П

Притрава

Время на прочтение: 7 мин.

— Добрый день.

— Да, это я. 

— Я помню ваши слова. 

— В Санкт-Петербурге.

— Третий курс. Древнерусское певческое искусство.  

— Вынужден буду вернуться на лето, а может, насовсем. 

— Сейчас в общежитии, на Доблести, двадцать два. Вещи как раз собираю.

— Готов выслушать.

Петр сел на пол рядом с тумбочкой. Прижав трубку плечом, продолжил разбирать кипу бумаг и тетрадей. Он ее помнил. Людей тогда было немного. Несколько маминых учениц из музыкального и прихожане церкви, куда ходил отец. Долго ждали. Холодно. Снегом все завалено. Стояли поодиночке перед больничным моргом. Белые маски, белые садовые перчатки. Она же в черном. И маска, и перчатки. И машина черная. Справа и слева от нее два молодчика, не то охранники, не то конвоиры. На кладбище не поехала. Выразила соболезнования, сказала, что вернется, как сможет. И вот вернулась. И предлагала ему исход. 

После смерти родителей прошло уже почти три месяца. Он по-прежнему набирал мамин номер, но вскоре спохватывался и стучал по красному значку трубки. Завалил сессию. Его никто не ждал в пустой родительской квартире. 

Она была маминой подругой. В юности вместе учились в консерватории. Мама вернулась в свой Вышний Волочек, а та, другая, гастролировала по всему миру. Мама всегда следила за ее концертами. 

Теперь она рассказывала про разрушенные церкви в его родной Тверской области. Программа называлась «Музыка в заброшенных храмах». Для их спасения планировался тур. Будут исполняться музыкальные произведения небольшим струнным оркестром. Проект рассчитан на два месяца. Им нужен певец, который разбирается и сможет исполнить образцы древнерусского певческого искусства. Но требуется не только согласие, но и экзаменовка. 

— Я согласен. Спасибо, что предложили. Сколько у меня времени?  

— Понял. Всего доброго. 

Петр подошел к окну. Положил телефон на подоконник. Прижался лбом к стеклу. За окном был ранний летний вечер. Небо, затянутое облаками, пропускало свет. Пустой парк. Неподвижное колесо обозрения. Территория храма Покрова Божией Матери, отхватившего кусок парка. Новодел. Раньше народ толпился, а теперь никого. 

Тренькнул телефон. Петр получил текст песнопения и погрузился в поэтический и музыкальный анализ. Отправил материал уже под утро. Волновался, что спел недостаточно хорошо. Не решился усиливать среди ночи. Но в расшифровке уверен. Совсем не спал. К концу следующего дня получил ответ. 

Петр на вокзале в Бежецке. Приходит по адресу. Деревянный дом, центральный вход с крылечком, резные двери и наличники, на крыше «слуховые окошки». 

Внутри встречает красная потёртая лестница. По ней сбегает девушка и без длинных выяснений отводит к главной. Холодный взгляд, светлые короткие волосы, руки узловатые, как будто немного скрюченные. Больше ничего не видно. Она укутана в темный шерстяной палантин, несмотря на конец июня. Они разговаривают. Петя примостился на краешке кожаного потрескавшегося дивана. Свет из окна льется ему в лицо. Она сидит в кресле напротив, когда меняет позы, ее накидка вспархивает. 

Постепенно собирается оркестр. Никаких посиделок. У каждого своя комната. Никто не выходит. Даже кормят всех отдельно. Просто ставят поднос под дверь. Их будут возить по церквям. Поездка раз неделю. В остальное время репетиции. В каждой поездке свой состав музыкантов. Не меняются только Петр, главная и ее помощница Верочка. 

Первое место — село Еськи, в часе езды от Бежецка. Трясутся по ухабистой дороге. Все молчат. Петр смотрит в окно. Много заброшенных домов. Подъезжают к церкви. Все заросло лопухом. На дорогу выворачивает худосочная корова, за ней еще одна следом. Покосившийся электрический столб с ящиком, из которого свисают провода. Посреди лопухового поля телефонная будка. Разбитая трубка болтается на проводе. Храм огромный. Когда-то фасады были красивые, дворцовые. Сейчас все ободрано. И колонны, и стены. Окна и двери смотрят пустыми глазницами. Высокая белая колокольня захвачена молодыми деревцами. Облачно. 

Выгружаются. На сыром воздухе рубашка липнет к телу. Заходят внутрь. Пол вскрыт, как на археологических раскопках. Проложены доски. На стенах и колоннах проглядывает кирпичная кладка. Устраиваются в центре под куполом. Петр становится в середину. Получает листок и начинает петь. Струнные ведут его. На высоте нескольких метров фреска «Изгнание торгующих из Храма». Хорошо сохранилась. Христос бичом разгоняет торговцев. Ниже росписи — небольшой арочный проем в стене. Петр видит горящие там свечи. В храме не ощущается никакого движения воздуха, но свечи гаснут одна за другой. Закончили. Музыканты выходят. Стоят у автобуса. Ждут главную. Выходит и она. Ступает медленно. В одной руке футляр со скрипкой, в другой веревка. Она смотрит на веревку с удивлением и отбрасывает ее в лопухи. 

— Нормально для первого раза, поехали. 

Они колесят по заброшенным храмам. Все время что-то происходит. Рвутся струны. Гаснет освещение. На репетициях все хорошо, в храмах музыканты ошибаются, ссорятся. Главная недовольна. Петру тоже попадает. То звук идет не туда, то артикуляция хромает. 

Горячится: 

— Не надо стараться петь, надо петь! 

— Не надо выдумывать, надо принимать!

— Звук надо вынуть! 

Петру мерещатся какие-то тени, шкуры, крылья. Ему то жарко, то холодно. Как-то одна музыкантша берет с собой маленькую собачонку. Та в церкви начинает гавкать, и главная велит выгнать. После записи обнаруживается перегрызенный поводок, псинка пропала, девушка в истерике. 

Ее заменяет другая, с ней дочка, девочке лет пять. Она бродит по очередной разрушенной церкви. Посреди песнопения Пётр видит, как девочка начинает что-то писать на колонне, хаотично двигается рука. Потом подходит и видит старославянскую кириллицу. Он и сам поет что-то странное, это не богослужебное пение, а какие-то неизвестные тексты. Он не улавливает их смысл.

Петр ни с кем не общается, но к нему прибивается администраторша Верочка. Они выбираются вечером из деревянной крепости в Бежецке и пытаются складывать картины происходящего. Петр узнает, что никакого конкурса не было и что он стоял первым в списке, который получила Верочка. После каждой поездки Петр возвращает листы с текстами главной. Верочка выкрадывает несколько листков, и они пытаются разобраться, но тщетно. Петр молится, но знакомые с детства слова не успокаивают. 

В очередной поездке Петр забывает папку с текстами в храме и возвращается, чтобы забрать. Посередине стоит главная, белые руки вытянуты вверх, неизменная черная накидка опала. Голова задрана, губы двигаются. Но ничего не слышно. На полу перед ней птица, большая черная. Переступает лапками, крыло одно волочится, подбито. Главная делает шаг и наступает птице на крыло. Петр пятится, хватает папку, спотыкается, падает. Поднимается, главная на него смотрит, он собирает выпавшие листы и выбегает.

Петр начинает видеть закономерности. Главная ставит рядом с собой обсидиановую тарелку с чашкой и пьет из нее вроде кофе, или не пьет, или пьет, но не она, уверенности нет. После каждого исполнения всех выгоняет, остается одна и выходит, как он посчитал, не раньше, чем через полчаса. Петр с Верочкой пробираются в комнату к главной и обнаруживают древнюю книгу в переплёте, закрытом на замок. 

Петр видит себя как приманку, которую в конце тура ожидает жертвенный алтарь. Он сирота, из консерватории его почти выгнали, и никто не хватится. Ему снятся сны, он видит маму, которая порывается ему что-то сказать, но знакомая узловатая рука закрывает ей рот.

В одном из храмов их застает дождь. Темнота подступает. Все жмутся друг к другу, главная стоит прямая, как стрела. Глаза закрыты, кулаки крепко сжаты. Администратор Верочка оседает, у нее припадок. Главная резко хлещет ее по щеке.

Вечером кто-то скребется к Петру в дверь. В комнате темно, что-то случилось с электричеством. За окном все еще льет. Петр медленно подходит и прикладывает ухо к замочной скважине. Слышит шепот. Женский голос просит впустить. Он садится на пол спиной к двери, упирается подбородком в колени. Слышит шаги. Где-то хлопает дверь. Распахивается окно, занавески взлетают к потолку. Он вскакивает и бежит к окну. Его обливает водой. Он борется со створками, хватает одну, тянется за второй, силится закрыть. Но нет, дерево просунуло ветки, словно пальцы. Петр нажимает, они обламываются. Шпингалет не слушается, штырь не влезает в отверстие. Петр наваливается плечом, нижний закрыл, с верхним уже проще. Он вытирает лицо занавеской и возвращается к двери. Через некоторое время опять шаги. Из щели под дверью вылетает листок. Петр осторожно берет, разворачивает. Там всего одна фраза: «Я ее дочь». И подпись: «Вера». 

Петр приоткрывает дверь. Светит телефоном в щель. Вроде Вера. Он ее впускает. 

— Как ты ее дочь?

— Ну вот так. 

— Так расскажи про нее, кто и что она на самом деле?

— Я не знаю. Я не жила с ней. Она меня оставила с отцом. Мы прожили в тишине. Ну, не совсем. Она приезжала. Пыталась меня столкнуть то в музыку, то в пение. Но я не она. Недавно опять приехала. Ей все нипочем, ни пандемия, ни закрытые границы. Она увлекла меня этой историей про разрушенные храмы. Мне захотелось вырваться. Привезла сюда. Велела никому не говорить. 

— А что она хочет? От меня и вообще? 

— Не знаю. Мне кажется, она что-то ищет или защищает, а может, и спасается. Она у тебя еще про выбор не спрашивала?

— Нет, расскажи.

— Не могу. Ты должен сам. Да я и не знаю, какой ответ верный для тебя. Так что я тебе не помощник.

Финальная поездка в село Горницы. Петр всю неделю сидит взаперти. Вера больше не появляется.

Выезжают рано, пути три с половиной часа. Это церковь усадебная. Когда-то построенная великим мастером русского классицизма. А теперь практически разрушенная, затерянная в обезлюдевшей провинции. От имения тоже ничего не осталось. Дорога запущена. Автобус застревает. Они идут пешком через лес. Двигаются медленно. Тропинок здесь нет. Царство зелени. Дышится легко. Сначала Петр улавливает запах, а потом видит липы. Старые узловатые деревья. Петр улыбается, срывает несколько цветков. Они щекочут ему ладонь, он подносит кулак к лицу и вдыхает еще раз. 

В небе появляется колокольня. Верхняя часть, выстроенная в форме ротонды, увенчана крестом. Они подходят ближе, здание прячется в зарослях, и только верхушка освещена солнцем. Внутри все сильно разрушено. Завалено балками, кирпичом. Устраиваются в подземелье, в нижней зимней церкви. Опять в темноте. Отыгрывают концерт. Главная всех отправляет спасать транспорт, а Петру велит остаться. 

— Что вам от меня нужно? Зачем мы здесь?

— Не истери. Пойдем наружу. 

Они выходят, садятся на ступеньки. 

—У меня для тебя история. Представь, что есть два учителя. Оба очень известные. Я расскажу тебе про обоих, а ты должен выбрать, у кого бы ты хотел учиться.

— Одного? А вы сами выбрали? 

Главная усмехается и поясняет, что для нее это давно решенный вопрос.

— Для простоты представим, что они врачи. Учились вместе, а потом их пути разошлись. Один стал практиковать в больницах по всему свету. Ну, ты слышал: «Врачи без границ». Больницы после апокалипсиса. Высокий уровень преступности, множество покалеченных людей, протоколы собственной безопасности, комендантский час. В такой ситуации важно отбросить мысли о жизни и смерти и четко выполнять свою работу. Это хорошо проясняет сознание.  

— Ну, а второй?

— А второй посвятил себя медицинской науке. Звучит как оксюморон, поскольку медицина — это не наука, а ремесло, отточенные практики. Такой, как он, мог возглавить институт, который подарил нам вакцину от коронавируса. 

— Ну и что плохого во втором, я стал бы учиться у него. Хотя нет, подождите. А может, и у первого, там, настоящий опыт. 

Главная рассмеялась, потрепала его по щеке. 

— Ты не можешь выбрать, я так и думала. Понимаешь, есть люди, которые видят больше, чем ты. И они не виноваты в этом. 

—Ну, а я-то вам зачем?

— Не бойся, ты не жертва. Ты приманка. Даже притрава. 

— А как же Вера?

— А что Вера? Она не может. А тебя иногда страшно слушать даже нам, людям.

— Ну, а птица, там, в церкви?

— Боже мой, птица. Сломала крыло птица, упала мне в ноги. Я и сама испугалась.

— А вам зачем все это? 

— Я сражаюсь за человеческое, удерживаю баланс. Люди теряют веру. Разрушают то, что создавалось веками. Мрак наступает. Ты призываешь. Я убиваю. Ну, когда как, на самом деле. И ты можешь остаться со мной.

— Кто-то был до меня?

— Да. Была. Очень способная. Она захотела выбрать сторону, и это ее погубило. 

Они посидели молча. 

— Пойду пройдусь.

— Вернешься?

— К реке схожу, тут недалеко.

Лес шептал, шелестел. Птицы посвистывали. Петр пробирался сквозь заросли и скоро вышел к реке. Вода прозрачная. На дне камни. Казалось, руку протяни, и коснешься. Но нет, глубоко. Петр умылся и сел на берегу. На середине реки торчал небольшой островок. Петр присмотрелся и увидел птицу. Она стояла на одной ноге среди травы и кустов. Цапля! Она повернула голову и посмотрела в его сторону. Петр замер. Птица взмахнула крыльями, лапами прочертила дорожку на воде и полетела. Петр проводил взглядом скрывшуюся за поворотом реки белую цаплю и пошел обратно.

Метки