Прошло три года с того момента, как меня чуть не убили.
В 2021 году я мог уйти из жизни и не увидеть ничего того, что изменит жизни многих после февраля 22-го года, когда такие слова как «смерть», «убило», «ужасно больно», «скорбим» войдут в наш обиход, мы видим их в запрещенных социальных сетях и стараемся всеми силами (наверное, здесь уместно все же не обобщать, говорить за себя, чтобы не оскорбить полярные мнения), я стараюсь уберечь себя от привыкания к новой реальности, где кровь и боль — фиксирующий состав рассыпающегося от неудобных вопросов — зачем? почему? доколе? — большого израненного тела войны, где каждое нанесенное увечье и ранит, и дает право этой войне продолжаться.
В 2021 году один человек закрыл меня в помещении против моей воли и хотел сначала убить себя на моих глазах, потом, проявив малодушие, пожелал убить меня. Важно сказать, что этот человек был под действием сильных наркотиков, смешанных с алкоголем. Я был заложником. Не поддаваясь панике (что для меня сейчас, спустя три года до сих пор удивительно), я искал решение, как выбраться из западни.
Одной частью себя я был в ситуации катастрофы, следил за движениями своего друга, ставшего вдруг врагом, второй — прокручивал в голове клип, выбирая верные сюжетные ходы: сейчас я уроню шкаф и прегражу тем самым путь, выиграв секунду, я успею открыть дверь, куда вставлен ключ, я должен успеть. За три прошедших года мое зрение упало, в том числе от бесконечного скроллинга новостных каналов. Сейчас я бы не увидел этот ключ, впереди было бы расплывчатое нечто, синонимичное пустоте и неминуемой смерти. В этот момент я не думал о Боге, не прощался с жизнью, я продолжал искать выход в безвыходной ситуации, кто-то когда-то красиво сказал мне, что выход есть всегда, даже если над твоим виском завис молоток и хватит одного движения, чтобы прибить тебя.
Три года назад по горячим следам я написал текст об этом опыте, и впервые почувствовал целительную силу автофикционального письма и возблагодарил судьбу, что этот скилл — складывать слова о своей боли — у меня есть. Я не стал обращаться в полицию, понадеявшись, что смогу справиться с этим сам. Удивительно, что, входя в контакт с незнакомыми людьми, которые только входят в круг моего общения, я всегда рассказываю об этом эпизоде своей жизни: в подробностях, не жалея красок. Я — актер, и такому сюжету позавидовал бы любой сериал, пробы на который я мог бы проходить.
В этом тексте, который я сейчас пишу, я стараюсь оградить себя и вас от этой спекуляции. Я не прошу жалости, не говорю о том, какой я бесстрашный, здесь речь должна идти о маленькой случайности, которая спасла мне жизнь.
Уборщица Вера долго и настойчиво стучала в дверь, за которой были я, мой враг (я подобрал неверное слово, но так, кажется, понятнее), молоток, все еще зависший в стоп-кадре. Уборщице Вере необходимо было взять пылесос, который стоял в комнате. Мой враг не выдерживает, отбрасывает молоток в сторону и открывает Вере дверь, и я успеваю выбежать. Я — свободен и жив.
Я часто захожу на страницу в соцсетях моего врага, смотрю, какие посты он выкладывает, чаще это репосты, чужие формулы для жизни. В этих постах все говорит о токсичной маскулинности, помноженной на славянский миф, о силе бессмертного воина, которую бы мой враг хотел обрести. Последний раз он заходил на страницу четыре месяца назад. Я предполагаю, что он мог уйти добровольцем на войну и взять от судьбы ту самую возможность показать свою силу, найдя насилию оправдание данным ему свыше приказом. Или, может быть, его уже нет в живых. Можно все выяснить, написать знакомым врага, но есть в этом странном интересе элемент садомазохизма с обеих сторон, но, если я сейчас пишу об этом, значит что-то так и не проговорено, не решено.
С позиции 24-го года все это кажется частным, локальным, конечно, не лишенным боли. Когда происходят тектонические сдвиги истории, масштабные процессы, распад и собирание чего-то нового из распавшихся частей. И мы каждый день вглядываемся в это вновь собранное и пытаемся наделить его смыслом. Оно так непрочно стоит на ногах, хватит одной налетевшей случайности, и оно рассыпется на еще более мелкие осколки, из которых надо будет собирать что-то новое. На эту каждодневную сборку не хватает сил. Это рассыпающиеся и собирающиеся — мы сами. Стоп, не обобщай. Это — я.
P.S.
Дорогая Вера, вы, наверняка, не прочитаете этот текст. Знайте, что я вам благодарен, вы и ваш пылесос спасли мне жизнь.