымысла, подвергает сомнению наши представления об этих понятиях. Таким образом, жанр является экспериментальным: он исследует сложность и непоследовательность субъективности, а не стремится к строгому фактическому представлению жизни.
Гендер и интимность в центре внимания
В последние десятилетия авторы автофикшн, фокусируясь на себе, как правило, стремятся установить связь с разными социальными группами. Жанр отлично подходит для того, чтобы показать, как личное может стать политическим.
С 1990 до начала 2000 годов французские авторы-женщины начали использовать автофикшн, чтобы писать на личные темы, часто связанные с гендером, сексуальностью и другим телесным опытом, таким как расстройства пищевого поведения и насилие.
Эти тексты сегодня широко приветствуются за то, что они нарушают табу и обсуждают темы, касающиеся широкой аудитории. Например, Garçon manqué (Томбой, 2000) Нины Бурауи рассказывает о главной героине Нине, которая нарушает бинарность между мужским и женским, а также между французской и алжирской культурами. Incest («Инцест», 1999) Кристины Анго — это исповедальная история, описывающая травмирующие и сложные сексуальные отношения рассказчицы.
Тенденция в значительной степени фокусироваться на интимных и часто не поддающихся категоризации аспектах женского опыта также проявляется в англоязычных текстах. Культовый роман Крис Краус I Love Dick («Я люблю Дика», 1997) предлагает вольное изображение необузданного и неодобряемого обществом женского желания. В нем «Крис Краус, 39 лет, экспериментальный режиссер», одержимо преследует ученого по имени Дик. Ее буйные философские письма Дику подвергают сомнению то, что общество считает приемлемыми способами выражения желания и сексуальности.
Эти исповедальные, описывающие женский опыт тексты часто подвергались осуждению за «эгоцентризм» и «созерцание своего пупка». Критики, включая самого Дубровского, утверждали, что писатели извращают форму автофикшн, чересчур сосредотачиваясь на «нелитературных» темах. Это непринятие касалось даже тех авторов, которые писали новаторски. Критика возникала потому, что авторы нарушали статус-кво.
Автофикшн позволяет нам проникнуть во внутреннюю жизнь другого человека и столкнуться с мировоззрением, отличным от нашего собственного. В своей серии «живых» автобиографий британская писательница Дебора Леви утверждала, что написание текста женщиной на основе личного опыта само по себе является политическим актом. Находясь под влиянием таких писательниц, как Вирджиния Вульф и Симона де Бовуар, Леви сосредоточивает свое творчество на «мыслящем женском разуме, движущемся по миру».
От себя к коллективу
Хотя книги о жизни женщин часто рассматриваются как написанные только для женщин, они представляют отражение мира в целом. Вопросы класса, расы и пола являются личными, но они редко ограничиваются индивидуальным опытом одного человека. Таким образом, автофикшн может быть способом размышления о более широких социальных структурах.
Эрно, например, отказывается от ярлыка автофикшн именно потому, что она стремится сместить фокус с себя на коллектив. Хотя ее работы изображают то, что она называет истинами своего личного опыта, писательница считает свое «я» не единичной личностью, а скорее «трансперсональной формой». Она объясняет, что письмо — «это способ уловить в своем опыте признаки семейной, социальной или пассионарной реальности».
Одним из примеров является ее книга «Событие» (2001), которая недавно была экранизирована Одри Диван (фильм получил золото на Венецианском кинофестивале). В книге рассказывается история о незаконном аборте Эрно в начале 1960-х годов и о трудностях осуществления подобных услуг в то время. Ее опыт подчеркивает важный аспект в истории Франции, который разделяют многие женщины поколения Эрно.
Книга вызвала резонанс во всем мире и остается актуальной по сей день. Сегодня аборт легален во многих странах, но «Событие» — мощное напоминание об опасных последствиях, которые могут возникнуть из-за юридических препятствий и неравного доступа к медицине.
Недавняя литературная сенсация, Эдуард Луи, в своем дебютном романе En finir avec Eddy Bellegueule («Покончить с Эдди Белльгёлем», 2014) пишет о напряжении между квир-идентичностью и своим происхождением из рабочего класса. В романе Combats et métamorphoses d’une femme («Битвы и трансформации женщины», 2021) он переключает внимание на жизнь своей матери. Луи поясняет: те, кто находится на обочине общества, не создают литературу, а сама литература редко обращается, например, к рабочему классу или женщинам, страдающим от домашнего насилия.
Эрно и Луи — классовые перебежчики, люди, которые изменили свой социальный статус. Выходцы из рабочего класса, они достигли международного признания и занимают теперь привилегированное положение, которое позволяет их политическим идеям выходить за рамки книг и оказывать влияние на общество в целом.
Оба автора занимают активную социальную позицию, которая дает им возможность быть услышанными. На них оказали влияние социологи и философы, такие как Пьер Бурдье, Мишель Фуко и Дидье Эрибон, но вместо того, чтобы ограничиться миром книг, современные писатели активно вступили в публичный политический дискурс. Эрно и Луи прогрессивно высказываются в поддержку движений рабочего класса, таких как «желтые жилеты». Эрно является ярой сторонницей глобального движения #MeToo. Недавно оба автора приняли участие в демонстрации в поддержку экономической справедливости и действий по борьбе с изменением климата.
Разрушение категорий идентичности
Письмо на основе жизненного опыта имеет не только право на существование, но и веские причины. Например, #OwnVoices — движение, «отдающее приоритет авторам, которые разделяют маргинализированные идентичности со своими героями». Оно возникло, чтобы противостоять вредным мейнстримным представлениям.
Проблемы возникают тогда, когда редукционистское понимание идентичности формирует общественные ожидания и восприятие автора. Показательный пример — освещение в СМИ дебютного романа французско-алжирской писательницы Фатимы Даас La Petite Dernière («Последний», 2020). В этом автофикциональном произведении автор и рассказчик имеют одинаковое имя, происхождение, сексуальную идентичность и религиозные убеждения. Но имя «Фатима Даас» — это псевдоним. Роман выстраивает множественную — и на первый взгляд противоречивую — идентичность с помощью лирических виньеток. Нарушение автобиографического пакта — это способ для Даас предвосхитить и отвергнуть «подлинную» идентичность, которую читатели могут ожидать от нее.
Несмотря на это, Даас описала давящее внимание к своей идентичности как мусульманки и лесбиянки. Интервьюеры просили ее объяснить, как она примиряет сексуальность и веру. Пресса навешивала ярлыки на Даас. Комментаторы пытались определить автора через те самые стереотипы, которые описывает ее текст. Они увидели в книге опыт конкретной женщины, а не литературное произведение, которое говорит об универсальных темах, таких как любовь, дом, принадлежность и вера.
Западные литературные стандарты исторически позиционировали в качестве нормы европейский мужской авторский голос. Писатели, которые отклоняются от этого, как это делает Даас, могут быть восприняты не как литераторы, а как авторы автобиографии и носители конкретного опыта.
Автофикшн сам по себе не является нейтральным и освобождающим. Тем не менее, такой подход к письму, каким бы спорным он ни был, позволяет некоторым авторам постепенно менять сдерживающие нормы.
Вьетнамско-американский поэт Оушен Вуонг может быть хорошим примером. В работе над своим дебютным романом On Earth We’re Briefly Gorgeous («Лишь краткий миг земной мы все прекрасны», 2019) он хотел как заострить внимание на автобиографическом прочтении, так и отойти от него. Одновременно придать глубину реальным жизненным историям, игнорируемым литературным мейнстримом, и сохранить свою свободу как автора.
История состоит из серии личных и поэтических писем от главного героя к своей матери Роуз. Книга определена как роман, и письма, очевидно, являются вымыслом. Тем не менее, читатель может легко увидеть сходство между Вуонгом и его рассказчиком: у обоих родители-иммигранты, они вьетнамско-американцы, геи, выросли в Коннектикуте.
Вуонг пишет на основе собственного жизненного опыта, стремясь разрушить стереотипы об американской мужественности, квирности и семьях иммигрантов. Он также предлагает читателям подвергнуть сомнению истории, которые мы рассказываем о себе. Что мы раскрываем, а что опускаем? Какие языки мы используем? С кем и для кого мы говорим?
Автофикшн процветает в изменчивости, странности и множественности. Эксперименты с написанием текстов о себе могут позволить авторам отказаться от понятия единой подлинной идентичности. Разнообразные повествовательные «я» помогут переосмыслить доминирующие способы письма и изменить опыт, который общество считает универсальным.
Как жанр или способ письма, автофикшн трудно определить, но в этом его достоинство — он добавляет глубину нашему пониманию отношений между самим собой и обществом. Люди сложны, и автофикшн тоже. Помещая себя в центр литературного произведения, авторы могут исследовать многочисленные грани опыта и предлагать субъективные «истины».