Сейчас мне кажется, что всё пошло наперекосяк именно с десятки. Глупо, конечно.
С этой десятки наша история и началась. В серой ладе она появилась первой, уютно осела в глубине бардачка — напротив пассажирского, растянулась там, и иногда, когда я задевала рычажок защелкивающегося механизма при езде, выпадала мне на коленки, будто ластилась.
Я хорошо помню, откуда десятка взялась, ведь виновницей её появления стала я сама. Март в тот год выдался неприлично морозным, мне хотелось смотреть на пушистые шарики мимозы в вазе и слушать звенящую капель, а вместо этого я видела покрытые инеем косматые брови продавщиц, накрывающих растения брезентом, и столбенела от их быстрых — видимо, чтобы мороз залетел в рот, — нецензурных реплик. Мат на рынке стоял отборный. Еще бы. Стоять под открытым небом в цветочных рядах в любую погоду — профессия, стирающая тонкость натуры.
Мне, как назло, именно в эти минус десять нужны были цветы. Ботфорты на танкетке, последний писк моды, разъезжались на ледяных тропках между рядами, так что я чувствовала себя северным оленем, выпущенным на каток. Цвет копыт — коричневый — совпадал.
Макс в этот день покупал тюльпаны для мамы и младшей сестры. Я больно шлепнулась задом на лёд перед ним, со стороны это, пожалуй, должно было казаться довольно забавным — но он не засмеялся. Опешил. После, подал мне руку, помог подняться и с таким напором начал отряхивать дубленку от снега, что нам обоим стало неловко.
Я собиралась ковырять дальше.
— Девушка, вас подвезти?
Соглашаться было неприлично, а отказываться глупо. Я выбрала второе.
В серой ладе было тепло. Макс доверительно сообщил, что это машина отца, но по особым случаям он даёт её выгуливать. Похоже, одним таким большим случаем и стал наш роман. Ехать было в одну сторону — оказалось, что мы живем на соседних улицах и наши дома разделяет только шумный проспект, на котором стоит вечная пробка.
В пробке я открыла кошелек, извлекла из него самую мелкую купюру и нацарапала на ней свой номер. Сложила пополам. Выходя из машины, у дома, протянула ему эту купюру — десятку. Мне понравилось смотреть, как на лице Макса проступило сначала недоумение, а после, когда он развернул купюру, — счастливое понимание. С десяткой мы больше не расставались, как и друг с другом.
Вторым появился каштанчик.
Был май — зеленый и нежный, как наши отношения. Мы приехали к центральному парку культуры и отдыха. Макс бросил ладу за ржавеющими воротами, и дальше мы шли пешком. Мимо пробегали дети с розовой сахарной ватой. Воздух казался сладким — то ли от ваты, то ли от цветов.
— Красивые, — мы остановились у сиреневого куста. Я разглядывала соцветия.
— Замышляешь кражу? — Макс смотрел на меня с хитрецой в глазах.
— Нет, ты что, не надо. Жалко! Просто день такой хороший. Было бы здорово оставить что-то на память. Но сирень срезанная долго не живет.
— На память? Легко! — Макс наклонился и внезапно поднял с земли каштанчик. Старый, гладкий, коричневый — прошлогодний.
— Ух ты! И как он здесь оказался? — я крутила находку в руках.
— Тебя ждал, — Макс улыбнулся и притянул меня к себе. Каштанчик я спрятала в карман юбки, а позже переселила в бардачок. Странно, но мне казалось теперь — он весь пахнет сиренью и этим маем.
Прилипала появился в этой компании последним и будто бы сам по себе.
Уродливый неопознанный чудик на присоске украшал бампер лады. Ядовито-зеленое пятно на ножке врезалось в глаза еще от подъезда. В небе поднимался рассвет, а я в то утро была не в духе.
— Это что за зверь?
— Прилипала, — ответил Макс.
— И что он здесь делает?
— Как что. Прилипает, — и хохотнул. Глупо хохотнул, похмельно, непривычно.
Мне захотелось отправить уродца с капота в полет в ближайшую урну. То ли это чудо-юдо меня раздражало, то ли сама ситуация. Уже июнь, мы в первый раз засиделись у друзей Макса — я не пришлась им по вкусу, впрочем, они мне тоже. Бывшие одноклассники, люди, отношения с которыми, на мой взгляд, рвать лучше быстро и сразу после школы. Получилась ночь, наполненная глупыми разговорами на темы давно минувших дней, настойчивые их уговоры выпить, в которых Макс в итоге проиграл. А ведь за рулем он никогда не пьет! Еще эта блондинка Катя и намеки на их школьную влюбленность, последний вальс, её томные взгляды на Макса — моего Макса.
Конечно, я рассердилась. Мой Макс, интеллигентный, даже немного робкий, в обычной жизни был совсем не таким как сегодня. Не таким как эти люди.
«Быдло», — слово хотелось выплюнуть на асфальт, но оно застревало в горле.
— Подожди, не бросай его, — Макс, словно угадав мои намерения, аккуратно снял прилипалу с капота. — Не бросай его, он хороший. У меня таких сестра собирает. И меня тоже не бросай, — подошел и уткнулся в плечо.
Мне сразу расхотелось быть злой.
— Отвезешь меня домой?
— Конечно, а этот, — Макс сжал игрушку в ладони, — пусть с нами. Будет талисманом. От зеленой ревности.
Так всё и решилось. Каштанчик, прилипала и десятка стали жить вместе в бардачке, как будто охраняя наше счастье. Теперь, садясь в машину, я первым делом производила пересчет: раз, два, три — все наши на месте. Можно ехать.
В сентябре десятка пропала. Я провела ладонью внутри бардачка и не нашла её. Внутри неприятно кольнуло.
— Макс? — вопросительно вздернула бровь.
Он не услышал. На телефоне была открыта игра, перекатывание шариков в колбочки отвлекало от мира.
— Макс, десятки нет, — повторила я уже громче.
— А, — наконец-то реакция. — Да отец брал машину, в выходные на дачу ездил, походу, нужна была мелочь на заправке, — отмахнулся равнодушно, не глядя в глаза.
Я жутко расстроилась, но вида не подала. Внутри поселился червячок сомнения.
Уже вечером в соседнем супермаркете я встретила отца Макса. Приятный, нестарый мужчина, мы всегда здоровались.
— Василий Петрович, а как там дача? Много урожая привезли?
— Так не были ж уже две недели, Мариночка. Только вернулся из командировки. Вот, на будущих выходных поеду проверять, яблок привезу! Приходи — угостим ведерочком.
И пропустил меня вперед на кассе, очень интеллигентно так. По-отечески.
Я до сих пор не знаю, что же случилось с десяткой. Может быть, это сам Макс её разменял или отдал на сдачу? Может быть, чужие коленки, как часто мои, толкнули при езде, раскрыли бардачок, и она выскочила — только в этот раз её никто не стал поднимать? Может быть, Макс подвозил своих дурацких друзей — а им не хватило на пиво?
Единственное, что я знаю — в тот день Макс мне соврал. А дальше уже всё пошло наперекосяк.
Глупо наделять вещи волшебными свойствами, считая, что именно от них зависят те или иные события в нашей жизни, правда? Очень глупо. Но как же еще я могу объяснить произошедшее? Не мог же он меня просто разлюбить?