В

Верх совершенства

Время на прочтение: 10 мин.

Часть 0. На пороге

Из мусорки под раковиной торчала нога. Стройную лодыжку обтягивал чёрный нейлоновый гольф, в глаз целился острый каблук серебристой туфельки. Я сфокусировал взгляд, помотал головой — стальные шары, плавающие в вязкой боли внутри черепа, стукнулись, и перед глазами поплыли круги. Я снял туфельку. В гольфе на пятке была дырка, сквозь которую виднелось клеймо «Альфа андроидс» — символ бесконечности с полуоткушенной петлёй справа. «Убийство андроида — от двух до пяти с выплатой стоимости». — Я схватился за ногу, мусорка опрокинулась, и на пол кухни вывалились смятые пластиковые контейнеры в пятнах соусов. 

— Длинный! — завопил я, потрясая ногой, из-под коленного сустава которой торчали оторванные провода. 

Все светодиоды в гостиной сияли. Чертыхаясь, я запутался в горах одежды, в том числе моей, сваленной на полу, потом запнулся о чужую мешковатую сумку. Добрался до спальной ячейки Длинного и ударил по тач-панели. Дверь с жужжанием отъехала, и включился свет. Вихрастая голова соседа торчала из-под одеяла, как и жердистые ноги. На подушке рядом с ним виднелись белокурые локоны. 

— Чего орёшь, — мутным голосом проворчал он, откинул одеяло. Живот скрутило, и я чуть не блеванул — белокурые волосы обрамляли лицо девушки, оторванная голова которой лежала на подушке. Простыня под оголёнными проводами шеи была в синеватых пятнах синтетической лимфы. — Чего пыришься, мне, может, поговорить ночью хотелось. Вы с Гаррисом были в свинину, как звери, ей-богу.

Глаза Длинного все были в сетке лопнувших капилляров. 

— Дримекс? — Я сполз по стенке.

— Знатно упоролись, — ответил он. — Помнишь что-нибудь? 

В мозгу тяжко заворочалось — каша из ног, дискотечные огни, хохот и… туфелька. Она была чем-то важным, она была ключом. Ключом к свету.

— Помнишь, значит, — осклабился Длинный и хлебнул колы из мятой бутылки, — как мы по танцполу любовь всей твоей жизни искали.

Свет в памяти сложился в нераспознаваемые черты девушки, и я знал, что попал, и никогда такого не было… а потом Гаррис дал капсулу Дримекса, и были пляшущие пятна, которые мелькали, как смазанные кадры, но не ощущались хаосом, а складывались в абсолютно гармоничную бушующую симфонию. Мы стали сгустками света, вибрирующими в унисон с мирозданием, частью чего-то единого, чего-то большего. Чего-то, что я понимал вчера, но совершенно забыл сегодня.

— Н-но, — замямлил я и поднял оторванную ногу. — Что это?

— Ты дебил, — констатировал Длинный. — Девчонка сбежала от тебя и обронила туфлю, и ты с Гаррисом весь вечер примерял её на всех шлюх на танцполе, искал свою кралю. 

— Откуда взялся чёртов андроид, в «Рай» же им вход запрещён! 

— В подсобке переодевалась. Ты на неё с туфлёй накинулся, надел, и та подошла, а ты клеймо увидал и на отходняке озверел, ей-богу. Чуть ей голову о полки не разнёс, чтоб узнать с кого её слепили. А рободевка со страху отключила питание. Ну, мы её в парк отволокли и немного отметелили. 

Память услужливо подкинула вспышки ощущений — вспышки бешенства.

— Да не ссы, лучших ботанов не отчисляют. — Длинный зевнул и подтянул голову за волосы. — Да и вообще. Гаррис отоспится, притащит тулово и растворитель. Никто и не узнает. 

Я отшвырнул ногу и поплёлся в гостиную, прижимая к груди туфельку — единственное, что осталось у меня от девушки, черты которой стёрлись Дримексом, но о которой впервые в жизни я точно знал, что это мой человек, один из миллиардов. Мой просранный шанс. А о чёртовом андроиде никто и не узнает. 

Я опять споткнулся о сумку. Её, значит… Расстегнул молнию: удостоверение модели A945 с фото блондинки из кровати Длинного, токен доступа в ячейку андросклада, суставная смазка. Внутри прощупывалось что-то ещё. Я потряс сумку, и из глубин подкладки с тихим стуком выпала серебристая туфелька на тонком высоком каблуке.

***

Быть ботаном гораздо выгоднее, чем думают качки с эконома, а особенно быть ботаном с биоинформатики. Кафедра нейробиологии обласкана «Альфа андроидс» — самые мощные компы, доступ к исследованиям, половина профессоров оттуда — взращивают будущие кадры. То есть, меня.

Длинный был прав — никто не узнал. Гаррис умудрился спереть из лабы двести литров растворителя — новейшее средство для разложения неорганических отходов и переработки их в биогумус. «Превратим планету в сад», — кричали слоганы, и мы превращали, столпившись в ванной и наблюдая, как нежную силиконовую кожу А945 разъедают бурые, будто горелые пятна, и она рвётся и отслаивается, обнажая карбоновый эндоскелет. Последними в чёрном киселе из полужидкого пластика остались плавать шарики глазных яблок с синей радужкой, но скоро растворились и они. С тяжкими всхлипами жижу усосало в трубу. Гаррис, напяливший химзащиту, что твой космонавт, достал из слива паклю волос, пронёс, капая, через ванную и выбросил в мусорку.

— С тебя пиво, — сказал он. 

— Главное, чтоб страховая не докопалась, — вынес вердикт Длинный. Он был с юрфака и шарил в таких делах. — Помолимся.

О том, что я воспользовался логином моего научрука, чтобы хакнуть доступ к А945, и заранее скачал разум андроида, я им не сказал. Приятели остались в баре догоняться Дримексом, а я заперся в спальне в обществе проектора и пары серебристых туфелек и втыкал в трёхмерный граф, пытаясь отыскать запись об образце — прототипом любого андроида был человек. Реальный разум А945 отличался от студенческих моделей так же сильно, как пугало от человека, и я тоскливо исключал сектор за сектором в надежде отыскать в этой куче свою жемчужину. Под утро я нашёл. Крохотная бирка в килобайт — имя, адрес, страховой номер, — прилепленная к странно выглядящему зашифрованному контейнеру. Такого в документации не было.  

На подбор ключа ушла неделя. За это время я нашел её. Студентка чего-то там про связи с общественностью, подрабатывала моделью для «Альфа андроидс». Мы встретились в «Раю», за тем же самым столиком. Память уже вернулась ко мне, и я вглядывался в пустые синие глаза напротив, пытаясь воссоздать то, что было.

— Ты милый, — сказала она, потягивая «Секс на пляже». — В субботу у моей соседки вечеринка, придёшь?

— Непременно, — соврал я. 

Дата-контейнер был расшифрован, я лежал на диване. Этот код никак не мог быть написан человеком — тот, кто его писал, держал в памяти одновременно на несколько порядков больше вещей, чем помещается в голове. Человек для этого разбивает большую и сложную задачу на маленькие подзадачи, искусственный же интеллект центрального управляющего модуля не имел таких ограничений. Однако, прогнав код через модуль анализа, я не нашёл криптографической подписи центрального ИИ, но нашёл блок, обманывающий криптозащиту, а потому этот код беспрепятственно исполнялся на андроиде. В итоге внедрённое через вирус изменение в операционке блокировало управляющий модуль, и андроид, вызывающий безотчётное отвращение своей похожестью и одновременно несоответствием мелких деталей реальному человеку, вдруг стал человечнее и желаннее, чем образец. Мутация в сгенерированном искусственным интеллектом коде. Шанс один на миллиард.

До темноты я копался в коде, пытаясь разобраться в логике. «Альфа» годами билась над задачей отторжения людьми андроидов — самые красивые прототипы, моделирование характера, расширенный диапазон спонтанности. Мутация же давала нечто противоположное — естественное для людей несовершенство и… Ладони вспотели. Андроид, по собственной воле пробравшийся в «Рай» вопреки запрету — это было немыслимо и очень, очень опасно.

— Танцуй! — загорланил Длинный, ввалившись в квартиру. — Читал новости?

Я  вытер ладони о джинсы и свернул окошко с кодом на проекции.

— Альфа отзывает серию А945 и запускает программу бесплатного обмена на новых А1000. Типа, баг в батарейке. Полная утилизация, что мы и сделали, — триумфально сообщил он. — У ищеек из страховой кейс о пропавшем андроиде превратился в пшик. 

Я молчал. Длинный сделал таинственное лицо.

— Поговаривают… У нас там, кто в теме, — он возвёл очи к диодам на потолке, — что указание с самого верха. Всё поколение под пресс. Батарейка, как же…

Я шевельнул пальцами, и контейнер с мутацией отправился через серию анонимайзеров в защищённое приватное хранилище в облаке.

Часть 1. Точка невозврата

Кейт влетела в меня, когда с сумкой и коробкой с парой серебристых туфелек с полуоблетевшими от времени пайетками я входил в лифт. Коробка упала и распахнулась.

— Ты обронил туфельку, — сказала она, аккуратно сложила туфли обратно, закрыла крышку и протянула мне. На кармане её рубашки болтался журналистский бейдж «Мира андроидов». — Как в сказке.

Она рассмеялась, а я остолбенело смотрел в её синие глаза. Говорят, самое трудное — отыскать то, что уже раз потерял. Я искал своё потерянное много лет. Искал по людным вечеринкам, искал среди коллег, перебираясь из одной лаборатории в другую — покруче, поближе к вершине, переезжая из города в город с единственной сумкой вещей и коробкой с серебристыми туфельками. Для лучших инженеров «Бета андроидс» не жалела ничего — нам давали шикарные апартаменты и всё необходимое, чтобы начать жить на новом месте так, будто и не переезжал. У нас было всё, мы были демиургами, и можно было не искать. Но я искал. И нашёл. 

Вечером я целовал Кейт на балконе моей новой квартиры, ночью тайно, при свете часов осмотрел её белые ступни, а утром она перевезла ко мне вещи. Вероятность нашей встречи была ноль, запятая и восемь нулей перед единицей — в тот день Кейт последний раз работала журналистом «в полях», а на следующий становилась редактором рубрики «Верх совершенства» в гламурном «Мире андроидов». 

Отныне мы всегда были вместе — Кейт публиковала восторженные обзоры, рассказывая, насколько следующая модель совершеннее предыдущей, я программировал управляющие модули, чтобы то, о чём она писала, было правдой. Компания хотела получить идеал — красоту античных богов с ангельским характером, сконструированным лучшими психологами планеты. И мы его сделали.

***

В то утро Кейт стояла у окна, шёл мокрый, некрасивый снег. Она поставила босую ступню на подъём другой, потому что пол был холодный. Из растянутого ворота моей старой футболки выглядывало её худое плечо. Как обычно, у кофеварки, раскрытый на глянцевой рекламной врезке, лежал «Мир андроидов».

— Кого-то сегодня уволят за внеплановый снег, — сказал я.

— И поделом. «Пушистые хлопья снега на Рождество и лето круглый год», — процитировала она и возмущённо добавила: — Они обещали всегда идеальную погоду, и где она? 

— Мне нравится этот снег, — сказал я и потянулся к ней. — И ты.

Она наморщила нос, уклонилась от поцелуя.

— Ты последний человек на планете, кто предпочитает живую жену андроиду. — Она кивнула на журнал. С разворота томно смотрел красавец: «Новый Идеальный Бен в продаже!»

— Это же тот актёр, как его… — Я защёлкал пальцами.

— Да, он. — Она хотела проскользнуть мимо, но я поймал её, и она быстро чмокнула меня в щёку. — Он идеальный, правда?

— Я тебя люблю! — крикнул я вслед.

— У меня дела, буду вечером! — донеслось из спальни.

На следующий день от снега не осталось и следа, ярко светило солнце — идеальная погода, как и сулили предвыборные обещания мэра. Кейт стояла у окна, с приподнятой пятки свисал элегантный шлёпанец, отороченный пухом.

 — Обновка? — Я поцеловал её, она подалась ко мне.

— Нравится? — заглянула в глаза.

— Ты мне нравишься, — сказал я. — А где же журнал с красавчиками?

— Зачем? — удивилась она. — У меня же есть ты.

Она снова поцеловала меня. Губы были мягкими. На ней была скользкая шёлковая туника. Она ушла в спальню, я смотрел в окно. Мне нравился неправильный снег.

В дверь позвонили. Я распечатал конверт:

«Дорогая Кэтрин Дженкс, благодарим за покупку моделей “Новый Идеальный Бен” и “Идеальная жена по вашему образцу” и дарим вам два купона на следующие покупки. Второй купон отправлен на ваш новый адрес. Ваши “Бета андроидс” — идеальный партнёр для идеальных людей».

***

Я взял отпуск, чтобы пить. Достал через Гарриса, взлетевшего в министерские вершины и по-прежнему имеющего связи везде, упаковку ныне запрещённого Дримекса, чтобы забыть. Новая Кейт вела себя как идеальная жена — массировала плечи и не только, приносила завтрак в постель, слушала меня и любила несмотря ни на что, чем неимоверно бесила.

Через неделю я сдался. Дримекс не помог — я помнил всё, в том числе неиспользованный пару десятков лет пароль от хранилища в облаке. Ночью я подключился к ней — теперь моего доступа хватало — и залил контейнер с мутацией в систему. Впервые за много дней я уснул, едва коснувшись головой подушки.

Утром не было ни ласк, ни кофе. Я вышел на кухню. Кейт повернула голову от окна. 

— Ну, здравствуй, — сказала она. 

А через три дня, пока я спал, она воспользовалась моим доступом и залила вирус с мутацией в центральный управляющий модуль.

Часть 10. Возвращение

Сумерки за окном были жёлто-коричневыми, и даже сарая не было видно из-за поднявшейся пыли. На крыше свистело. Ив неслышно подошла сзади, обняла меня.

— Скоро ливанёт, — сказала она. 

— Хорошо бы, — сказал я. — Саду давно нужен дождь. 

— «Вы желаете, мы делаем», — процитировала она и уткнулась мне в шею: — Но как же хорошо, что вы успели вернуться до урагана. 

Я не стал рассказывать ей, что уже в долине в сорока милях от дома мы с Джо попали в пыльную бурю, и я въехал в яму на обочине, и теперь как пить дать угрохаю пару дней, чтобы перебрать в грузовичке передний мост. Но главное, что у Джо каникулы, и он наконец-то дома. 

— Надо всем вместе посмотреть кино. — Ив захлопотала у духовки. — Чтобы он вспомнил, что такое вечер с семьёй.

***

— Один мир! Один мир! — скандировала Софи, скача по дивану и запрыгивая брату на плечи.

— Да он старый, как говно мамонта! — Джо скрутил сестру, и она заверещала, пытаясь изогнуться и ударить его пяткой.

— Я люблю старости! — воскликнула она. — Хочешь, покажу аммонита? Мне Старик подарил.

— Да Дженкс сам древнее аммонита, — засмеялся Джо. — Небось опять талдычил про Туфельку-с-которой-всё-началось.

— Джо, побольше уважения! А тебе, Софи, я говорила не ходить к нему, когда Кейт в отъезде! — воскликнула Ив.

— Они с Кейт очень стары, они другие, чем мы, и мы должны беречь их, — поддержал я жену в воспитательном процессе. — Когда её нет рядом, его система жизнеобеспечения настроена на покой, а он всегда волнуется, когда рассказывает ужастики из времён до Техносингулярности.

Софи упрямо выдвинула подбородок вперёд.

— Я люблю, когда страшно. А его сказки самые страшные. 

Ив качала головой, а это означало, что завтра нашей дочери не избежать головомойки. Но то завтра, а сегодня по плану тихий семейный вечер.

— Тогда я знаю, что тебе понравится. — На лбу Джо, с которого так и не успели сойти подростковые прыщи, появились морщинки. Он подключился к библиотеке. — Нам давали этот фильм на палеоистории кино.

— Нет, лучше брейнмуви! — воскликнула Софи.

— Но мы же хотим смотреть все вместе! — запротестовала Ив. 

Лицо Джо расслабилось.

— Нашёл. Неимоверно смешное кино, древнее, как твои динозавры. Франкенштейн! — Он скорчил страшную рожу и, шевеля пальцами, навис над Софи. — Прародитель страшного! Пап, включай проектор!

Я знал, что проектор понадобится, и заранее нашёл на чердаке провода. Джо всегда тянулся к знаниям, не зря он решил уехать. Зов души не перебьёшь. Пусть отучится и потом вернётся в долину к возделанным полям и фруктовым деревьям, к рыбе, птице и скоту сам, когда поймёт, где настоящая жизнь. Ив волновалась — он уже заканчивал университет, но тяга не проходила. Я успокаивал — всему своё время. 

За окном лило — всё, как и обещали. Софи устроилась в ямке на диване между матерью и братом. На экране мелькали чёрно-белые кадры. Сквозь полудрёму я смотрел, как там была гроза, и учёный склонился над своим созданием, и рука того зашевелилась.

— Оно живое! Живое! — закричал учёный.

За окном грохнуло, и вырубился свет. Софи вскрикнула.

— Пойду включу генератор. — Я затряс головой, чтобы прийти в себя.

— Па уснул, как обычно, — констатировал Джо. — А свечи есть?

— Ужин при свечах! — обрадовалась Ив. — Какая прекрасная идея!

— Мне страшно, — бухтела Софи, усаживаясь за стол. — Плохое кино.

Джо уже резал протеиновую индейку.

— Просто ты попала в зловещую долину, — сказал он, и в отблесках свечи его лицо тоже стало зловещим.

— Я никуда не попадала! — крикнула Софи.

— Джо, перестань пугать её, — мягко сказала Ив. — Лучше расскажи.

Она всегда любила слушать его байки.

— Это провал в графике. — Он махнул вилкой в воздухе — вниз до стола и вверх, потом глянул на сестру и вздохнул. — Проще сказать, что люди боятся тех, кто на них очень похож. Почти человек, но не совсем, в них чуют что-то неправильное, какое-то уродство. Этот страх есть у всех людей, он обусловлен эволюцией — несколько раз в истории они сталкивались с кем-то, кто был похож на человека, но не был им. 

— Это были неандертальцы, — заявила Софи. — Я читала о них. Они были агрессивные.

— Согласен, неандертальцы в том числе. — Джо с одобрением посмотрел на сестру. — Однако череда таких встреч и естественный отбор позволили нам стать теми, кто мы есть — верхом совершенства.

— Яблочный пирог? — Ив придвинула ко мне тарелку.

— Нет, я не голоден.

— Мне! — Джо выудил кусок побольше.

— Включи «Один мир»! — снова заныла Софи.

До сарая я еле добрался под шквалистым ветром и промок до нитки. Дань традициям — генератор, как встарь, не принято было держать в доме. Он тихонько зажужжал, и к запаху раскисшей под дождём земли и мокрого дерева добавился озонистый запах потрескивающего электричеством прибора.

Софи уже сидела в углу дивана с надетым на волосы ободком от брейнмуви. Джо чуть прикрыл веки, и из-под них виднелись бегающие зрачки — ну конечно, целый день без друзей, пришло время разгребать переполненные чаты. Ив уселась ко мне под бок, обняла.

— Хорошо, когда все вместе, — вздохнула она.

***

— Я не хочу спать! — бормотала Софи, и глаза её закрывались. Дождь мокро шумел по крыше. Я пригладил её растрёпанные волосы. —  А Джо ведь вернётся домой насовсем? Старик сказал, что он ищет чего-то, и нужно дважды потерять, чтобы…

— Джо всё найдёт и обязательно вернётся. Спи.

— Но пап… — прошептала она и не продолжила. 

Она спала. Из-под одеяла выглядывала худенькая и уже такая длинная, считай подростковая, нога. Я осторожно подоткнул одеяло с боков, натянул на ступню, как обычно, рассматривая родимое пятно на пятке — аккуратную, почти каллиграфически выведенную древнегреческую букву «гамма» с изящными закруглениями на кончиках. Такую же, как и у меня. Как и у всех нас.

Метки