Дача была за Машметом, на самом краю города. Я вышел на конечной остановке маршрутки. Только что прошел дождь, выглянуло солнце. Пахло озоном и свежескошенной травой. Притихший на время ливня маленький базар оживал, продавцы стягивали с товара пленку.
Я сто лет здесь не был, да и в Воронеж теперь приезжаю из Москвы максимум пару раз за год, несмотря на постоянные уговоры родителей. В этот приезд я узнал от общих знакомых о самоубийстве Мелиссы, не спал полночи и вспоминал наши встречи. А утром решил съездить посмотреть на дачу, куда мы вместе ездили с ночевкой много лет назад.
Платформа, рельсы… Вот тут, на этом переезде, сбило электричкой бабку. Мне было лет десять. Она несла пакет с капустой и, когда она исчезла под колесами, пакет разорвало.
Капустные листья, как страницы разорванной книги, разлетелись в разные стороны. Казалось, даже метров за сто, я четко слышал этот шелест летящих листьев.
Теперь тут массивный переход-стекляшка, в Интернете я прочел, что на переезде ежегодно погибали десятки людей, и жители несколько лет уговаривали власти что-то сделать. Вот она, демократия в действии.
Тот случай с бабкой я до сих пор помнил в деталях, в отличие от выходных с Мелиссой на даче. Мелисса училась у нас на филфаке по обмену из США.
Мы много общались — она привлекала меня своей прямотой, плюс это была отличная возможность попрактиковать английский. Но дальше дружбы отношения не двигались. Да и вообще она была не очень высокого мнения о воронежских парнях: «Все вы, русские, думаете, что если я американка, то буду сосать хер? А вот хер вам!»
В свою защиту хочу сказать, что я и близко ничего такого Мелиссе не предлагал. Тем не менее, на те выходные у меня были определенные надежды. Родители на дачу не собирались — интерес к ней у них к тому времени практически пропал.
Воспоминания о тех выходных были очень смутными или даже мутными, как грязь в лужице, в которой ребенок поболтал палкой. Мы были вдвоем. Или с нами был кто-то еще? А-а-а, точно, сосед, как его? Дядя Сережа?
Странная история — в тот вечер я был абсолютно, стопроцентно уверен, что с дядей Сережей (Или не Сережей? Или дядей Пашей?) знаком чуть ли не всю жизнь. А вот сейчас не мог припомнить, видел ли его вообще еще хоть раз — и до, и после той встречи.
Еще полчаса по пыльной грунтовке, и вот они — дачи. Родители давно хотели продать дачу, но не успели: товарищество расформировали. Сейчас дачи пустовали в ожидании сноса, а район новостроек продвигался к ним все ближе и ближе. Через пару лет здесь тоже засияют чистыми окнами готовые к сдаче многоэтажки.
На даче ничего не поменялось. Вечно протекавшей ржавый бак с водой для поливки все также торчал ровно посередине побежденного сорняками огорода. Деревянный забор завалился и почти касался земли, через доски пробивались заросли крыжовника и садовой малины. Хотя какой там садовой — теперь она уже мало чем отличалась от дикой.
За забором — чащоба разросшихся яблонь на соседском участке. В глубине яблонь прошелестела листва, выпрямилась ветка, метнулась тень. Мне показалось, что это был человек — в штанах и рубашке на выпуск.
— Дядя Сережа? — неуверенно спросил я.
Или он был соседом с другой стороны? Или, вообще, из дачи напротив?
Никто не отозвался, и я списал шум листвы на ветер, который постепенно усиливался. Небо снова потемнело.
Мои воспоминания о соседе, как бы его не звали — дядя Сережа или дядя Паша — и были такой тенью: вроде он был, а вроде и не было. Как он выглядел? Да и вообще, я не помнил никаких подробности той ночи, одни обрывки.
Я снял паутину с малины, сорвал пару ягод, съел и пошел в домик. Прихожая была одновременно и столовой и кухней, а за дверью — очень маленькая спальня, в которой с трудом помещалась полуторка. Я сел на кровать, открутил крышку термоса и глотнул кофе, предусмотрительно сваренного еще дома.
Задумался, что же пошло тогда не так, с Мелиссой? Когда я проснулся утром, ее на даче не было. А на следующий день в университете она даже не поздоровалась.
Сосед, кажется, угощал самогоном, после него еще было жуткое похмелье. Может, я по пьяни к ней приставал, просто не помню?
Я допил кофе и пожалел, что не взял с собой пива или чего покрепче. На стене над кроватью до сих пор висели постеры, которые я приклеил еще в свои школьные годы — полузабытые шведы Ace of Base и голландцы 2 Unlimited.
Я вернулся в кухню. Стол, за которым мы выпивали в ту ночь, раньше стоял в нашей старой квартире. Белый пластиковый верх отслоился и загнулся вверх, обнажая изъеденную временем древесину.
В дверь постучали.
— Можно?
И в ту же секунду я почувствовал знакомый сладкий запах, так в детстве пахли долгожданные мандарины на Новый Год.
Дверь открылась с легким скрипом. В проходе стоял тот самый сосед — дядя Сережа или как там его.
— Так я зайду? — осторожно спросил он.
Я кивнул и мгновенно вспомнил, как он выглядел тогда, в ту ночь. Он совершенно не изменился за прошедшие годы: сильная небритость, потертый пиджак, даже ремень с металлической бляхой тот же самый. Странно, почему мне запомнился ремень?
Кажется, по моему выражению лица он решил, что я его не узнал.
— Сосед я — дядя Сережа. Живу тут, — он неопределенно махнул рукой за спину.
— А я думал тут никого нет — товарищество ведь закрылось.
— Нет, ты не понял. Сосед я. Мое это место.
— Да помню я вас, конечно. Вы совсем не изменились!
— Куда ж нам, меняться. Это вокруг все меняется: то лес, теперь вот дачи, скоро высотки будут.
Сосед нес что-то невразумительное… Может выпивший? Как будто в ответ на мой вопрос дядя Сережа достал пол-литровую пластиковую бутылку из кармана пиджака.
— Вот, настойка на травах, сам делал, давай по рюмашке?
Он порылся на полках буфета и нашел две целые рюмки. Протер салфеткой и налил. Я взял рюмку, не вставая с кровати.
— Ну, за соседей!
За окном резко потемнело, по жестяной кровле забарабанил дождь. Мы выпили. Настойка была хорошая, я почувствовал, как эффект от нее расходится по всему телу, вплоть до кончиков пальцев.
— За подружку твою спасибо, тепленькой подогнал. Позабавила старика. Как ее звали, не помню, Манька?
— Мелисса.
— Красивое имя.
Я захотел привстать, но у меня как будто отнялись ноги: я совершенно их не чувствовал.
— А что между вами было-то? Я ничего про ту ночь толком не помню.
Он засмеялся с открытым ртом, и на секунду я увидел кислотно сиреневого цвета нечеловеческой длины язык, сложенный пополам. Померещилось?
— Ну что, так лучше припоминаешь? — спросил он и заложил пальцы за ремень, оттопыривая бляху.