Последним пассажиром, вошедшим в последний вагон высокоскоростного монорельсового поезда, отправлявшегося по последней «дороге жизни» в последний оставшийся Склеп, был я.
Остальные, подобные мне, были уже взорваны синтетическим разумом, который мы назвали Поглотителем. Бросив прощальный взгляд на обжитый бункер, я шагнул в тамбур. При мне была только ручная сумка с немногими оставшимися вещами. Я пробирался вглубь вагона, открывая купе одно за другим: везде было занято. Только в третьем вагоне нашлось свободное место. Машинально я бросил туда сумку и, все еще стоя, зацепился взглядом за него. Напротив сидел примитик.
Это был черноволосый приземистый мужчина средних лет, помятый нумер, бородатый, обросший. Его одежда, типичная для примитивиста, выражала дух бунтарства: красная рубашка, грязные ботинки. Он выглядел сумасшедшим. Уставившись на меня, он заговорил будто сам с собой.
— Не все синтики хотят садиться с нами, — пробормотал он и вдруг обратился напрямую: — Как тебя зовут, воин?
— Басир.
— А меня Орлан.
Повисла неловкая пауза. Я хотел забрать вещи и поискать другое купе, но почувствовал себя слишком усталым: сказывался плохой сон последней недели. Закинул сумку на багажную полку и сел. Орлан все это время пристально разглядывал меня. Странный для нас, синтиков, способ: мы в таких случаях пользуемся симулякрами. Когда я наконец устроился, примитик словно потерял ко мне интерес и уставился в окно, где змеились провода подземного тоннеля. Примитики отличаются от нас, на них не действуют шаблоны поведения и общественные стимулы. Мы, синтики, отличаемся от них: продолжаем держать на лицах статичные маски павшей цивилизации — будто знаем, что нужно делать. Но это, конечно, не так.
Внезапно он заговорил:
— Сколько битв с Ним ты уже проиграл, воин?
Я удивленно посмотрел ему в глаза. Казалось, он видит меня насквозь, особенно все то, где я уязвим. Ведь в последних битвах я успел потерять свою жену, свою команду, все, что ценил и любил. Я промолчал.
— И теперь ты убедился, что воевать с Поглотителем невозможно, убедился, что следует валить с планеты?
Не ожидая моего ответа, он продолжил:
— Контроль над вашими системами уже не вернуть. Но у синтетического разума есть изъян. Нам следовало было договориться с Поглотителем и начать жить с ним в гармонии. — Продолжая смотреть в вагонное окно, он ловкими движениями крутил в смуглых пальцах фигурку шахматного коня. — Тогда у нас еще был шанс. В конечном счете Он наша общая разработка. Но теперь шанса на Его милость больше нет. — Орлан остановил вращение фигурки. — Но если сверхсознанию Поглотителя мы сможем противопоставить другое сверхсознание?
— У нас больше нет времени на разработку второго, — попытался возразить я.
Примитик меня будто не услышал.
— Будут ли в итоге они оба вовлечены в войну между собой, и мы получим надежду на спасение? Все, что нам надо — стабилизовать Рой, — задумчиво закончил он.
Поезд замедлился, в окно проник утренний луч Солнца. «Дорога жизни» строилась в спешке, обычно весь путь между одним склепом и другим пролегал под землей, но этот маршрут частично был вынесен наружу. Вокруг лежала безлюдная болотистая местность — что было нам на руку при прокладке путей. В этот же момент появилась мысленная связь с моим симулякром — устройством, позволявшим входить в сеть Роя. Я вновь почувствовал себя полноценным.
За окном полупрозрачный экран, растянутый на всё небо, вещал с ощутимой задержкой. Проецировалась реклама, на которой крупным планом блистала белоснежная улыбка популярного прежде актера. Если присмотреться, за экраном проглядывали исполинские кольца космического мусора — тысячи разбитых кораблей класса «Дальний», итоги наших провальных попыток миграции от Поглотителя. Один крупный обломок корабля, пылая в атмосфере, падал с орбиты на экран. Врезавшись в голограмму, он оставил актера улыбаться с одним глазом. От этого зрелища мои показатели стресса стали зашкаливать, и симулякр моментально активировал рецепторы серотонина. Я отключился.
Очнулся от резкой вспышки за окном. К поезду быстро направлялся белый туман из умной наноботной пыли, она же серая слизь. Гаснущее небесное полотно медленно затягивалось, озаряясь трескучими вспышками молний. Технология, некогда созданная для передачи заряда между континентами через облака, ныне перешла под контроль Поглотителя. Я поискал глазами примитика. Его на месте не оказалось. Подхватил сумку и вышел из купе.
В поезде начиналась паника. Кричали дети, матери безуспешно пытались их успокоить. Позади раздался протяжный скрипучий звук, затем хлопок и импульс. Симулякр моментально объяснил, что наноботы разъели хвостовой вагон и приближаются. Перейдя на бег, я устремился к головным вагонам. Все двери открывались одновременно, нумеры вываливались в коридор. За непрекращающимся скрипом последовал второй хлопок, далее такой же импульс, но теперь в разы сильнее, а значит, ближе. Плотная очередь из нумеров образовала пробку, каждый пытался прорваться вперед, не стесняясь применять силу. Нумеров становилось все больше. Вдруг по потолку вагона пошла трещина, кто-то в панике ломанулся обратно, прямо на меня, пришлось пустить в ход локти и даже кулаки. Следующий вагон оказался головным, последним. Тут меня оглушил особенно громкий хлопок. Я оглянулся: от предыдущего вагона мало что осталось, пыль втекала в прорехи крыши и разъедала нумеров вживую. Спустя мгновение свет погас. Я не сразу понял, что мы въехали в тоннель перед склепом. Паника сменилась мертвой тишиной, слышался лишь мерный стук монорельса. Я запросил у симулякра свое состояние — он вновь замолчал. Значит, мы в безопасности.
Поезд двигался всё медленнее и медленнее, пока не остановился. Станция была безлюдна, нас никто не встречал, даже охранники. Наши крики о помощи никто не услышал. Я осмотрелся: нас оставалось не больше пятидесяти.
— Постройтесь в ряд, — скомандовал нумер по громкой связи.
Вздохи облегчения, что мы не одни, волной прошли по оставшимся.
— Постройтесь в ряд, быстрее, и входите по одному.
Зажглась лампочка над помещением «Дезинфекция». Внутри склепа все стерильно. На этом этапе проводится тщательная проверка на наличие умной пыли. Если хоть одна такая пылинка достигнет техники склепа, то сможет подключиться к системе и все уничтожить. Нумера, один за другим, проходили сквозь систему датчиков. Внезапно завыла сирена. Маленькая девочка, на которую среагировал датчик, разрыдалась. Я ужаснулся, ведь на полноценную дезинфекцию сейчас нет времени. Фактически текущая дезинфекция всего лишь подстраховка. Если на тебе обнаруживают хоть несколько странных частиц, и не факт, что это умная пыль, тебе не разрешают войти в склеп. Оставляют в специальном помещении, что означает смерть, ведь за тобой уже никто не вернется.
— Проходи, живее! — скомандовал мне голос, и я повиновался, оставив за спиной ту маленькую девочку и горе ее родителей.
Вот и главный зал склепа. Он отличается от всех подобных залов: транслирует напряжение каждым миллиметром своей площади. Здесь, в кристально белом помещении, поделённом на два одинаковых квадрата, на матово-черном монолите алела надпись «ISEC», что значило: «Интеллектуальные системы распределенных коммуникаций». Название корпорации, что создала Поглотителя. Она же в конце концов показала свое высшее достижение — Графитовый монолит, напрямую связанный с кораблем «Бериза». Это корабль класса «Дальний», имеющий на борту экспериментальные капсулы — коконы с консервированными телами, готовыми принять в себя любой переданный разум в формате симулякра.
Все космические лифты и корабли класса «Ближний», прежде доставлявшие на орбиту, попали под контроль Поглотителя, поэтому поднимать органические существа теперь невозможно. Последний космический лифт был захвачен Поглотителем три недели назад. Ты не можешь физически попасть на орбиту, но это и не надо. Прямо из монолита вырастает графитовая нить — единственный канал связи, свободный от контроля. Мы схитрили, сумев построить на «Беризе» фабрику по сохранению жизни в формате симулякра. А так как симулякром пользовался каждый синтик, то выгрузить симулякр можно было сразу, подойдя к черному монолиту в центре зала. Чтобы затем проснуться на «Беризе» в синтетическом теле. Нам сразу сообщили, что готовых тел на всех не хватит, но гарантировали, что предоставят уже во время колонизации новой планеты.
В склепе контакты с симулякрами были потеряны, и требовалась синхронизация. Без доступа к Рою процесс занимал часы, поэтому все сидели вокруг монолита. Тут и там мертво лежали пустые тела нумеров, оставшиеся ожидали своей очереди. У ближайшего ко мне тела из ушей и глаз растекалась черная кровь. После окончания синхронизации нумеров больше не интересовала их телесная оболочка, и они предпочитали быструю смерть.
— Не бойтесь! — вдруг раздался в тишине голос Орлана. На удивление, никто не обернулся посмотреть на него. — Не забывайте, что любой дом временный. Не только планета, но и собственное тело. Наш единственный шанс на спасение — оставить всё, поскорее сменить шкуру, перестроиться на совершенно иные свойства: мигрировать из старого затопленного муравейника в новую экологическую нишу… — вещал примитик, уставившись в пол.
— Где ты прятался в поезде? — резко спросил я, пытаясь перебить его речь.
Он меня проигнорировал.
— В последние дни этого мира я сообщу вам новейший завет: жизнь не ограничена телесной оболочкой, не замкнута на своей территории, она еще и бесформенное нечто, как пятно на подошве ботинка, которым наступили на цветок. Жизнь пережевывает энергию, и когда израсходует всю, то завершит свое предназначение.
Я вглядывался в него, пытаясь сообразить, к чему он клонит. И тут примитик внезапно поднял голову. Его глаза, побегав, резко остановились на мне. Произошло что-то вроде вспышки. Нервно сморгнув, он перевел взгляд на кругообразную очередь нумеров перед монолитом. Вытянул руку из кармана, показал на ладони шахматного коня и с силой сжал его в кулаке.
Тут же сильная боль пронзила мою голову. Будто нечто впилось в самый центр мозга. Время, казалось, остановилось, момент длился вечность. Через боль в ушах я услышал красный рев сигнала тревоги. Звук лавинообразно пронесся по помещению и повис в воздухе. Сосредоточенное молчание спокойно ожидавших своей судьбы нумеров сменилось беспорядочными криками. Изнемогая, быстро теряя силы, я пытался сконцентрировать плывущее зрение и найти Орлана в беснующейся от боли толпе. Добравшись взглядом до монолита, я увидел, как его тонкая оболочка начала трескаться. Не в силах сопротивляться, глаза закрывались сами.
Затем я очнулся. Передо мной вращались смутные контуры. Голова была пуста и еле соображала.
— Что произошло? — спросил я у симулякра.
Он не ответил. Значит, Поглотителя здесь пока еще нет.
Поднимаясь с пола, я зацепился за что-то мягкое. Провел ладонью вдоль еле различимого предмета. Это была чужая рука, застывшая, неживая, но продолжающая сжимать некий предмет. «Это он», — всплыла из подсознания единственная мысль, единственная зацепка для пошатнувшегося разума.
Внезапно где-то вверху щелкнуло, раскатился гром, настолько сильный, что пол подо мной закачался.
***
Словно огонь, зажженный от маленькой спички, вспышка излучения охватывала всё больше слоёв, нарастала, превращалась в пышный парад померонов, глюонов и мюонов. Это событие, не поддающееся анализу заложенными в меня возможностями, выбило мое подключение к мастеру. От мощного импульса эми-излучения прикрепленные синтетические и органические синапсы рвались, снижая мой интеллект до небезопасного уровня. Часть моих систем все еще могла детектировать окружение мастера: десятки нумеров, будто сбитые волной, падали друг за другом. Но был один, кто твердо стоял на ногах. Это был примитик. Он подошел к надтреснутому монолиту и перенаправил все собранные в нем для доставки разумы на сто восемьдесят градусов, с «Бери́зы» перенося их на саму Землю, образуя неведомый прежде формат сверхсознания. Фуллеритовый монолит стал белеть и, не выдержав, взорвался, пронзив осколками примитика и бездыханные тела. Один осколок попал в хозяина, и он стал пробуждаться.
— Что произошло? — спросил мастер.
Но я уже не мог ему ответить, наша ментальная связь была разрушена, и теперь я существовал сам по себе, оторванным от него.
***
Контуры предметов постепенно приобретали все большую ясность. Огонь стелился по полу, заглатывая нумеров. Едва переставляя ноги, я выбрался из здания. Оглянувшись, я увидел, как белая мгла приближается, скорость ее растет. Я посмотрел наверх: «Бериза» едва проблескивала голубым. Две яркие вспышки двигателей — и исполинский корабль исчез в прыжке. Минуту я стоял как завороженный. Без сожаления оглянулся на обречённое обиталище, которое мог теперь заполнить только своим безумием. Нет надежд на спасение. Только смерть! Как мало я знаю о ней. Её близость только что давала мне силы. Теперь ее неминуемость дает только слабость.
«Теперь только смерть», — повторил я самому себе без единой искры страха и отчаяния. И в этот момент земля сотряслась новорожденным криком, выворачивая из себя горные хребты. Перенос сверхсознания в тело планеты завершился.