Последние дни осени, последние капли медлительного, вязкого, будто схваченного первыми заморозками времени. Все, что еще недавно кружило, пело, дарило, ласкало, яркое, зеленое, высокое, лазурное, нежное — все уходит, уходит безвозвратно, бесследно, безнадежно. Будто в беззвучной экстраполяции астральной симфонии, дрожат на ветру озябшие ветви, дождевые капли наливаются холодом, и небо все темнеет, наливаясь свинцовой тяжестью, перед закатами подергиваясь фиолетовыми прожилками, добавляя и добавляя в палитру сурьмы. И вместе с небом, вместе с природой, замирая в хрупкой скорлупке надежд, мальчик тоже переживал эту смерть, эту невольную, бесславную, унизительную измену. Демонстративно пренебрегая шапкой, мстительно прыгая на ломкой корке оцепеневших, застигнутых врасплох луж.
Но все было тщетно. Планомерно, не пропуская ни мелочи, зима наступала, наступала по всем направлениям, и во всем чувствовался холодный расчет, зловещая, непоколебимая решимость. И казалось, все вокруг замерло, парализованное отчаянием и страхом, казалось, все обречено на медленную и мучительную агонию, и только по ночам страх высвобождался, вырывался наружу обезумевшими ветрами, и луна, растерянная, сиротливая, беспомощно куталась в облака, тихо плакала, оцарапавшись о колкую паутину ветвей, лузгой серебряного света крошась на черной ленте реки.
А потом в один день все заканчивалось — и ожидание, и ветра, и опасливые вылазки робкой луны. Где-то наверху, на недосягаемой для глаз высоте обрывалась струна, и ничего не подозревающий, доверившийся глупой надежде город вдруг просыпался, оккупированный вероломным снегопадом, лихорадочной аритмией метели, суматошным мельтешением мокрых хлопьев. Одно только утро, один миг — и сорвана невидимая печать, и открыты границы, и вот уже зима, только вчера далекая, призрачная, нереальная, вовсю хозяйничает в городе. Она пришла, она уже здесь, и замирает сердце, и замирают стрелки старинных курантов на дворцовой башне, и меркнет небо, и день наливается прозрачной синевой сумерек, обманчиво мерцая бледными тенями, в заснеженных контурах предметов пряча очертания действительности…
Вечер. Прошел, истаивает первый день зимы, первый день нового и непреложного, простенькой комбинацией цифр затерявшийся в безликих столбцах календарных граф. И стихла метель, и высыпали звезды, и давно уже пора привыкнуть, смириться, прийти в себя, а мальчик все никак не может, словно в чужой, незнакомый и неправильный мир, всматриваясь в золотистый по черному крап неба, незнакомые контуры города. Что ждет там, в зазеркалье, за смазанной белесой поволокой россыпью фонарных отражений? Какими они будут, эти сто дней, сто долгих безликих теней, растянувшихся бесконечной изгородью за призрачный, вечно ускользающий горизонт?..