1.
Первый день моего настоящего тура.
Вчера в поезде я не спала всю ночь.
Паша вставил беруши и сразу отрубился.
Я ворочалась из стороны в сторону.
Сет начнется через пять минут.
Я готова.
Я смогу.
Когда зал взрывается хохотом, я чувствую себя умной.
Желанной.
Высшей.
Сексуальной.
Я отдергиваю пыльные занавески и выхожу на сцену.
Здесь моя первая остановка.
Приготовьтесь, ребята, я тут надолго.
Первая шутка в микрофон.
Первый смех.
Я чувствую власть.
Они мои.
2.
Автобус все. Я тоже.
Жопа прилипла к сиденью. Потрясающе фатальная череда обстоятельств привела нас в раздолбанный икарус, где не работал кондиционер (сюрприз). Кое-как барахтаясь, он проехал штук 30 серых деревень с тусклыми наличниками и бабушками в приросших платочках. Не успел доехать до 31 деревни, как что-то в организме нашего железного батона полетело. Тайм-аут. +37 градусов.
Паша решил поиграть в мужика и пошел помогать водителю разбираться с двигателем. Или со свечами. Или с колодками. У автобуса вообще есть колодки? Не знаю. Паша тоже не знает, я уверена.
Кажется, мы встали в чистом поле. Очень жарко, очень яркое солнце. Зеленый просто протыкал глаза своими изумрудными шипами, а синь неба их не сосала, а высасывала. C вами был мастер хитровывернутых эпитетов.
Хорошие новости: в поле видно небольшой водоем, окруженный деревьями. Плохие новости: импровизированный оазис охраняло целое стадо каких-то парнокопытных. Вроде, коров, не быков.
Надо набрать нашу с Пашей бутылку воды. Идти до пруда метров 400. Солнце жгло мне глаза, голова начала немного кружиться.
Я подобралась поближе к ручейку, неловко встала на два маленьких бережка и подставила бутылку. Коровы на меня неодобрительно посмотрели.
А потом земля ушла у меня из-под ног. Буквально.
Бережок обвалился, и я рухнула в воду по пояс. Ноги увязли в грязи на дне, и у меня не получалось быстро встать. Коровы оголили рога и воинственно направились в мою сторону. Я смогла подняться на ноги и потрусила в сторону автобуса.
Водитель и Паша побежали ко мне навстречу, крича коровам что-то грозное. Не знаю, что, но коровам это показалось убедительным, и они вернулись на водопой.
Паша согнулся пополам — одновременно его переполнили смех и одышка.
— Ну что, искупалась с телочками?
— Не смешно! Я чуть не умерла! Придурок!
Я начала лупить Пашу кулаками по плечу.
Все время до починки автобуса я ныла, что это худший день моей жизни, что мне мокро, холодно и что я чуть не умерла. Паша продолжал усмехаться.
Внезапно я поняла, что у меня выстроилась почти готовая история.
Мы наконец сели в автобус. Я прижала лоб к стеклу и улыбнулась. Жара сменилась проливным дождем.
Сегодня был хороший день. И он даст мне хороший материал.
3.
— Я все равно не понимаю, как ты продолжаешь после таких кейсов.
— *неразборчиво*.
— Надя, перед каждым выступлением ты глушишь стакан виски, а после — валяешься и рыдаешь, как сучка, а я укрываю тебя пледом и говорю, что все будет хорошо. Я не понимаю, зачем так себя насиловать? Тебе самой не надоело?
— Если ты этого не понимаешь, я тебе не смогу объяснить.
Нам опять дали одну двуспальную вместо двух односпальных. В очередном клоповнике решили, что мы пара, и сказали, что нет свободных номеров. Есть у них свободные номера. Им просто лень своими клешнями пару клавиш в компе нажать. Чертовы раки.
Мы никогда не были парой: несколько раз после пьяных дней рождения не считаются. Между нами всегда была полнейшая антихимия по части романтики. А может, и по части работы.
Я лежала на своей стороне и смотрела в потолок, заложив руки за голову. Паша смотрел на меня, подперев ухо одной рукой. Если мы и пара, то пара идиотов, решивших совершить приключение своей жизни. Давай, поедем. Когда у нас еще будет такой шанс, давай, будет прикольно. Паша мечтал стать концертным менеджером музыкальных групп или как это называлось, поэтому был рад потренироваться на мне как на кошке.
Но сегодня кошка с треском провалилась. К несчастью, не со сцены. Тогда бы зал просто меня не видел — а они видели, реагировали, и еще как. Сегодня в зале был хеклер — это такая мразота, кричит свои комментарии, чтобы выбить тебя из колеи. Сегодня какой-то урод крикнул: «Ты пока это говно писала, такую жопу наела?» На долю секунды я растерялась, а зал уже улюлюкал и поддерживал хеклера. Я выдержала паузу и продолжила выступление. А должна была поставить его на место. Должна была, иначе бы он продолжил. Но он почему-то не продолжил.
— Паша, а почему он больше не перебивал? Ты ему что-то сделал, да?
— Я подошел и популярно объяснил, что так вести себя нехорошо.
— Ты ЧТО сделал? — я рывком села на кровати.
— Я просто немного помог.
— Ты не помог, это называется дискредитация. Я — комик, и у меня все должно быть под контролем. Мне не надо, чтобы мамочка бегала за мной и успокаивала особо активных мудаков. Я должна показать, что я тут умнее всех!
Паша вздохнул, подсел ко мне и приобнял за плечо. Я пыталась вырваться, но он прижал меня еще крепче и сказал дышать.
Я не знаю, сколько мы так сидели. Дышали.
Но мне полегчало.
4.
Еще не все зрители разошлись после выступления. Сегодня был очень удачный сет. Мы решили это немного отметить, пока ждали трансфер.
Паша был в игривом настроении. Он приподнял стакан, как бы приветствуя пару за соседним столом. Девушка в длинной юбке несмело улыбнулась и тут же покосилась на своего спутника. Он в свою очередь грубо посмотрел на Пашу:
— Что ты мне тут улыбаешься?
— Я желаю вам и вашей очаровательной спутнице приятного вечера. Вам понравилось представление, сударь?
— Нет. Тупые бабы не могут в юмор.
— Сережа, пожалуйста… Нам очень понравилось выступление, спасибо огромное!
— Анька, говори за себя, это ты меня сюда притащила, и это тебе понравилось. Три недели меня умоляла. Если бы я знал, что это такое говно, то отбил бы тебе все желание по таким местам шляться.
Пока Паша собирался с мыслями, Анька вступилась за себя сама:
— Да, мне понравилось. Даже очень. Я и сама хочу заниматься стендапом.
— Чем???
Муж схватил Аньку за руку. Девушка едва заметно напряглась и стиснула зубы. Мы с Пашей переглянулись.
Сережа сказал Аньке что-то неразборчивое, и они начали одеваться. Я шепнула свою идею Паше, он молча кивнул и побежал их останавливать. Я тем временем быстро нагуглила нужную мне информацию и записала ее на салфетке. На самом выходе я успела их поймать.
— Анна! Если вам правда интересен стендап, то вот мой номер. Напишите мне как-нибудь, пообщаемся.
Я протянула ей салфетку. Не успела Анька ее взять, как муж выхватил салфетку из моей руки и демонстративно порвал. После этого пара вышла на улицу.
Паша проводил их взглядом.
— Так что я положил ей в карман?
— Телефон доверия для жертв домашнего насилия. И твой телеграм, на всякий случай.
— Мой?!
— Я же сама себе не пишу, бестолочь. Я только твой и помню.
— Надеюсь, она им позвонит.
— Я тоже надеюсь.
5.
Последняя остановка.
Ночью с Надей опять случился «творческий кризис». Она повторяла, что из нее никогда не получится путного комика, я отвечал своими дежурными фразами. Конечно, их не хватило. Надя обняла себя руками и бесконечно проводила ладонью от мочки уха до конца плеча. Редкие слезы капали в полуоткрытый рот. Я открыл в электронной книге эссе Ролана Барта и принялся ждать. Через некоторое время Надя скрылась в душе и провела там почти 40 минут. Вышла она с сухой головой и блестящими глазами:
— Паша, кажется, придумала новую шутку.
Очень хорошо.
***
На следующий день перед концертом Надя завалила меня вопросами:
— Паша, а что ты сделаешь первым делом, когда мы вернемся домой?
Мы не были дома почти два месяца. Первым делом я открою свой домашний бар, смешаю себе «белого русского» и выпью за упокой всех творческих душ.
— Выпью.
Надя посмотрела в зеркало и начала подкрашивать губы.
— Паша, а ты когда-нибудь хотел выступать сам?
Приплыли. Два месяца мы прожили без этого вопроса, и вдруг в Наденьке проснулась эмпатия.
— Хотел. Но недолго.
Она обернулась на меня.
— Ты выступал со стендапами?
— Было дело.
— Почему ты бросил?
— Каждый должен заниматься своим делом. У меня не пошло, я начал искать дальше. Решил попробовать сводить людей, которым есть что сказать, с теми, кто готов слушать.
— Как это — не пошло?
Я закатил глаза.
— Тебе не понять, Надя. Мне было сложно писать, я никогда не мог найти тему. А еще я испугался ответственности.
— Что значит мне не понять? Какой ответственности?
— Перед зрителем. Я начал бояться, вдруг я скажу что-то не то, что обижу своими словами.
— А я, значит, не боюсь?
Я попытался донести, что ей не понять, потому что она никогда не пишет материал, он из нее просто выходит — и за последствиями бывает сложно уследить. Надя не понимала, что я имею в виду. Завязалась перепалка. На сцену она опоздала на 15 минут.
Это был фееричный сет, один из ее лучших. Ближе к концу Надя начала импровизировать — она переврала, перепридумала наш диалог и проехалась по таким, как я — по тем, кто не может найти свое место. Каждый должен заниматься своим делом. Получилось очень хлестко и даже жестоко. Но очень смешно.
На следующий день, когда мы еще были в дороге, организаторы прислали новость городского масштаба: 18-летнюю девочку со вскрытыми венами отвезли на скорой, сейчас она в реанимации. Я молча передал Наде текст новости:
«Среди вещей девушки был найден билет на вчерашний стендап-концерт Надежды Лазуриной, московского комика, и записка. Ее содержание не разглашается».
Остаток дороги Надя пролежала лицом к стене. Я вспомнил нашу первую ночь в поезде. Надя постоянно ворочалась, и мне пришлось надеть беруши. В ту ночь я так и не заснул.
Я написал организаторам, и они сообщили мне текст записки — в небольших городах нет места большим секретам:
«Каждый должен заниматься своим делом. Но что, если твоего дела просто не существует? Что, если тебя не существует?»
Я не стал показывать Наде содержание записки. Ей еще выступать.
Но без меня.