— Я не могу жить в мире, в котором нет тебя. — Студенткой я возбудилась в кинотеатре от этой реплики. Сейчас мне хотелось кинуть вазу в телевизор. Почему в моей жизни нет влюблённого вампира? Возможно, потому, что его место занимает ленивый эгоистичный бабуин?
А если я просто накрутила? Подумаешь, лайк. Парни меня тоже лайкают, я с ними не сплю. И всё же, отношения в нашей паре изменились.
Вспоминаю волнение, с которым приклеивала на монитор Ильи жёлтые бумажечки-стикеры с надписями «Доброе утро! Хорошего дня!». Первые невинные встречи, букеты цветов. Затем откровения, что от моих поцелуев, как после джина, лежишь в бархате. Земля начала вращаться быстрее, уже живём вместе. Думала, дело идёт к свадьбе… идёт полтора года. Длинный путь. Даже младшая сестра успела выйти замуж.
Проверю страницу Таньки. Если Илья опять лайкнул беспонтовые фото, то всё ясно. Обновлений нет, старые сердечки на месте. Сто раз клялась не смотреть её страницу и столько же нарушала клятву. В магнитофоне воспоминаний воспроизводятся самые невыносимые фразы: «Она иногда обедает с нами», «Женщине тяжело одной на объекте», «Пришла к Евгену фильм посмотреть». Рыжие висюльки, нахальные глаза, перекошенные губы. «Неужели из-за вот этого Илья до сих пор не сделал мне предложение?»
— Хочешь немножко потискаться?
— Камилла, вылет через три часа.
— Дурацкие часики. Заткнул бы кто-нибудь их тиканье.
Илья убрал банные принадлежности в пакет, крепко завязал. Положил на геометрически уложенное бельё. Рядом несессер с гаджетами и зарядными устройствами.
— Как бы я хотела быть женой декабриста.
— На вахтовой каторге нет фитнес-клубов и салонов красоты.
— Ещё скажи, что там на окна бычий пузырь натягивают.
Он продолжал собираться.
— Помнишь, какая трагедия случилась, когда Эдвард уехал от Беллы?
Илья вздохнул и пополз на кровать. Посмотрел на меня, как на свежесваренный борщ своей бабуленьки.
— Ложись под левым крылышком.
Угнездилась справа.
— Слева только любовниц укладывают.
— Дура ты. Я имел в виду там, где сердце.
Опять провёл меня, как лохушку. Прижимаюсь к нему. Глажу живот под футболкой South Park. Рука ощущает густую джентльменскую дорожку. В детстве соседка объяснила мне, что «волосатые мужики в постели ух!». Потенциальный муж урчит.
— Евген на объекте тебя так ласкать не будет.
— Не в этот раз. Он вступает в братство кольца.
— С Катькой?! Они вчера имена друг друга узнали.
— Ожидают появления пингвинёнка.
Рука остановилась. Я умерла или затаилась перед нападением? Илья будет на вахте один… а вдруг к нему подселят Таньку-шалаву? Телефон маякнул сообщением, Илья поднял его и вышел на балкон. Неужели она? Крадёт парня у меня из-под носа.
Я тоже умею воровать. Если исчезнет его паспорт, то он не улетит в эту командировку. А в следующую «коллеги-друзья» разминутся. Господи, я же не Укупник! Если попадусь, Илья не посмеётся, а уверится в моём безумии. Нет, я не попадусь — спрячу документ на кухне, он там ничего не находит.
Я тихо стащила паспорт, отнесла на кухню и засунула под противень духовки.
Он вернулся.
— Где паспорт? Неужели похерил.
Заметался: куртка, джинсы, сумка для ноутбука.
— Твою мать. Куда я его запихал? Не мог же в покер проиграть.
Я села напротив телевизора, взяла телефон и принялась перелистывать страницы меню туда-сюда. Внутри меня пожар, который я надеюсь прикрыть занавесочкой.
— Где мой паспорт? Камилла, ты не видела?
— Не знаю. — Он пенится. Медленно, провалив щёки и вытянув губы, подхожу к столу, осматриваюсь — А куда дел? Ищи.
Сыграла, как Мадонна в «Унесённых». Его нижняя челюсть опустилась, а верхняя губа приподнялась, глаза выдаются наружу.
— Ты забрала его? — Сдавливает меня за предплечья и притягивает к себе. — Говори, где он?
— Не трогай меня, сука, лжец! — Вырываюсь, бью открытыми ладонями по его циферблату. Он отстраняется, мне мало. Сжимаю руками кадык, швыряет меня на кровать. Кровать в ужасе выбрасывает меня обратно. Илья пытается смыться. Дёргаю его за заднюю часть ворота, луплю ладонью по шее. Тащит меня в ванную. Оглушаю квартиру матом. Мы сносим душевую шторку, валимся в ванну. Он включает холодную воду. Издаю брачный рык павиана.
— Не надо на меня дождь лить. Ты обогнутый, что ли? — Выбираюсь из-под шторки. Хлопаю дверью. Снимаю мокрое платье и вешаю на балконе. В одном белье бу́хаюсь на постель. Недомуж крадётся. Смотрит на меня, как дэпээсник на буйно-пьяного водителя со связями.
— Не устраивай позорище, пожалуйста.
— Позорище — это ты. А ещё лжец, скорострел и скупердяй.
— Хорошо, я позорище, только отдай паспорт.
— Пф, у меня его нет. Проваливай отсюда.
— О! Ты теперь шелестишь за квартиру. Если я не еду в командировку, то любимого бабла не будет.
— Пошёл в пропасть со своим шантажом.
Смеюсь над его нелепой попыткой отыскать паспорт самостоятельно. Он хватает вещи, наращивая темп, не ставит на место, а швыряет. Орёт, называет меня «легкомысленной». Кричу, что я не «легкомысленная», а «популярная». Открывает гардероб, топчет мою одежду. Его рожа просит второй раунд. С визгом вцепляюсь в него. На этот раз без милосердия опрокидывает меня на пол. Сажусь и реву, как Леонардо Ди Каприо с трупами своих детей в фильме «Остров проклятых».
— Ты конченная. Я задыхаюсь здесь с тобой.
Сожитель ушёл из дома.
Протяжно кричу «а» на максимальной громкости. Вернись, пожалей меня. Хоть кто-нибудь, придите, не оставляйте в одиночестве. По телеку уже шла третья часть «Сумерек», а я всё рыдала.
Поднялась, выключила кино и позвонила Динке. Первые двадцать минут стали для меня анестезийными. Я плакала, выговаривала обиду, даже боль в пояснице загасилась. Она вставляла: «Ну, козёл», «Утырок грешный», «Он тебя недостоин», «Лучше найдёшь». Постепенно её лечебный прогресс испарялся: «А я ведь предсказывала», «Все они, как один — черти». О дальнейшем предложила ей списаться в мессенджере. Принялась объедать кожу вокруг ногтя большого пальца левой руки. Выплюнув кусочек себя, ухватила заусенец мизинца. Отрывала его, как язычок бумажной упаковки.
Я отбросила отросточек. Кровь выбегала из мизинца и скапливалась в шарик. Сунула пальцы под струю воды, сняла бельё, положила шторку на пол и встала под душ. Стены и зеркало покрылись брызгами.
Выла и повторяла, что он не придёт. Затем в голове заговорила с Ильёй. Ругалась, обвиняла, просила прощения. Перекрыла душ, обтёрлась полотенцем, вышла в пустую квартиру. Сказала себе: «Так будет всегда». Побежала в комнату, включила телевизор. «Я не одна! У меня Белла есть». Она в этот момент на экране сложилась пополам — предстояли варварские роды. Я одевалась, а девчонка вампиров умирала. Фильм прервался. «Эй! Почему вы не показываете, как Белла воскресла?»
Срочный выпуск новостей… при разбеге столкнулся с посторонним транспортом… разрушение и возгорание… Погибли все. Это же самолёт Ильи.
— Лучше бы я умер в этой катастрофе. — Сожитель стоял в дверях комнаты.