Муха нервным стаккато билась под потолком. Рыжая, с россыпью бледных веснушек, выпускница музыкальной школы номер 6 города N Рита Зырянова навытяжку стояла перед экзаменационной комиссией, с тоской поглядывая в окно. Сквозь открытые окна в комнату просачивался влажный, предгрозовой, пахнущий сиренью и надеждой на лучшую жизнь июньский день. Зырянова нервно постукивала смычком по носку лаковой туфли, кончики рыжего хвоста подрагивали в такт.
Все были в сборе — ждали только председателя комиссии и директора школы Варвару Александровну Кругликову. Но она в день госэкзамена как сквозь землю провалилась.
В аудиторию запыхавшись вбежала секретарша Варвары Александровны Верочка и зачастила:
— Домой звонила — никто не берет, мужу звонила — не в курсе, говорит, ушла утром на работу, мобильный вне зоны доступа. Еще, может, кому позвонить?
— Идите, Верочка, разберемся, пока больше никому не звоните, — устало проговорила статная дама в седых буклях, заместитель директора Аделаида Петровна. — Господи, неужели опять у Варвары началось, — пробормотала она куда-то в сторону. — Ладно, ждем пять минут и, если что, начинаем без нее!
Варвара Александровна Кругликова, прозванная учениками Варвара-Контрабас за монументальность фигуры и низкий тембр голоса, от которого в страхе и почтении замирали мухи в полете, была директором музыкальной школы, заслуженным учителем и даже районным депутатом. Ее ученики исправно завоевывали призы на всевозможных музыкальных конкурсах. Про Варвару Александровну печатали статьи в местной газете, а один раз ее даже показали по центральному телевидению. Губернатор, тоже бывший ученик, кстати, присылал ей цветы на день рождения. Благополучие Варвары Александровны было пышным и благоухающим, как букет июньских пионов. Но иногда, летом, накануне экзаменов и заключительных концертов в музыкальной школе, печаль покрывала незамутненное обычно никакими сомнениями чело заслуженного учителя и районного депутата, и Варвара куда-то исчезала. Исчезла и сегодня.
Часы показывали без пяти десять. Где-то наверху с тяжелым грохотом хлопнула дверь. Вода в графине качнулась легкой волной. Рита вздрогнула и выронила смычок.
— Зырянова, сосредоточьтесь, вы на экзамене, — прикрикнула Аделаида Петровна. — Настраивайте инструмент, начинаем через пять минут!
Бледная Рита еще раз с тоской посмотрела в окно и завозила смычком.
— Крейцер, — наконец выкрикнула она, отчаянно взмахивая смычком, как рапирой, — этюд номер пять.
— Прекрасный выбор, Зырянова. Коллеги, простите, задержалась. — Монументально-безупречная Варвара Александровна, поправляя накрахмаленные манжеты, уже заходила в аудиторию. — Маргарита, начинайте!
Рита взмахнула смычком. Муха предусмотрительно вылетела в окно.
Неловкую тишину после Ритиной игры первой нарушила Варвара Александровна.
— Спасибо, Зырянова. Вы старались. Любая попытка, безусловно, достойна уважения. «Три». — Директор уже открывала ведомость. — Оценку в зачетной книжке вы получите по завершении экзамена после того, как мы всех прослушаем. Спасибо, вы свободны!
— Варвара Александровна… — Губы у Риты задрожали, и веснушки запрыгали по лицу. — Мне нельзя «три», ну никак просто.
— Зырянова, «три» — это удовлетворительно, государство и музыкальная школа в нашем лице удовлетворены. — Варвара Александровна смахнула несуществующую пылинку с рукава. — Следующий!
— Да вы не поняли! — Рита снова схватила смычок, как рапиру. — Мне ваша скрипка вообще не нужна! Это мамина идиотская идея! А я не хочу скрипку! Я хочу быть дирижером, слышите, ди-ри-же-ром! — Рита сорвалась на визг. — Как Алондра де ла Парра!
— Как кто? — Варвара Александровна вдруг как-то стекла вниз по стулу, прижав к лицу холодный графин с водой.
— Алондра де ла Парра, — упавшим голосом сказала Рита. Я хочу на дирижерское отделение поступать, в Москву, мне нельзя «три» по специальности. Совершенно невозможно.
На Риту не мигая смотрел из аквариума графина Варварин глаз, похожий на какую-то диковинную рыбу. Наконец, Варвара Александровна отняла графин от лица и поставила его на стол.
— Идите, Рита. Зачетку получите после. — За столом вновь восседала безупречно-накрахмаленная Варвара-Контрабас.
***
Грохнула старая проржавевшая дверь, и Варвара Александровна, осторожно оглянувшись по сторонам, выскользнула на крышу. Без пяти десять. Варвара посмотрела на часы и кивнула самой себе: «Успеваем!» Теплый ветерок попробовал было нежно потрепать ее волосы, но так и не справился с тяжелым, покрытым лаком и броней из множества шпилек пучком.
Варвара Александровна достала из сумочки фляжку с инициалами В.К. и сделала внушительный глоток. Коньяк обжег горло, и тут же нежное тепло побежало по всему телу, вспыхнув и рассыпавшись на прощание яркими гроздьями салюта где-то в области солнечного сплетения. Варвара Александровна сделала еще глоток, достала из сумки дирижерскую палочку, слегка дохнула на нее и, протерев полой пиджака, замерла у края крыши. Город настраивал свой невидимый оркестр — далекий вой сирен скорой, перезвон трамваев, детские крики — городская какофония звуков обретала свои очертания. «Сегодня будет Гендель», — решила Варвара Александровна и взмахнула рукой.
Дирижерская палочка порхала бенгальским огнем вокруг Варвары Александровны, осыпая ее невидимыми искрами, щеки ее пылали, прядь волос выбилась из идеальной укладки. Она улыбалась — городской оркестр ни разу сегодня не подвел, пожарные сирены не опаздывали, трамваи попадали в такт. Шорох шин, визг тормозов, протяжный вой пробегавших электричек, велосипедные звонки — все жило и звенело, и наконец слилось в финальном мощном хоре «Аллилуйя». Последний аккорд растворился в воздухе. Варвара Александровна стояла, раскрасневшись, в розоватом утреннем воздухе, еще вибрировавшем от божественной музыки и электрических разрядов ее дирижерской палочки. Внизу хлопали окна и двери — тысячи невидимых зрителей рукоплескали Варваре Александровне. Она с достоинством поклонилась.
***
Этой ночью Варвара Александровна долго не могла уснуть. Она все гладила пальцами шапку розовых пионов — подарок учеников. Букет был похож на сладкую вату, которую в детстве ей покупал папа. Завтра у папы годовщина, нужно будет съездить на кладбище, привести там все в порядок. Как же его не хватает! Он всегда говорил, что его Варюшка — талант и совершенно особенная. А еще папа говорил, что дирижер — это совершенно неженское занятие. И абсолютно прав был, кстати. Папа вообще всегда и во всем был прав. Варвара вздохнула и поглубже зарылась лицом в пионы.
А на другом конце города, широко раскинувшись на кровати, безмятежно спала Рита Зырянова. Какая-то прекрасная музыка парила над городом, врываясь в ее сон — кажется, Гендель. Во сне Рита дирижировала огромным оркестром, сжимая в руках похожую на гигантский бенгальский огонь дирижерскую палочку.
На столе рядом валялась раскрытая зачетка. Напротив экзамена по специальности круглым почерком Варвары Александровны было выведено — «отлично».