0
После вчерашнего болит грудь и тяжело дышать. По телевизору идут новости. Звук выключен. На экране плюшевые игрушки. Маленькие и большие. Вокруг много цветов. На крыльце стоят два росгвардейца с автоматами через плечо. Будь они там на день раньше, все могло бы сложиться иначе. Но их там не было. И теперь я только и делаю, что думаю, почему Роберт решился на это? Мог ли кто-то его остановить? Мог ли я его остановить?
8
Выстрел. Ошметки пенопласта разлетаются по подвалу.
— Куда ты стреляешь? — спрашивает военрук. — Хоть бы чему-то у отца поучился.
На самом деле, я понятия не имею, что связывает нашего военрука с отцом Роберта, но он вспоминает его на каждом уроке. Я думаю, они когда-то служили вместе, а потом военрука демобилизовали из-за ранения — он хромой на правую ногу.
Роберт опускает пневматическую винтовку и щурится. Что-то разглядеть тут правда непросто. Параллельные классы успели пострелять на улице, когда еще была хорошая погода, но наш урок тогда выпал на праздники, а сразу после них начались дожди, так что военрук подготовил для нас тир под землей. Ну, как подготовил. Поставил листы пенопласта в несколько слоев и приклеил мишень на тот, что поближе. Не учел только, что пенопласт — не самый лучший материал для стрельбы и что свет тут так себе — одна тусклая лампа, да и та окружена горками дохлых мошек в плафоне.
— На ней прицел сбился, — говорит Роберт.
— Не может такого быть. Я его только что сам настроил.
— Смотри, как надо, придурок, — Кирилл хватает винтовку за ствол и тянет в свою сторону, глядя на Роберта сверху вниз. Роберт старается не смотреть ему в глаза, опускает голову и не сразу, но отпускает винтовку. Кирилл отталкивает его от линии, на которой нужно стоять во время стрельбы, опускает ствол, вставляет новый патрон, долго целится и нажимает на курок. Раздается звук еще одного выстрела. На мишени по-прежнему ни отверстия. Даже новые крошки пенопласта не взлетели в воздух.
— А ты куда вообще выстрелил? — спрашивает военрук.
Он сам берет винтовку, перезаряжает ее несколькими движениями, быстро наводит ствол на центр мишени и стреляет. Пуля попадает примерно в то же место, куда стрелял Роберт.
— Хм, — военрук делает паузу, — похоже, на ней прицел сбился. На сегодня тогда закончим, парни. Постреляем через неделю.
7
Мы сидим на круглом бревне, от которого на руках остаются кусочки старой зеленой краски. В младшей школе мы ходили по нему на физре, проверяя равновесие, но никогда не доходили до конца. Роберт даже упал однажды, ударившись головой. А сейчас сидит на нем и жует бутерброд с сыром и колбасой.
— Я вот что думаю, — говорю я, — Герцена при жизни считали предателем. А сейчас у нас школа стоит на улице его имени.
— И что? История расставила все по своим местам? — Роберт не любит говорить со мной об истории. И о литературе. И о кино. Наверное, он просто не любит говорить со мной. И со всеми остальными.
— Нет, просто Герцен умер. Значит, для власти уже не опасен. А журналисты и писатели, которые сейчас говорят то же, что говорил Герцен в свое время, по-прежнему за границей. Разве что не в Англии, а, скажем, где-то в Прибалтике. А это еще печальнее.
Со стороны футбольного поля, на искусственном газоне которого уже не первый год разрастаются большие черные дыры, прилетает мяч. Приземляется в нескольких десятках метров от нас, поднимая в воздух кусочки влажной после утреннего дождя грязи. Кирилл машет руками и кричит Роберту — просит подать мяч, но тот не любит отвлекаться от обеда и не любит прикасаться к грязным вещам.
Через минуту Кирилл подходит с двумя дружками. Мы с Робертом называем их Кирилл №2 и Кирилл №3. Оригинальный Кирилл спрашивает: «Разве ты не слышал меня, чувак?» «Слышал», — отвечает Роберт. Хотя какая разница, что он ответит, если Кириллы-дубликаты уже щелкают пальцами и потирают костяшки. Они хватают Роберта, поднимают на ноги и не дают вырваться, хотя Роберт в общем-то и не пытается. Кирилл №1 разгоняется, как перед пенальти, и бьет Роберта в грудь ногой. За такой удар полагалась бы красная карточка, но судья у нас так себе, если он вообще где-то здесь есть. Роберт падает назад и бьется поясницей об бревно. У него под рукой — надкусанный бутерброд с сыром и колбасой.
6
Роберт мажет ссадину у меня над бровью какой-то мазью. У него холодные пальцы, а мазь наоборот разогревающая. От такого контраста я вздрагиваю, и Роберт просит немного потерпеть.
— Крепко сегодня досталось, — говорит он, вытирает руки о футболку и закручивает крышку на тюбике.
Роберт садится за стол и начинает печатать. Я беру лист бумаги и цветные карандаши. Справедливости ради, из всех цветных карандашей в последнее время я использую только белый, серый и черный. Я думаю, Роберт тоже любит рисовать. По крайней мере, раньше у него хорошо получалось. Классе в четвертом он нарисовал на уроке ИЗО оленя — на том уроке все мы почему-то рисовали оленей. Так вот, у Роберта вышел олень, который рогами обнимает весь мир. Учительница вызвала его к доске и похвалила перед классом. Наверняка, Роберта потом избили за это по пути домой.
Я уже не помню, кто и когда первым невзлюбил Роберта. А главное, никак не могу вспомнить за что. Было ли вообще какое-то «за что»? Только вот он всегда сидел на последней парте один, пока я не подсел к нему. И всегда уходил на большой перемене в туалет, чтобы пообедать, — стеснялся есть на людях или того, что сидит в одиночестве. После уроков Роберта часто били. Сначала просто ставили подножки или бросали снежки. Казалось, ничего такого, хотя снежками всегда целились в голову. Но со временем начали бить и руками, а потом уже и ногами.
И вот теперь Роберт с новыми синяками и ссадинами, на которые давно перестал обращать внимание, печатает сообщение Лизе. А я не могу сосредоточиться на рисовании и смотрю по сторонам. Из окна открывается вид на какие-то ржавые гаражи. Квартира у Роберта обычная — двушка в хрущевке на пятом этаже. Ничего выдающегося в ней нет. Ну, кроме икон, конечно. Родители у него якобы очень верующие. Особенно мать. Каждый раз, когда мы заходим внутрь, нас встречают Иисус, Мария и все волхвы. Потом они же смотрят, как мы моем руки и обедаем. Укрыться от них можно только в комнате Роберта. Тут на стенах висят постеры «Твин Пикс», «Человека-паука», «Бойцовского клуба», «Криминального чтива» и плакаты с Куртом Кобейном, Сидом Вишесом, Виктором Цоем и еще каким-то музыкантами, которых я знать не знаю.
Дверь открывается, и в комнату без стука заходит мать Роберта. На вид ей можно дать лет пятьдесят, но, на самом деле, ей гораздо меньше — просто она много работает и мало отдыхает. Она подходит к столу, кладет Роберту руки на плечи и что-то спрашивает.
— Нормально, — отвечает Роберт.
Она стоит несколько секунд, как будто хочет сказать что-то еще, и, наконец, решается:
— Папа передал тебе подарок на день рождения. Ты не сердись, что он так задержался. Ему сейчас тяжело с нами общаться, — она кладет на стол большую коробку, на которой нарисованы наушники, и ждет какой-то реакции.
— Спасибо, — говорит Роберт и косится на календарь, на котором уже середина весны. Роберт родился в ночь со второго на третье сентября, когда до штурма оставалось еще несколько часов. Его папа тогда служил в «Альфе» и не смог присутствовать при родах. Даже сейчас первые дни осени для семьи Роберта скорее не праздник, а траур по тем, кого не удалось спасти.
Мать Роберта не знает, что еще сказать, треплет сына по голове, смотрит на мой рисунок и, сделав вид, что шутит, говорит:
— Ну и мазня.
Когда она уходит, Роберт переключает вкладку начальной страницы браузера и начинает печатать ответ на сообщение Лизы.
5
Роберт и Лиза познакомились в первом классе, когда пошли в школу. А потом познакомились еще раз прошлым летом, уже по-настоящему. В тот день была аномальная жара. Синоптики ее так и называли, «аномальная жара», самый жаркий день за последние восемьдесят лет или что-то вроде того.
Роберт возвращался из лесополосы. Когда у отца Роберта появлялись свободные дни, они ездили туда стрелять. Рано утром загружали багажник оружием и патронами, добирались до леса и торчали там до заката, распугивая местных животных. Отец Роберта вешал мишени, показывал сыну, как собирать и разбирать разное оружие, как заряжать его, как целиться, рассказывал, какая отдача у пистолета Макарова и автомата Калашникова, давал попробовать ее на себе. Он считал, что Роберту не помешали бы навыки обращения с оружием и, наверное, хотел, чтобы сын тоже стал полицейским или что-то типа того.
Обычно ближе к закату они вдвоем возвращались домой, но в тот день отца Роберта вызвали на работу, поэтому он только довез сына до ближайшей автобусной остановки. Уже вечерело, но жара не спешила спадать. Солнце светило в лицо Роберту. Ему было душно, по шее текли струйки пота, футболка липла к телу. Он стоял на остановке и обмахивал себя кепкой в ожидании старого ПАЗа.
В автобусе стало еще хуже. Раскаленный за день воздух в салоне замер. Он сдавливал Роберту грудь и не давал дышать. Роберт стоял у задней двери, положив голову на стекло. Автобус регулярно подпрыгивал на ямах и выбоинах, так что Роберт бился о заднее стекло виском. Кто-то открыл окно, но в салон только ворвались потоки жаркого воздуха. В глазах у Роберта начало темнеть. К горлу подступила тошнота, приступы которой он пытался подавить. Со лба стекал холодный пот, от которого, однако, не становилось прохладнее.
— Садись, — сказала девочка откуда-то слева, уступая ему место. Она помогла Роберту опуститься на сиденье, дала холодной воды из термоса и приложила влажную салфетку ко лбу Роберта.
Роберт начал понемногу приходить в себя. Он стал рассматривать девочку, которая стояла рядом с ним. Сначала увидел ее загорелые предплечья, потом — белую майку до живота, джинсовые шорты, цепочку с игральным кубиком на шее, светлые волосы до плеч, родинки на щеках и ярко-розовые губы, уголки которых, казалось, всегда были слегка приподняты. Это была Лиза.
Роберт узнал ее и расстроился, что показал себя слабым и беспомощным. На самом деле, она не раз видела, как Роберт лежит на земле в окружении одноклассников на заднем дворе школы. Видела, как они дают ему пинки и подзатыльники, пока он идет к своей парте в классе. Видела, как его держат перед дверью в туалет, чтобы он не дотерпел и обоссался прямо в коридоре. Раньше его это никогда не заботило, но в тот момент он почувствовал, что она уязвила его мужскую гордость.
— Меня зовут Роберт, — сказал Роберт.
— Я знаю, — ответила Лиза и улыбнулась, — мы с тобой учимся в одном классе.
Роберт смутился и отвернулся к окну. Они уже проезжали его район. В окне мелькали маленькие ларьки, табачные магазины, пивные, которые были на первом этаже каждого дома. Роберту хотелось сказать ей что-то еще. Наверное, что-то вроде «спасибо». Но он продолжал молчать, пока автобус не остановился на его остановке.
Оказалось, что Лиза живет в соседнем дворе. Она вышла с ним и проводила до дома на случай нового теплового удара. По пути она заговорила о любимых сериалах и музыкальных группах. Лиза говорила без остановки и совсем не задавала вопросов. Роберту нравилось ее слушать, и он не хотел, чтобы она прекращала. Когда они дошли до подъезда, Лиза сказала:
— Не забудь принять холодный душ. Будет не так жарко. А еще от тебя сейчас не очень приятно пахнет.
— Спасибо, — наконец-то сказал Роберт.
Лиза обняла его на прощание и ушла. А позже вечером написала, чтобы спросить о самочувствии.
4
Роберт ходит поперек школьного коридора от одной стены к другой. Рассматривает доску с фотографиями почетных выпускников и отходит обратно к двери, на которой висит табличка:
«Школьный психолог
14:00–16:00 вт. и чт.»
Роберт еще раз давит на ручку, но дверь не поддается. Из-за угла слышится стук каблуков по бетонному полу. В конце коридора появляется молодая женщина. Она приближается, не отрываясь от экрана телефона, и только у самого кабинета замечает Роберта.
— Ты ко мне? — спрашивает она.
— Да, здравствуйте.
— Проходи, — женщина открывает дверь и входит первой. Окна в кабинете занавешены жалюзи, в центре стоит стол на изогнутых ножках, с одной стороны от него — кожаное кресло на колесиках, с другой стороны — деревянный стул с потертой обивкой на спинке. Роберт садится и смотрит на женщину. За толстыми стеклами очков, которые бликуют от света люстры, он не видит ее глаз.
— Тебя прислал кто-то из учителей? — спрашивает женщина, по-прежнему глядя в телефон. — Что-то натворил?
— Нет, я сам пришел, — говорит Роберт. Между ними стоит монитор, из-за которого он не видит нижней половины лица женщины. — Хотел поговорить с вами.
— Поговорить? — женщина откладывает телефон. — Ну что ж, давай поговорим. Только учти, что у нас пятнадцать минут.
Роберт не говорит ей, что пришел в день приема и в часы приема, а потом ждал под дверью почти час, из-за чего теперь у них пятнадцать минут. Не говорит, что запутался и не понимает, что с ним происходит. Не говорит, что считает себя хуже других. Не говорит, что каждый день терпит издевательства сверстников. Не говорит, что влюблен, но понятия не имеет, как об этом сказать. Не говорит, что злится на мать, которая не дает ему делать, что нравится. Не говорит, что отец в окопах уже больше года. Не говорит, что у него совсем нет друзей. Не говорит, что устал от одиночества. Не говорит, какая тьма окружила его. И не говорит, какие мысли начали приходить ему в голову.
— Я переживаю из-за ЕГЭ, — вот что он говорит.
Женщина успокаивает его словами о том, что это лишь одно из жизненных испытаний у него на пути. Рассказывает, как сама волновалась из-за ЕГЭ и какими пустяками теперь кажутся эти волнения. Роберт благодарит ее, и она отпускает его, радуясь концу рабочего дня.
3
Роберт
Как тебе идея прогулять завтра школу?
Лиза
Заманчивая) А какой повод?
Что думаешь по поводу слона?
Думаю, он прикольный)
Сходим посмотреть на настоящего?
Именно завтра?
Именно завтра
У тебя резкое желание увидеть слона ахахахах? До выходных он нас не подождет?
Все верно, хочу завтра
Ок, уговорил) Во сколько?
В 12? Встретимся у входа?
Хорошо) Скинуть тебе песню?
2
Дверь соседней кабинки открывается, и внутрь заходит Роберт. Я слышу, как он опускает крышку унитаза и садится на нее. Он расстегивает молнию на рюкзаке и достает два тяжелых продолговатых предмета. Тот, что покороче, из пластика. Тот, что подлиннее, из хрома и никеля. Роберт приставляет предметы друг к другу. Я узнаю этот звук.
Так звучит Hatsan Escort PS. Роберт не раз показывал его мне, когда мы были у него дома. Открывал шкаф в комнате родителей, доставал с верхней полки продолговатую коробку тошнотворно красного цвета, на которой было нарисовано гладкоствольное охотничье ружье. В верхнем правом углу был логотип Hatsan, а под ним надпись: Serious. Solid. Impact.
Роберт вставляет ствол в ручку ружья. Он много раз собирал его, но сейчас я слышу, как металлические части стучат друг о друга. Я чувствую, как у Роберта дрожат руки. Он закрепляет ствол и опускает руку на дно рюкзака, чтобы достать коробку патронов с дробью. Роберт сначала пытается открыть ее аккуратно, но ничего не получается, и тогда он начинает рвать картонную крышку двумя руками. Несколько патронов от резких движений падают на пол. Один из них катится по плитке и замирает у моей ноги. Все стихает. Роберт сидит на унитазе, поставив приклад ружья на пол и обняв ствол. Он тихо всхлипывает.
«Мне не нравится это твое увлечение. Очень круто, конечно, что ты выиграл этого слона, но я, честно, могла бы и без него. Меня бы больше обрадовало, если бы ты не брал в руки оружие. Пообещаешь мне?»
Слезы текут у него по щекам, скапливаются на подбородке и падают на пол с неправдоподобно громким звуком лопающихся пузырей.
«Ты не должен давать себя в обиду, сынок. В этом мире много плохих людей, которые захотят причинить тебе вред. Но ты должен уметь постоять за себя. Должен уметь дать сдачи и заставить себя уважать. И запомни, мужчины не плачут перед лицом проблем. Они их решают».
Роберт замолкает, утирает слезы длинным рукавом белой футболки и начинает собирать упавшие патроны. Он касается рукой носка моего кеда, отпускает, нащупывает патрон и поднимает его. Один за одним патроны с треском оказываются внутри охотничьего ружья. Семь в магазине и один в патроннике. Оставшиеся патроны он распихивает по карман черных брюк, надевает наушники и выходит из туалета.
1
Роберт открывает дверь в кабинет ударом ноги и наставляет ружье на Кирилла. Он сидит там же, где и всегда. Очень удобно, совсем не нужно тратить время, чтобы прицелится. Роберт нажимает на курок, и первая гильза с металическим стуком падает на пол. Голова Кирилла лопается, как переспелый гранат, еще до того, как он успевает понять, что происходит. Вместо зерен вокруг разлетаются кусочки розового мозга. Оказывается, он был у него все это время.
Остальные начинают смешно открывать рты, но Роберт слышит только второй альбом P.O.D., который играет на полной громкости. Роберт наводит ружье на Кирилла №3. Тот пытается закрыть лицо руками, надеясь, что ладони могут его защитить. Роберт отстреливает ему палец, и тот, широко открыв рот, убирает ладони от лица. Вторая пуля летит ему прямо в горло.
Кто-то пытается спрятаться под партами, за стульями. Кто-то открывает окно, прыгает с третьего этажа, пытаясь ухватиться за ветку, но пролетает мимо и приземляется на ноги. Его тело складывается, как башня из дженги. Он остается лежать, не пытаясь подняться.
В сторону Роберта делает движение женская фигура в белой блузке и длинной клетчатой юбке, которая стояла с указкой в руках у доски. У нее теперь тоже почему-то лицо Кирилла, и она получает выстрел дробью в грудь. Она падает на спину. На блузке расплывается огромное бордовое пятно, она что-то бормочет уже почти безжизненными губами, и Роберт сжаливается, потому что Роберт милосерден. Он стреляет еще раз, приставив дуло вплотную ко лбу. На месте головы женоподобного Кирилла остается лужа крови с осколками черепа.
Роберт осматривается вокруг и на секунду цепенеет. Он окружен Кириллами. Кирилл №4 сидит в углу между шкафом и стеной, обняв колени. Кирилл №5 смотрит на него из-под парты. Кирилл №6 нелепо открывает рот, накрашенный помадой с блестками. Роберту нельзя останавливаться. Патронов должно хватить на всех Кириллов в школе, на всех Кириллов этого мира.
Роберт стреляет уже не глядя. Перед ним слишком много целей. Пули попадают в головы, груди, плечи, икры, колени Кириллов. Роберт не останавливается до тех, пор пока всякое движение в классе не прекращается. Тогда Роберт наконец опускает ружье и делает глубокий вдох. По полу растекаются лужи свежей крови, напоминающие Роберту последствия первой весенней грозы. Из окна как раз дует теплый ветер. На подоконнике лежит тело с рваной раной в спине. Чувствуется приближение лета.
Роберт выходит в коридор. Откуда-то сверху доносится голос, который требует закрыть двери в классы и не подходить к ним. Какая глупость. Можно подумать, замок на двери остановит Роберта с патронами двенадцатого калибра, если он действительно захочет попасть внутрь. Роберт слышит этот голос даже через наушники. Голос раздражает его, и он стреляет в потолок, чтобы попасть в динамики.
Навстречу Роберту идет еще один Кирилл. У этого руках перцовый баллончик или дубинка. Он хромой на правую ногу, и Роберт стреляет ему в левую. А когда тот падает, добивает несколькими выстрелами в туловище. Он перезаряжает ружье, вставляя следующие восемь патронов и оказывается у кабинета психолога. Он снова дергает ручку, а та снова не поддается. Роберт делает несколько шагов назад и целится в замок. Ружье дает осечку, и патрон застревает где-то в стволе.
Слышны сирены машин полиции и скорой помощи. Роберт идет по пустым коридорам к выходу. По пути проверяет сообщения от Лизы. «Я на месте». «Ты опаздываешь?» «Эй, я сейчас обижусь». «Роберт, а ну быстро ответь мне». «У тебя что-то случилось?»
Роберт выходит на школьное крыльцо. Перед ним стоят несколько отрядов Росгвардии.
— Подними руки! — кричат ему через мегафон.
Роберт только широко расставляет их в стороны, держа ружье в левой руке, и делает пару шагов к машинам с красно-синими мигалками. Его ослепляют вспышки нескольких выстрелов, и он падает, чувствуя боль в груди.
0
Дверь в палату открывается. К моей кровати подходят двое: один в белом халате, другой в военной форме. Мужчина в халате наклоняется ко мне и говорит:
— Эй, Роберт, не переживай, следователь пришел просто поговорить с тобой.
Я отворачиваюсь и смотрю в стену передо мной.
После вчерашнего болит грудь и тяжело дышать. По телевизору идут новости. Звук выключен. На экране плюшевые игрушки. Маленькие и большие. Вокруг много цветов. На крыльце стоят два росгвардейца с автоматами через плечо. Будь они там на день раньше, все могло бы сложиться иначе. Но их там не было. И теперь я только и делаю, что думаю, почему Роберт решился на это? Мог ли кто-то его остановить? Мог ли я его остановить?