— А за четыре тысячи тенге есть букеты?
Лорка закатила глаза с наращенными ресницами, и парень в тонкой шапочке добавил:
— А за пять?
— Мир, иди обслужи, — сказала Лорка и подошла к женщине в белоснежном полушубке с милейшей улыбкой:
— Вам подсказать?
Мира стала показывать букеты:
— Можно небольшие розы. Хризантемы. А вот еще ромашки недавно привезли, ромашки зимой, классно же!
Парень кивал. Когда он начал рассматривать букеты, в его грустных глазах появилась нежность. Как у кого-то, кого Мира знала. Наверное, поссорился с девушкой, ей и букет выбирает.
Ему позвонили.
— Хуже? — глаза напряглись. — Бегу. Извините! — Он повернулся к Мире, помахал рукой и быстро вышел.
— Голову морочат тут, — сказала Лорка, когда за ним без букета вышла и женщина в полушубке.
Лорка уткнулась в прерванный сериал на телефоне. Мира подправила в ведре ромашки. Одну, согнувшуюся, вытащила, выпрямила и перемотала скотчем. Поставила в свой стакан.
Ромашка была неказистая. Белые лепестки растрепались с одной стороны, как волнистые волосы Миры, когда она ложилась спать сразу после ванны, а утром не могла уложить волосы. Все у нее не как у людей. Руки и ноги худые, с веснушками. Поэтому и приходится носить балахонистые юбки и свободные кофты с длинными рукавами, а лицо густо замазывать тоналкой. И в кого она такая? Мама и сестра — с красивой фигурой и чистой кожей. Говорят, Мира похожа на мать отца. Бабушка была худая, скрюченная, с острым лицом, говорила по-татарски. Как она умерла, Мира не помнила. Но часто вспоминала бабушкино тело, замотанное в белую ткань. Она еще удивилась, какое оно маленькое. С тех пор, ловя в витринах свое отражение, выпрямлялась. А когда фотографировалась, вставала на цыпочки.
— Давай закрываться! — сказала Лорка. — Все равно уже никто не покупает. — Блин, Новый год почти, а выручки кот наплакал! На аренду с кредитом хоть бы набрать.
Они закрыли киоск и пошли каждая в свою сторону.
Мира шла на остановку по освещенной улице. Банк сверкал зелеными и синими огнями, как огромная квадратная елка. Зазывал бегущей рекламой ломбард. Маленькая парикмахерская с громким названием «Эрмитаж» сияла золотыми огоньками. «Хозяюшка» подмигивала полной женщиной в фартуке, похожей на Фрекен Бок. Даже на окошке ларька с самсой был развешан серебристый дождь, а в окнах домов светились гирлянды. Только их киоск утонул в темноте. Лорка сказала: зачем тратиться, покупателей от этого больше не станет.
Люди двигались быстро, с пакетами, сумками, коробками. Будто скупали все, что попадется. Мира представляла, как они приходят домой, прячут подарки, чтобы вручить их на праздник, накрывают на стол, вместе ужинают, делятся новостями и из серых, спешащих людей превращаются в уютных мам, любящих жен и мужей или немного капризных взрослых детей, которые не любят гороховый суп или чай с молоком.
Мира поправила сумочку — та все время съезжала с плеча — и прижала к губам кулек из бумаги с ромашкой, той самой, сломанной и перевязанной скотчем.
Ускорила шаг, увидев «семерку», троллейбус. Он не остановился, проехал мимо. Мира приподняла шарф, присела на скамейку внутри стеклянной остановки и стала ждать. Ноги быстро замерзли. Сняла перчатку и застывшим пальцем стала вводить домашний адрес в приложение для такси. Две тысячи тенге. Обалдели! Как праздник, так поднимают цены. Когда через полчаса подошел автобус, у нее шмыгал нос и слезились глаза.
Прибежав домой, она сунула ромашку в банку, в которую собирала таких бедолажек, и пошла отогреваться в горячей ванне.
Утром тридцать первого декабря Мира встала раньше будильника. Вошла по привычке в комнату мамы, та не любила трезвон и просила будить ее голосом. Мамы не было уже тридцать дней. У ее кровати стояли мягкие тапочки с веселыми собачьими мордочками, Мира на прошлый Новый год подарила. На столе лежали очки и закрытая книга. Как будто мама сейчас окажется здесь и скажет:
— Мирок, кофе сваришь?
Мира позавтракала сопливой овсянкой. Понюхала кофе из банки. Ромашка в вазе на подоконнике одиноко смотрела в окно.
— Ромашка-промокашка, — поддразнила ее Мира. — Будем вдвоем Новый год встречать.
В киоске толпились люди.
— Мир, ну ты где ходишь! — накинулась Лорка. — Я тут одна!
Мира сразу подошла к старику в спецовке с красными буквами на спине. Он обычно заходил на праздники и старомодно называл всех особ женского пола очаровательными созданиями. Старик покупал цветы для жены. Лорка его не жаловала: купит на пять копеек, а разговоров на час!
Мира могла говорить с ним подолгу, если других покупателей не было. Он рассказывал, что куртку подарил ему сын, на вахте работает. Что жена из дома давно не выходит. И как она любит цветы.
Мира собрала небольшой букет из бракованных цветов. Жена старика ослепла, а бракованные цветы пахнут не хуже обычных.
Старик галантно поцеловал ей руку и вложил в нее смятую купюру. Она не взяла.
— Мандарины купите лучше!
— С наступающим, очаровательное создание! Желаю встретить своего принца и прожить с ним сто лет, как мы с моей Асей.
— Эх. На принца я, конечно, не тяну, но такого заботливого, как вы, хотелось бы…
Две нарядные девушки в распахнутых куртках выбирали букет для начальницы.
— Вот этот оригинально смотрится! — показывала им Лорка букет из роз с гипсофилами.
Они поджимали губы, шептались и просили показать что-то другое.
Мужчина в черном пальто ткнул пальцем в самый дорогой букет, молча рассчитался и вышел.
— Все бы так! — вздохнула Лорка.
Покупатели шли и шли.
В четвертом часу дня Мира выбежала за самсой. Продавец в соседнем ларьке улыбнулся ей. Уже доедая самсу, она вспомнила, где его видела — это же он вчера заходил за цветами, да так ничего и не купил.
Сели с Лоркой попить чай, впервые за день.
— Неплохо сегодня торговля идет! — Лорка откусила жесткую карамельку и поморщилась. — А ты с кем сегодня встречаешь?
— Да ни с кем, одна. Сестра звала в гости в пригород, уже не успею.
— Давай с нами! Мы на даче, холостяки будут!
— Неохота, непраздничное у меня настроение. Мне еще к маме заехать.
— Кто тебе его создаст, это настроение! Ну смотри, если что приезжай.
В восемь они закрылись. Лорка подсчитывала выручку. Мира вымыла пол.
В дверь постучали. Мира выглянула: на улице стоял продавец самсы.
— Можно два букета? — спросил он.
— Их два и осталось, — улыбнулась Мира. — Берите за полцены, все равно завтра не работаем.
Парень взял цветы и замялся у двери.
— Вы сейчас в больницу?
— Да. Откуда вы знаете?!
— У меня тоже мама там, в соседней палате лежит. Я часто вас там вижу, а вы ни на кого не смотрите. Поедем вместе? Я на машине с другом.
— Мир! — Лорка подозвала ее.
Шепнула:
— Ты что, с незнакомыми одна?
И громко:
— Так, я запишу номер машины!
Мира села на заднее сиденье, рядом сел продавец самсы.
— Газиз, — представился он.
— Мира.
В дороге молчали. Мира старательно рассматривала город в окно. Ехали медленно, через пробки. Вышли около больницы, так же молча вошли в фойе, надели бахилы, халаты, поднялись на лифте. У палаты он протянул ей один из букетов.
— А это вам!
И смутился:
— Или вашей маме!
Мама разулыбалась:
— Хризантемы! Белые, как я люблю! Какой хороший сегодня день! Мирок, анализы отличные, меня утром еще выписали, я не стала тебя беспокоить, ты же работаешь.
— Ох, мам! Я б хоть пораньше пришла, салаты сделала, а то Новый год, а дома шаром покати!
— Да ничего! Главное, дома. Сварганим чего-нибудь.
Мира помогла маме собраться, и они вышли с наполненными пакетами. У открытой двери соседней палаты она приостановилась. Газиз стоял у кровати, его мама лежала с закрытыми глазами. Он повернулся.
— Заснула. Устает быстро. Вас подвезти?
Утром первого января Мира зашла к маме в спальню. У кровати улыбались тапочки с собачьими мордочками. На столике лежали очки и раскрытая книга. Мама спала.
На кухонном подоконнике стоял букет из хризантем, а посередине — ромашка. Она стала выше, будто привстала на цыпочки.
— Ромашка-очаровашка, — прошептала Мира.
— Не устала? — спросил Газиз.
— Я нет, а вот у тебя глаза красные! — улыбнулась она.
Всю эту ночь они просидели на кухне.
Газиз взял ее худую веснушчатую руку и галантно поцеловал.
Тогда Мира вспомнила, у кого были такие глаза.