Летом 2022 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в мастерскую Игоря Мокина «Как переводить нон-фикшн».
Конкурсное задание
Перевести небольшой текст.
Ada Palmer
Vasari, the Palazzo Vecchio and the History of Florence
Once upon a time the Roman Empire ended, and with it the network of roads and trade and safety that had strung cities together into a web of economy and culture. Small, unsteady kingdoms followed, but in Northern Italy at least, while cities formally passed from prince to distant prince, the absence of real central infrastructure and enforcement left them virtually alone. Italy’s cities became citystates, ruled by remote powers, pope or Emperor, in name only, while in reality they governed themselves, walled islands of population and production, independent and, at first at least, many republican. They had Rome as their model, an elite voting population and elected offices, not quite the same as the old republic but close enough to breed patriots as proud as Cicero. But these little city republics, like Rome’s, weren’t stable. Faction fighting bred civil war, brought on partly by ambitious families but more often by that Hobbesian principle that anyone powerful or rich enough to be envied by his neighbors can never sleep safe at night until he has deprived said neighbors (through subjugation or execution) of the ability to kill him in his sleep. Winners became rulers and one-by-one the city republics became the seats of lords and dukes and counts and other-titled princes. (This is all oversimplified, of course, but the romantic narrative is more important than the gritty details when our purpose is to understand what the Palazzo Vecchio means as a symbol of what was.)
Florence held out longest of the great cities (excepting Venice; we must in all things except Venice, since Venice is that special), Florence the stubborn, free, fractious, strange Republic. Over and over it nearly fell, as ambitious nobles and entrenched vendettas (think Montagues and Capulets) made the streets stream with blood and the road with exiles, Dante among them. From a pure body-count perspective there is no way around admitting that the surrounding cities that did turn to monarchies were better off, stable, efficient, comparatively immune to faction fighting, but free Florentines would never sacrifice liberty and dignity for ease and calm—and this includes the vast, disenfranchised majority who were not members of the voting elite but still took pride in their Republic.
After one near-tyrant too many, the Florentines decided to create a system of government which could never, ever let anyone gain enough power to take over, and so conceived the Signoria, a system so bizarre that if someone made it up in fiction no reader would think it plausible. The Florentines had long since exiled, killed or at least banned from government all their nobility. The private towers of the powerful families, which had once turned Florence into a forest of tiny battle-ready fortresses, were knocked down, their palaces burned, and a new law forbid any private citizen from building tall towers which could be used as private forts to defend elite families as their goons battled in the streets below. What remained as the elite were members of the merchant guilds, the great trade families who controlled cloth production, oil, wine, medicine, bureaucracy and, that great Italian invention, banking.
Мария Якушева
Ада Палмер
Коридор Вазари, Палаццо Веккьо и история Флоренции
Когда-то давным-давно прекратила свое существование Римская империя, а вместе с ней — и сеть дорог для путешественников, торговых караванов и войск, соединявшая города империи в единый организм с хозяйственными и культурными связями. На смену империи пришла череда маленьких неустойчивых королевств, однако по крайней мере в Северной Италии, хотя формально города и переходили от одного князя к другому, из-за отсутствия действующей централизованной инфраструктуры и вертикали власти они фактически были автономными. Города Италии стали городами-государствами, которыми номинально правили далекие князья, папа или император, однако же в действительности они представляли собой независимые, самоуправляемые, укрепленные поселения с развитым производством, часто — по крайней мере изначально — имевшие форму республик. Они многое унаследовали от Рима, например, право голоса для привилегированных групп населения и выборные должности, что повторяло бывшую республику не в точности, но в достаточной степени, чтобы порождать таких же, как Цицерон, гордых патриотов. Вместе с тем эти маленькие города-республики, так же, как и Рим, существовали в условиях нестабильности. Борьба политических группировок приводила к гражданским войнам, отчасти из-за честолюбия знатных семей, но еще чаще в силу действия принципа Томаса Гоббса, согласно которому любой человек, достаточно могущественный или богатый, чтобы ему завидовали соседи, не может спокойно спать по ночам, пока не лишит этих соседей (путем подчинения или казни) возможности убить его во сне. Победители получали статус правителей, и один за другим города-республики становились резиденциями владык, герцогов, графов и прочих видов титулованных государей. (Конечно, это слишком упрощенно, однако, если наша цель — понять, какую роль играет Палаццо Веккьо в качестве символа истории, художественная канва повествования берет верх над сухими деталями.)
Дольше всех великих городов удерживала позиции Флоренция (за исключением Венеции; Венеция будет исключением во всех примерах — настолько она уникальна) — непокорная, свободная, непостоянная, необыкновенная Флорентийская республика. Не раз ее существование было под угрозой, так как честолюбие знати и традиция вендетты (вспомните Монтекки и Капулетти) приводили к ожесточенному кровопролитию на городских улицах и отправляли в изгнание сотни жителей, среди которых был и Данте. Даже если просто подсчитать людские потери, нельзя не признать, что близлежащие города, где всё же установилась монархия, были богаче, спокойнее, продуктивнее, почти не страдали от борьбы группировок, но свободные флорентийцы никогда бы не пожертвовали возможностью волеизъявления и достоинством ради легкости и спокойствия, это касалось в том числе абсолютного большинства жителей, которые были лишены гражданских прав, не имели привилегии права голоса, но все равно гордилось своей республикой.
После избавления города от власти человека, известного своими тираническими наклонностями, флорентийцы решили создать такую систему правления, которая никогда и никому не позволила бы сосредоточить всю власть в одних руках, и так возникла синьория — система настолько причудливая, что, будь она частью сюжета книги, любой читатель усомнился бы в ее правдоподобности. С тех пор флорентийцы изгнали, убили или по крайней мере отстранили от власти всех представителей знати. Принадлежавшие влиятельным семьям башни, благодаря которым город некогда был похож на лес из крошечных, готовых к обороне крепостей, были снесены, дворцы сожжены, а новый закон запрещал частным лицам возводить высокие крепости, где могли бы укрываться богатые семьи, пока их наемники сражаются на улицах города под стенами башни. Привилегированное положение теперь сохранялось за членами торговых гильдий, знаменитыми купеческими семьями, которые контролировали производство тканей, масла, вина, лекарств, административные структуры и банки — великое итальянское изобретение.