— Понимаешь, — говорит Макс, встряхивая на ходу буйной своей гривой, — я тогда реально спать боялся с ней в одной квартире. Думал, хорошо еще у нас топора дома нет, а то ведь точно ляжешь и не проснешься уже! Ругались мы — ужас. А разводиться не вариант. По официальному если — это ж убиться, состаришься, пока все комиссии пройдешь. Лекции эти, терапия, полгода на примирение — ну чего я тебе объясняю. Да и невыгодно страшно, налоги одиноким сам знаешь какие. Завлабом мне тоже тогда не стать, и Катьке по службе нехорошо… В общем, такая была ситуация, на что угодно уже готовы были, ну я так точно.
— Да ладно заливать! Чтоб Катька и топор? — Я качаю головой, но в глазах у Макса появляется что-то такое, что на минуту я выхожу из роли и верю. Очень даже верю. Он отворачивается и говорит как-то сухо:
— Ты не понимаешь.
Я понимаю лучше, чем Макс может себе представить. Но рассказывать об этом незачем, и уж особенно ему. Впрочем, Макс не может предаваться депрессии дольше пяти шагов. Он вскидывает голову и продолжает с энтузиазмом, который меня всегда немного пугал:
— Ну вот, мы с Катюхой вместе и придумали — чтобы, значит, жить нормально и не ссориться. Катька, знаешь, весьма разумная женщина, не чуждый науке человек, хоть и лаборантка простая. Я всегда говорил: найди хорошего лаборанта — академиком станешь. — Макс жизнерадостно улыбается во все свои тридцать, или сколько у него там осталось зубов.
Ловко подпрыгнув, он иноходью огибает лужу и принимается рассказывать в деталях. Когда Макс увлекается объяснениями, он всегда растопыривает перед собой пальцы, будто натягивая невидимые веревочки — помнится, была у нас в детстве такая игра, как же она называлась? Колыбель для кошки? Странное какое-то название.
— Знаешь, это, на самом деле, отлаженная технология — ментальное управление, его в восстановительной медицине применяют уже. Мысленную команду подаешь — и прям в распознаватель, а? Каково? Электроды подшить — раз плюнуть, проще, чем тату набить. И блочок управления малюсенький, это тебе не первое поколение, когда его на тележке возили. Катька сразу на шею повесила, а я на часах под циферблат подклеил, но только натирать потом стало, тогда тоже вон сделал себе. — Макс выдергивает из-за ворота цепочку с небольшой подвеской вроде армейского жетона.
— Там команды очень простые, им бессловесных обучают — ну, у кого речи нет и движений. Ментальный интерфейс. Базовое: повтор, отмена, сильнее, слабее, да, нет, а потом комбинации идут, довольно сложные конструкции можно построить. Но нам ничего такого особенного и не понадобилось. Самая хитрость была — два контура в кольцо замкнуть, чтоб, значит, друг другу прямо в мозги.
Макс вскидывается и, замедляя шаги, ловит мой взгляд.
— Это все, конечно, суперсекретно и ужасно незаконно. — Он подмигивает мне, и лицо у него делается, как у мальчишки, стащившего из магазина пару шоколадок. — Для гражданского использования мы еще даже до испытаний на добровольцах не дошли. А уж такой вот, — Макс усмехается, — многопользовательский режим… Там комиссию по этике инфаркт хватит в полном составе!
Я понимающе киваю.
— Тебе страшно не было?
Глупый вопрос. Макс не из тех, кому бывает — не так у него устроены мозги.
— Что нас поймают? Да ну ты что! У них на глазах можно китайцам слона продать, никто и не заметит.
Вот. Я же говорил — не так у него мышление работает. И воображение тоже.
— А ощущения?
— Ну, как… Непривычно сначала. Мы, знаешь, простую вещь совсем сделали, но очень эффективно оказалось. Как начинается ссора, как лишнего сказал — р-р-раз, и на две фразы назад откатываешь. Стиралочку такую. Просто переформулируешь или, там, повторяешь последнее, что было еще нормальным, и так его мысленно другому подталкиваешь — приноровиться надо, конечно, чтоб четкая доминанта формировалась. Оно тогда… как тебе описать… ну как бы затирает у реципиента хвост потока и поверх перезаписывает, понимаешь?
Мы садимся на лавочку у воды. Ветер гладит реку против шерсти, ерошит ее зябкую рябь, налепляет на нее неряшливо-желтых листьев, бумажек и прочей ерунды. К берегу жмутся две толстые неспешные утки, копошатся, ныряют, выставляя поплавками короткие хвосты.
— Еще мы стоп-слово сделали. — Макс тоже ежится, засовывает руки в карманы. — Ну, типа, если ты чем недоволен прям сильно, даешь такое четкое «стоп».
Вот с этого места мне по-настоящему интересно. Я смотрю на него внимательно, но как бы вскользь — знаете, так, как будто бы мимо. Будто на самом деле ты наблюдаешь, как утки продолжают застарелый спор, недовольно покрякивая друг на друга.
— Там, конечно, с контуром обратной связи повозиться пришлось. — Макс чертит воздух и явно видит перед собой не уток, а свои бесчисленные ментальные схемы. — Ну и все равно, конечно, это же не приказ. Волевые центры не задействованы вообще. Там даже толком энергии на доминанту у реципиента не хватает, чтоб насытить. Но проводимость увеличивается в достаточной мере. В общем, в итоге неплохо получилось, я считаю! — Глаза его горят слегка безумной гордостью.
— А потом я подумал… — Макс понижает голос, и я целиком превращаюсь в слух. Я даже, кажется, не дышу. — Если понизить интенсивность сигнала, но увеличить когерентность, убрать шумы. Как тонко направленный луч, понимаешь?
— А как ты шумы уберешь? — Мне и в самом деле интересно. Вот где настоящее золотое дно, если только Макс придумал что-то стоящее.
— Ну, я пробовал, конечно, тренироваться, четче делать посыл. Там, сконцентрироваться, расслабиться, альфа-волны — но это все не то. А потом понял: чего я фигней страдаю? У меня ж допуск есть. Быстренько на самом себе все поснимал, выделил сигнал, почистил — дело нехитрое. Четкость получилась — залюбуешься! И с передатчиком своим я поколдовал, загнал туда мой образец и сделал петлевую схему. Такая, понимаешь, мысленная кнопочка — ты ее как бы жмешь, а передатчик передает не то что ты скомандовал, а то, что у него там запрограммировано. Просто, как и все гениальное!
— И чем же оно гениально?
— Ну как? — Макс лукаво улыбается, страшно довольный. — Интенсивность сигнала можно снизить ниже порога сознания. А четкость останется достаточной. Я так Катьку от ее музона отучил — ты бы знал, как у меня этот джаз ее в печенках сидел. А тут красота: кнопочку жмешь каждый раз — нет, нет, нет. Сознание ее эти сигналы не ловит. А мозг-то на форму кривой уже натренирован — получается такое стоп-стоп-стоп под порогом слышимости. И работает!
Из-за низких туч на минуту проглядывает белесый луч. Макс жмурится на солнце, замерев, совсем как селезень, распушивший перья у кромки воды.
— Ты не представляешь, такая тишь и благодать у нас с ней настала… Медовый месяц прям, даже лучше! Я, наверное, в жизни так хорошо не жил.
Я хлопаю его по плечу:
— Ну ты молоток вообще. Голова! Пойдем по пивку, что ли? Или вот что — ты в выходные свободен? Может, забуримся с ребятами на рыбалку, как в оны времена?
Макс улыбается снова, теперь слегка виновато, и поднимается со скамейки.
— Да нет, слушай… Я, знаешь, как-то разлюбил это дело. Вы лучше без меня.
— Ну ладно. — Я гляжу на него с доброй насмешкой. — Бывай тогда, молодожен!
Мы расходимся: Макс домой, а я вместо пива иду пить чай с Катей. Она умная женщина, в этом Макс прав. И нам есть что обсудить. Первые пробы нашей схемы дают явный успех, но всегда ведь хочется двигаться дальше. Тем более что у меня как раз появилась пара идей.