Начало марта далось тяжело. Маленькой, уютной и простой жизни, к которой он то ли стремился, то ли отчаянно сопротивлялся, так или иначе, настал конец. Ее компания решила вывезти всех сотрудников за рубеж. Она собрала нужные и ненужные вещи, заливаясь слезами, и уже через неделю улетела за 2366 километров. Конечно, ему тоже предложили уехать вместе с ней, но в родном городе оставалось много незаконченных дел; работа, хоть и была страшной рутиной, но создавала ощущение причастности к чему-то важному, да и он совсем не представлял, что и как делать в чужой стране.
Лето пронеслось быстро: встаешь утром, едешь на работу, проводишь там восемь-девять часов, потом еще час возвращаешься с работы, по дороге стараешься не обращать внимания на меняющуюся действительность, выпиваешь три бутылки пива, убираешь кошачий лоток, насыпаешь корм и незаметно для себя падаешь спать.
Хуже стало осенью. Это было его любимое время года. В сентябре, когда листья на улицах уже окрашиваются в красный и желтый цвета, а лучи солнца приятно поблескивают в каплях первого дождя, игнорировать изменения вокруг становилось гораздо сложнее. Совсем плохо стало уже в октябре: выходишь утром из дома — еще темно, возвращаешься с работы — уже темно. Жизнь тоже потускнела: одни друзья уехали из страны, другие ушли на фронт. Ощущение значимости работы начало медленно, но верно пропадать. Да еще и кошка упорно отказывалась гадить в лоток, радостно встречая его коричневой кучкой в ванной.
Когда общение с коллегами стало уже невыносимым, а с немногочисленными друзьями, которые еще остались в стране, они просто молча пили пиво и тяжело вздыхали, у него появилось новое и странное хобби. Он знакомился с молодыми студентками, как правило — из хороших университетов, и приглашал их на свидание. За этим не стояло ровным счетом ничего романтического: он приглашал их в свою любимую чебуречную, маргинальную блинную, трапезную при монастыре или культовое армянское кафе.
По большей степени это была занятная, но бесполезная форма эскапизма: человек, помещенный в непривычные для него обстоятельства, искал способ взаимодействия с чуждым окружением и пытался понять, как работает непривычная реальность. Наблюдая за ними, он искал ответ на тот же вопрос, но ответа не было. Молодые глаза вопрошающе смотрели на него, как бы спрашивая: «Что здесь делать? Это не “Ровесник”». Ему же не на кого было также посмотреть и спросить, что делать в этой новой реальности. Немного замешкавшись, он обычно отвечал: «Знаешь, здесь очень вкусное армянское пиво, давай я тебе тоже закажу».
В таких странных встречах, пустых разговорах у кулера, молчаливом осушении бутылок с пивом и чтении книг время убивалось. В один из октябрьских дней, когда рутиной стало не только монотонное передвижение между точкой А и точкой Б, но и мысли о бессмысленности жизни, он увидел в перегоне между поездами силуэт коровы. Размытый, едва различимый образ животного с яркими глазами, которые заглядывали прямо в душу. Она была высокой — наверное, метра два ростом, — стояла на задних лапах и внушала ужас и страх. Тем не менее, это появление не вызвало у него никаких серьезных эмоций; скорее даже наоборот, встреча с «коровой из зазеркалья», как он назвал ее про себя, только сильнее погрузила его в себя.
Пару дней спустя она появилась в зеркале над раковиной. В прошлый раз он списал все на усталость после длинного рабочего дня, но сегодня было воскресенье, и ему даже удалось выспаться. Он резко обернулся назад, но в ванной никого не было; посмотрел в зеркало — тоже никого.
Потом он начал видеть ее в окнах кафе, витринах магазинов и в зеркалах туалета на работе. Самым неожиданным появлением было коровье отражение в луже. Казалось, она преследует его из зазеркалья. Он даже пару раз попытался заговорить об этом с друзьями и родными, но когда лица собеседников выражали слишком явное беспокойство, он сводил все к шутке.
Дни перетекали один в другой, и он уже даже начал высматривать корову сам: настолько ее присутствие стало обыденным и даже приятным. Вот и сейчас он пытался высмотреть ее в зеркале над барной стойкой, но видел только отражение хмельных пятничных гуляк. Находиться внутри уже не хотелось: вокруг становилось слишком шумно, пьяные люди начинали вести себя противно, но заканчивать вечер совсем не хотелось. Он взял из холодильника пару бутылок, засунул их в карманы пуховика и вышел на улицу. Снаружи, у входа в бар, стояла она. Не отражение в зеркале, не видение в осенней луже, не размытый образ в перегоне метро — корова стояла прямо перед ним. На задних копытах, в осеннем пальто, в коричневой широкополой шляпе-федоре, прямо как детектив из нуарного фильма.
Сначала он замер на секунду. Потом собрался, спокойно подошел поближе, протянул руку и сказал:
— Добрый вечер. Давно хотел с вами увидеться вживую. Вы выглядите еще лучше, чем в отражении.
Корова протянула копыто в ответ, и между ними произошло самое странное и, как ему показалось, неловкое копыто-рукопожатие в мире. Однако морда собеседницы, казалось, воспринимала это действие абсолютно естественно.
— Боюсь, что это наша последняя встреча. Мне нужно отдать тебе это.
Она вытащила из кармана плоскогубцы и переложила их в его карман. Нагнулась и тихо промычало на ухо:
— Некоторые вещи гораздо проще, чем кажется.
Покопавшись в другом кармане, она вытащила трубку, зажгла большую спичку, прикурила и растворилась в облаке дыма.
Идти домой совсем не хотелось, и он направился в парк, к своему любимому месту — большому озеру, в котором отражались окрестные панельные дома. Совсем стемнело, и окна зажигались одно за другим, превращаясь в маленькие пятна света на темной водной глади. За каждым окном была своя история, и, как назло, придумывались только те, в которых люди вместе садятся ужинать, смотрят кино или обнимаются в кровати.
Он сел на берегу, достал из кармана бутылку пива и понял, что у него нет ни зажигалки, ни открывашки. Вечер показался окончательно испорченным. Люди счастливо живут, корова ушла, и даже пиво не открывается. Он сунул руки в карманы и внезапно нащупал плоскогубцы. В две секунды заветная бутылка пива открылась. Он лег на шуршащую осеннюю листву, и с первым глотком вечер показался приятнее, свет окон — теплее, и многие вещи стали казаться гораздо проще, чем кажется.