Пенсионерка Тамара Федоровна разложила на кассе «Пятерочки» свой нехитрый продуктовый набор: картошка, свекла, куриные ножки, масло, сыр, сливочная помадка. Достала из кармана своего безразмерного пальто пакет для покупок, который всегда носила с собой. Дело было даже не в экономии, ей просто не нравились «маечки» из супермаркета, сделанные из хлипкого целлофана. Совсем другое дело — прочный полиэтиленовый пакет, с которым она ходила уже не первый год, так что даже рисунок стерся. Кажется, когда-то на нем была барышня в красной помаде, прижимающая к щеке алую розу. Ни от цветка, ни от барышни почти ничего не осталось, краска сохранилась только по углам.
На выходе из супермаркета стоял небольшой прилавок с товарами из Китая. Тамара Федоровна иногда покупала там недорогие мелочи для дома вроде чайного ситечка или мыльницы. Ее внимание привлек маленький домик из прозрачной пластмассы с двумя круглыми присосками вместо окон. Скучающий продавец, проследив за взглядом пенсионерки, сразу принялся нахваливать:
— Эту кормушку можно повесить прямо на окно и наблюдать за птицами. Их очень хорошо берут, как раз в зиму. У меня всего пара штук осталась.
В тот день Тамара Федоровна принесла домой не только продукты, но и кормушку с пакетом сырых семечек. И с тех пор стала наблюдать за птицами — сперва осторожно, прячась за занавеской как ребенок, а затем в открытую, сидя у самого окна и прихлебывая чай со сливочной помадкой.
Повинуясь неведомому птичьему расписанию, синицы каждый день прилетали на кормежку в одно и то же время. Тамара Федоровна не сразу, но научилась различать их. Большие синицы носили строгие черные капоры, лазоревки щеголяли в элегантных голубых беретах. Самцы отличались от самок толщиной чёрной полосы, разделяющей их животики надвое. Каждое утро Тамара Федоровна насыпáла в кормушку свежие, хранящие тепло дома, семечки, а себе заваривала чай и садилась у окна.
В новогодние каникулы, которые для Тамары Фёдоровны ничем не отличались от обычных будней, пенсионерка вышла из дома и встретила у подъезда семью, снимавшую квартиру на первом этаже. Молодая пара, чуть за тридцать, и мальчик лет шести. Мужчина лентой привязывал к ветке клена кормушку, сделанную из пятилитровой пластиковой бутылки. Сын возился рядом в снегу. Жена держала в руках два пакета из-под молока с аккуратными прямоугольными дырками. Тамара Федоровна прошла мимо, бросила сухое приветствие в сторону соседей, а про себя подумала: «Понавешают же мусора на деревья…».
На следующий день, когда утренний чай был заварен, а свежая порция семечек лежала в кормушке, птицы не появились. Тамара Федоровна, теребя занавеску, смотрела в окно. Затем приподнялась на цыпочки, взглянула на площадку возле подъезда и заметила движение у кормушек. Тогда она достала из морозилки кусочек сала, ниткой привязала его к кормушке и высыпала на подоконник щедрую горсть семечек. Но птицы так и не прилетели.
Прошла неделя. На полках местной «Пятерочки» грустили шоколадные Деды Морозы и наборы елочных шаров с красными ценниками. Тамара Федоровна шла по магазину с тележкой, в которой лежала связка розовых сосисок и пачка дешевых макарон. Отдел сладостей она и вовсе обошла стороной — список покупок пришлось сократить, чтобы хватило на кедровые и грецкие орехи, которые так любят синицы.
По пути домой, уже во дворе пенсионерка снова увидела соседей: мальчишка выбежал из подъезда первым, за ним вышли родители. Пара о чем-то оживленно беседовала, направляясь к своему автомобилю. Мальчик с разбегу рухнул в огромный сугроб и принялся лепить снежки.
— Платон, иди сюда! — закричала ему мать, открывая заднюю дверь машины.
«Господи, что за имена пошли, — думала Тамара Федоровна. — Еще бы Аристотелем назвали! От горшка два вершка и на тебе — Платон».
Первый снежок оставил белую кляксу на фонарном столбе, второй полетел в клен, но не попал, задев кормушку-пятилитровку. Несколько синиц с недовольным писком перелетели с клена на березу.
— Платон, ну что ты делаешь? Давай сюда, опоздаем же! — прокричала еще раз мать, и мальчик, отряхивая на бегу варежки, побежал к машине.
«Что за люди, ребенка нормально воспитать не могут! Мой Володенька никогда себя так не вел. Это кем надо быть, чтобы в птиц снежками кидаться!» Когда Тамара Федоровна доковыляла по нечищенному тротуару до своего подъезда, автомобиль соседей выехал со двора.
«Небось еще и семечки жареные насыпали или вообще хлеб заплесневелый…» Пенсионерка положила пакет с продуктами на скамейку и, держась двумя руками за проржавевшую ограду, шагнула в палисадник. Снега было выше колена. Брючины задрались и влажный холод коснулся распухших икр, стянутых капроном. Дотянувшись до первой кормушки, Тамара Федоровна вцепилась в нее и, покачнувшись, дернула вниз. Семечки рассыпались, оставляя ровные лунки в рыхлом снегу. Тамара Федоровна сняла по очереди все кормушки и, победно сжимая в кулаке три разноцветных ленточки, двинулась к помойке.
Поднявшись в квартиру, Тамара Федоровна скинула намокшие сапоги, прошла в кухню прямо в пальто и села у окна. Ее взгляд упал на темный квадрат выключенного телевизора, и в отражении она увидела обесцвеченную копию себя: сжатые в ниточку губы, глубокая складка между бровей, пузырящееся пальто.
Тамара Федоровна перевела взгляд на фото, висевшее в рамочке над столом. На снимке с трудом, но все же можно было узнать Тамару Фёдоровну, только лет на двадцать моложе. С завивкой на волосах и красной помадой на губах, она широко улыбалась, даже, наверное, смеялась, отчего на щеках у нее появились озорные ямочки. С одной стороны ее обнимал усатый темноглазый мужчина, а с другой — молодой парень, копия отца, но с ямочками на щеках.
— Да что же это я, сынок? — тихо сказала она вслух.
Последнее слово утонуло в визгливой трели дверного звонка. Тамара Федоровна вздрогнула и пошла к двери.
— Кто?
— Это ваш сосед с первого этажа, — ответил голос сквозь слои дерева, поролона и дерматина. Приоткрыв дверь, Тамара Федоровна увидела того самого мужчину, который вешал кормушки.
— Кажется, вы оставили на скамейке, — сказал он со смущённой улыбкой и протянул ей облупленный пакет, в котором лежали две упаковки орехов, макароны и сосиски.
— Ой, да… спасибо, — ответила Тамара Федоровна, принимая у него из рук холодный и мокрый от снега пакет. Мужчина кивнул и сбежал вниз по лестнице. Тамара Федоровна, бросив покупки в коридоре, вернулась на кухню, влажными ладонями закрыла лицо и беззвучно заплакала. Одна за другой к кормушке на окне начали прилетать синицы.