Перед вылетом каждый пилот Специального Ударного Отряда «Божественный ветер» писал прощальное стихотворение. «Песнь смерти».
Говорят, после призыва в отряд студентов лучших токийских университетов качество «песен смерти» заметно улучшилось.
Мамору изучал русский язык в Токийском Университете иностранных языков. Русская литература казалась ему огромным накатывающим на него снежным комом. Мамору поступал по-японски. Поддавался этому снежному кому в надежде, что, проехав по нему, ком хлопнется о дерево и разлетится на легкие воздушные снежинки.
Умари училась годом старше. Была первой красавицей курса. А для Мамору — первой красавицей на свете.
Образовалась классическая любовная геометрия. Он любил девушку. Девушка любила Пушкина.
Как все влюблённые, Мамору искал знаки. Вот например, говорил он ей: «Мамору» в переводе с японского на русский через греческий значит «Александр». А «Умари» так же, только через латынь, значит «Наталья». Возникала неловкая пауза. Умари ее не заполняла.
Умари считала любой разговор с Мамору литературным диспутом и старалась победить. Мамору считал любой разговор с Умари возможностью намекнуть на свои чувства и был обречён на поражение.
Умари говорила пассажами из «Евгения Онегина». Для Мамору «Евгений Онегин» был словно японская шкатулка с секретом химитцу-бако. Чтобы открыть ее, нужна простая комбинация действий. Но найти эту комбинацию Мамору не удавалось.
В русской литературе несчастную любовь лечили поездкой на войну или вызовом на заведомо смертельную дуэль.
Призыв в Специальный Ударный Отряд «Божественный Ветер» предлагал одновременно и то и другое. Отношения с Умари имели, наконец, шанс подняться до уровня русской литературы.
В ночь перед вылетом в казарме было так тихо, что слышно было, как идёт снег. А поутру подушки ребят были мокры от слез.
Мамору было не до слез. Он всю ночь сочинял прощальную «песнь смерти».
Темная вода прорезает саван снега.
Страха нет.
Тогда отчего так сжимается сердце?
Твой Саша П.
Песня была написана на кусочке белого шелка. Он положил его в сделанную своими руками шкатулку с секретом химитцу-бако. Шкатулка отправится к Умари.
Пилоты выстроились перед накрытым столом. Каждому полагалась чашка сакэ и шарик из риса. Как маленькая русская литература, подумал Мамору, глядя на шарик. Он выпил сакэ и отправил шарик в рот.
Пилоты загрузились в свои самолеты-ракеты. Заревели моторы. Загремели барабаны. Самолёты начали выруливать на взлетную полосу. Вдруг в налаженном механизме что-то сломалось. Смолкли в недоумении барабаны. Самолетам дали приказ остановиться. Оказалось, что Япония объявила капитуляцию.
Сидя в кабине своего самолета-ракеты, Мамору вдруг понял загадку «Евгения Онегина». Роман должен называться «Татьяна Ларина». Татьяна его главный герой. В Татьяне долг побеждает любовь. А у Евгения Онегина нет ни того ни другого. Все равно, что если бы кто-то написал книгу о Мамору и назвал ее «Умари». Он вылез из кабины другим человеком.
Шкатулка еще не успела отправится по адресу. Мамору забрал ее и сжёг вместе с содержимым.
В университет Мамору не вернулся. Стал художником и всю жизнь писал суровые картины на темы Второй мировой войны: самолеты, воздушные бои, портреты пилотов Специального Ударного Отряда «Божественный ветер».
Сейчас Мамору девяносто пять лет, он живет в Киото. Окружён почетом и любовью детей, внуков, правнуков и одной праправнучки. Нет, ее зовут не Умари.