П

Письма воды (цикл «Чертово колесо»)

Время на прочтение: 8 мин.

— А на это ты что скажешь? — Госпожа Лавиния протянула Летти разрезанный конверт с письмом внутри. 

Летти отложила ложку. За неделю в доме госпожи Лавинии и ее бабушки Ви она так и не привыкла, что еду у нее в наказание не отнимут, да и наказания никакого, может, и не будет, поэтому и съедала по три порции абрикосовой каши каждое утро и не забывала про сандвичи. 

Летти вынула письмо из конверта: буквы на нем были размыты до неразличимости. Она вытянула руки и посмотрела на письмо издалека, вдруг это прием, как на этих модных картинах, когда изображение увидишь, только если отойдешь. Нет, бесполезно. Еще и под ее пальцами бумага потемнела, а потом и вовсе начала сочиться. Летти в удивлении подняла голову на госпожу Лавинию.

— Посмотри на стол!

Прозрачная вода капала в тарелку с недоеденной кашей, отскакивала от дерева стола, брызгала на брюки Летти. 

— И как мы это расшифруем? — Госпожа Лавиния спросила, кажется, с насмешкой — ее эмоции было трудно различить. Летти, гордая тем, что по раскиданным по Верхнему городу знакам смогла найти похищенного мальчика, недавно прочитала целую лекцию о шифровках для Лавинии и бабушки Ви, а теперь переживала, насколько это было уместно.

На полу кухни уже сформировалась целая лужа. Лужа пузырилась от ударов крупных капель — будто летний ливень был у Летти в руках. Но подумала она почему-то не о физической природе такой бумаги — отец всегда ее учил концентрироваться на главном — а о том, что ногти на руках у нее некрасивые, коротко стриженые. Это чтобы избавиться от оранжевой пыли Нижнего города, въевшейся и в одежду, и в легкие, и в пальцы.

— Ох, Лесное дитя, — вспоминала бабушка Ви сказку певца колоний, знаменитого Саутсинга, когда Летти выкашливала оранжевые облачка или прятала под подушкой засахаренные фиалки, подаренные клиентами Лавинии. Саутсинга им разрешали читать в работном доме: какое из нее Лесное дитя, воспитанное горными медведями? Уж всяко она поумней будет.

А у Лавинии всегда такие ухоженные руки, а она не боится ни порезаться своими ножами, ни залезть в грязь, чтобы вытащить улику.

— Перчатки! — воскликнула Летти.

Госпожа Лавиния усмехнулась и покрутила руками в тонких черных перчатках.

— Верно. Чтобы вода не текла, нужно закрыть руки.

— А чтобы прочитать?

— Вот это нас и попросили выяснить. Скорее переодевайся и пойдем, расшифровывательница шифровок, разгадывательница загадок.

— Так я готова. — Летти встала из-за стола, не забыв спрятать сандвич с мясом в карман брюк.

Бабушка Ви на этих словах с намеком кашлянула из соседней комнаты.

— Ладно, заработаем на этом деле — купим тебе платье, самое красивое розовое платье, с бантами, с розами… 

Летти, нахмурившись, вышла на улицу вслед за Лавинией. Летти все никак не могла привыкнуть к Верхнему городу и совершенно невоспитанно, как сказали бы в работном доме, вертела головой по сторонам. В каждом доме могли себе позволить белые кружевные занавески — настолько чистым был воздух. Растения не задыхались от оранжевой пыли, поэтому розы как с книжных иллюстраций, и растрепанные пионы, и еще какие-то фиолетовые цветы с гроздьями, что размером с голову Летти, казалось, кричали о своем радостном благополучии.

Они дошли до дома с самым пышным садом и самыми острыми колышками ограды. Дверь на высоком крыльце открылась. Из дома доносился раздраженный мужской голос и тонкий девичий плач.

Низкорослый и остроухий сибхас встречал их у порога.

— Хозяин ждет вас в кабинете, — просипел он. — Идите за мной.

Летти совсем не удивилась его голосу. Связки сибхасам подрезали, чтобы они не выли так громко, еще в Нижнем городе. Госпиталь, где делали операции негородским народам, был недалеко от ее работного дома, потому и вой сибхасов она слышала не раз. Она умела по продолжительности звуков определять несколько значений: просьба о помощи, прощание, географические координаты. Отец научил. Возможно, именно он и написал когда-то в научном отчете об особом языке сибхасов, который позволяет через вой передавать информацию.

Сибхасы были лучшими помощниками в охоте, использовать их еще и как обычных слуг было не принято. Видимо, госпожа Лавиния думала о том же. Дернула Летти за рукав рубахи, взглядом показала на золотые оправы картин в коридоре и на белые костяные вазы, потом на ливрею сибхаса, и изобразила пальцами знак денег. Летти коротко кивнула. Обсуждать что-либо при сибхасе, даже тихо — безумие. Вон как у него уши повернуты назад, хотя и кажется, что он не обращает на гостей никакого внимания.

— Госпожа Лавиния Лидс с мальчиком-помощником. — Сибхас повел носом и открыл дверь в просторную светлую комнату. Наверное, он различает человеческих детей только по одежде, догадалась Летти.

— И пока твой брат рискует своей жизнью на Великой гряде, ты думаешь только о нарядах и танцах! — Осанистый мужчина развернулся к двери. Заплаканнная девушка в таком воздушном и таком розовом платье, словно оно материализовалось из насмешек госпожи Лавинии, вжималась в кресло.

— Прошу прощения, у нас тут воспитательный процесс, — обратился он к Лавинии. —  Дети, солдаты, животные, слуги, члены городского Совета… Сами понимаете, — рассмеялся он. — Верный, проводи юную хозяйку в ее спальню.

Девушка, не говоря ни слова, поднялась из кресла и печальным розовым облаком выплыла из комнаты.

— Монеты у меня вытягивает и вытягивает, и рыдает еще все время. — Хозяин дома совершенно не стеснялся, что дочь все еще может его слышать. — Садитесь сюда, пожалуйста. Поговорить в этом доме совершенно не с кем. А ты, хм, мальчик-помощник, вон туда, на лестницу иди. 

Летти села на нижнюю ступеньку приставленной к книжному шкафу лестницы. Сквозь стеклянные дверцы были видны тяжелые тома по военной истории и тубусы для карт. Напротив тоже висела карта: давняя граница по Великой гряде была не напечатана, а проведена вручную красным карандашом. «Наверное, хозяин дома был на знаменитом Разделе, — подумала Летти, — том самом, когда Верхний город получил власть над дальними горами».

На другой стене висел малиновый с изумрудным ковер, к ковру были прикреплены револьверы. Рядом висела голова пятнистого барса. Казалось, смотрит она своими стеклянными бусинами куда-то на улицу, прямо через открытое окно, или, может быть, читает с монструозного листа благодарность от Совета Верхнего города, выведенную золотыми буквами. 

— Что мне шлют, вы видели. — Хозяин дома взял со стола серебряное блюдо и потряс им почти перед самым лицом Лавинии. На блюде лежало несколько писем. — Нужно разбираться! Вы не представляете, в какой я ситуации, в какой трудной ситуации город. И дела на границе, и побеги из Нижнего города, и негородские чужаки. Сибхасы давно известны, теперь еще орлята, и эти, как их, перепончатолапые…

— Фрогги, этот народ называется фрогги. — Впервые за все время в этом доме Лавиния заговорила.

— Да, фрогги из болот своих повылезали, толку, что мы им цивилизацию принесли. Это не они мне воду свою болотную шлют своей болотной магией, а? Ладно, не об этом. У меня много врагов и много соперников в Совете. Поэтому к вам. Вычислите их. Вот еще прислали. Что-то уже выяснили? — не замолкал хозяин.

— Да. Мы выяснили, что эта бумага чувствительна к прикосновению. Работать можно только в перчатках. Это редкая технология передачи вещества, я имею в виду воду, через расстояние.

— Понял, понял. Заберите эти новые. Работайте. Вы бы мальчика одели, что ли, где вы его нашли, или ее. Берете такой гонорар, а работник ваш как Лесное дитя. Читали? Саутсинг, конечно, великий. Приезжал к нам на Раздел. «Горы есть горы, болота есть болота, и вместе им не сойтись…» 

Молчаливый сибхас Верный проводил их до двери. Летти вытащила из кармана сандвич и начала есть, еще не сходя с крыльца. Дверь резко захлопнулась.

— Фон был на рафделе Велифой ффяды, да? 

— Еще как был. Советник — Герой Раздела! Отличился такой непримиримостью, что до конца жизни получил место в Совете. — Летти так и не понимала, говорит ли Лавиния с иронией или уважением, но на всякий случай промолчала. — Ты, если научишься говорить не во время жевания, может, тоже попадешь. — Вот это точно была ирония. — Ну и если женщин будут пускать хоть куда-то, даже таких умных. Письма я тебе, конечно, отдам на расшифровку. Будет твоя ответственность. Иди домой скорее. Джеффрис наверняка захочет перехватить это дело. У меня сейчас свои задачи. 

В этот раз Летти не смотрела на розы или кружево занавесок. Мысли ее были заняты шифром. Пишут ли в письмах угрозы или предложения? Сможет ли она разгадать шифр на незнакомом языке? Зачем кому-то запугивать письмами, полными воды, если нельзя понять, что в них написано? Может, он кого заболтал до смерти, этот Герой Раздела? Летти хихикнула про себя.

Времени для работы, как ей казалось, было достаточно. Она попросила у бабушки Ви старые садовые перчатки и поднялась в комнату, которую ей выделили. Надев перчатки, она разложила письма по полу. Может быть, это одно гигантское полотно? Нет, размытые строчки не стыковались. Может быть, повторение одних и тех же слов? Слова, хоть и были неразличимы, но явно были разными. 

Летти сбегала вниз, на кухню, за кастрюлей, отлила в нее воды из стоящей на столе вазы с цветами. Если это письма с водой, может быть, их можно будет прочитать внутри воды? Она окунула письма в воду. Ничего. Какой толк от нее как от расшифровщицы, если она даже код прочитать не может? Летти начинала злиться. Может, стоит подождать? Летти сняла перчатки и подошла к окну. Оно выходило на обрыв. Мимо окна проплыло облако. Вот так и она одна плывет мимо чужого дома, чужих людей…

Лавиния без стука приоткрыла дверь.

— Какие новости? Видела Джеффриса недалеко от дома нашего героя, он нас обойдет.

— Еще немного осталось, — зачем-то соврала Летти ровно так же, как врала присмотрительницам работного дома. 

Дверь закрылась, а Летти подошла к кастрюле. Слова не просто не проявились, а окончательно исчезли. Сердце Летти замерло. Она. Все. Испортила. Не просто не помогла, не сделала своего дела, а испортила. Кому она нужна без своих умений?

Летти голыми руками вытащила письма из воды. Буквы не возвращались, а тепло действовало. С уже бесполезных листов бумаги на нее текла и текла вода.

Ее выгонят. Ее точно выгонят. Расскажут про побег из Нижнего города и отправят в работный дом или еще что похуже. Зачем она хвасталась, что умеет расшифровывать? Зачем рассказала про отца? Они ведь и про него узнают. И выгонят ее.

Она расплакалась, совершенно бессовестно, как какая-то долли в розовом платье. Вода с писем текла ей на рубашку и брюки. Слезы текли по лицу. Руки были в воде. Летти разжала глаза и увидела, что там, где ее слезы падали на письма, проступали слова. Никакой шифровки не нужно. Обычный, пусть и не очень грамотный городской язык: «Когда дашь ответ?», «Уже давно было обещано», «Я помог, а ты…»

Это шантаж или просьбы, неясно. Но как этот Советник мог понять хоть что-то, если на письма нужно было поплакать? От такого слез не дождешься, это же не его плакса-дочь.

Письма не ему, поняла Летти и вытерла нос рукавом.

Она бросила комнату неубраной, сбежала по лестнице, схватила свободный сандвич — бабушка Ви держала тарелку для вечно голодной Летти (и как только Летти могла думать, что та сдаст ее в Нижний город) — и в промокшей одежде побежала по улице.

Она встала у дома Советника и сделала три коротких подвывания. Сибхас Верный вскоре вышел из дома. Летти после работного дома узнала бы у кого угодно голодные глаза.

***

За ужином Лавиния вышла из-за стола и вернулась с коробками и букетом. 

— Давай, открывай свою часть заработка, — сказала она Летти. — Никаких розовых платьев. 

В крепких, вкусно пахнущих чистым и новым коробках лежали ботинки, несколько рубашек, кепка. Все новое, все для нее.

— А цветы тебе, бабушка Ви — фрогги по составу воды из вазы поняли, что у нас в доме любят ирисы. 

— Из вазы?

— Да, Летти своим экспериментом с письмами отправила им образец. Они все-таки лучшие технологи колоний, чтобы наш Герой Раздела ни считал.

— Он не сделает фроггам ничего плохого? — испугалась Летти.

— Хотел, конечно. Кричал, как это перепончатолапые посмели писать его дочери. На это ее расчет и был. Она знала, что отец всегда будет против негородских чужаков, поэтому и обратилась к ним за помощью.

— Чтобы потом не отдавать долг? 

— Конечно, — фыркнула бабушка Ви. — Точно так же, как ее отец, не сдержавший перемирия тогда, перед Разделом Великой гряды.

— Хотел, но?.. — не сдержалась Летти.

— Хотел, — продолжила Лавиния, — но новый Секретарь Совета узнал… 

При упоминании нового Секретаря, самого красивого холостяка Верхнего города, бабушка Ви ухмыльнулась.

— Итак, он узнал от меня, что наш Герой потерял так много, в том числе из казны Совета, в карточной игре, что последние деньги он тратит на поиск врагов в Совете. Это и твои новые ботинки, Летти, не забывай. Из слуг у него остался один полуголодный сибхас-охотник, а дочь не имеет и монеты, чтобы отправить письма жениху и брату, и пошла просить помощи в отправке писем через воду у фроггов. Наобещала им протекции в Совете, конечно. Они надялись, писали и ей. Но теперь против фроггов никто выступать не будет. 

Летти захлопала в ладоши. Лавиния покачала головой: «Лесное дитя!»

— Да, а благоустройством колодцев для фроггов будет заниматься дочь нашего Героя. Я так и сказала Секретарю Совета: нужно поручать женщинам ответственные задания, новые времена идут.