— Иди как-нибудь загримируйся! Снимаем через полчаса, — режиссер махнул Чарльзу рукой.
Небрежно брошенное в ответ «Да, мистер Сеннет» потонуло в гомоне голосов. На киностудии всегда шумно в перерывах между съемками. Чарльзу это нравилось — жизнь била ключом, но главное — здесь водились деньги. Только богатый дурак от них откажется, а он привык считать каждый цент: жизнь, прямо сказать, не баловала их с братом. Если уж менять Бродвей на кино, то только за большую плату, что он и сделал, хотя что такое кино? Новенькая игрушка, мимолетное увлечение. Ленты снимают за пару дней, забывают еще быстрее. Новые и новые сюжетики заполняют голову непостоянного зрителя, не задерживаясь в памяти надолго.
Общая гримерка совмещала в себе и костюмерную. Вешалки с одеждой и трюмо с зеркалом соседствовали, как бедные родственники.
Это не театр, где все обдумывается заранее, репетируется, рассчитывается по минутам, сверяется с режиссером. В кино ты остаешься один на один с ролью — твори ее сам, импровизируй, ищи. Чарльз чувствовал, как это будоражит воображение. Импровизация — его сильная сторона. Пусть об этом еще никто не знает… Кто он сегодня? Его роль — комично мешающий героям пьяница. И всё же… Подвыпивший мистер? Пьяненький бродяжка? Нализавшийся дорогого пойла богач? У него будет примерно двенадцать минут ленты, чтобы рассказать зрителю историю — без слов! — только мимикой, походкой и одеждой. Из той, что случайно оказалась под рукой. Решать нужно быстро, а выбор, прямо скажем, невелик.
Он сыграл уже в трех фильмах. И все провалились. Сеннет считал, что Чарльз слишком молодо выглядит. Чарльз полагал, что ему нужен другой образ. Что-то близкое зрителю.
Он просто обязан произвести впечатление. Кто будет держать на студии актера-неудачника, не окупающего свой гонорар?
«Загримируйся как-нибудь».
Боже! Что за свалка!
Итак… Широченные брюки, сидящие на нем как парашют? Годится! Играть холеного богача неинтересно. Пусть он будет простым парнем, у каждого есть такой знакомец. Взглянешь на него и ясно, как день: концы с концами он сводит молитвами и случайными заработками.
Рубашка, жилетка… пиджак. Что-то смешное, но не клоунское. Этот клетчатый не годится. Вот оно! Пуговицы еле сходятся, а жилетка торчит снизу. Штаны выпирают из-под полы, как раздувшееся тесто. Да он похож на пингвина! Хорошо, даже очень. Ломаный силуэт цепляет взгляд, уж это-то зритель запомнит. И, конечно, старые ботинки на пару размеров больше. Очаровательно!
Чарльз примерился к походке этого красавца, такой же несуразной, как одежда. Отбил пару шагов чечетки и остался доволен.
Но это еще не всё. Что за мистер выйдет из дому без шляпы?
Цилиндр джентльмена? Кепка рабочего? Котелок! Малой настолько, что волосы топорщатся из под-него. Чарльз распушил их еще больше.
И, конечно, трость. Вон та бамбуковая. Так зритель поймет, что даже после ночлежки и под градусом, он сохраняет свое забавное достоинство.
Пусть они смеются. Смех — то, на чем держится этот чёртов мир, и то, что помогает сохранить рассудок. За смехом можно спрятать многое — и любовь, и драму. И спившегося отца, и мать в психушке… Да, судьба не была к нему ласкова.
Он бросил взгляд на себя в зеркало. Молодость — едва ли недостаток того, кто уже хлебнул этой жизни вдоволь. Но если мистер Сеннет желает…
Чарльз приклеил маленькие черные усики. Из зеркала на него смотрел другой человек. Чарльз стал им в эту самую секунду, узнал про него все. Нелепый и неунывающий пройдоха. Он простодушен и жуликоват одновременно. А как еще выжить в большом мире маленькому человеку? Еще у него большое доброе сердце. Но об этом Чарльз расскажет в другой ленте…
Чарльз Спенсер Чаплин вошел в гримерку двадцать минут назад, а покинул ее маленький бродяга. Он вышагивал по коридору киностудии прямиком к зрительским сердцам. Шел качающейся пингвиньей походкой, помахивая тросточкой и комично приветствуя знакомых, приподнимая малой ему котелок.
— «Необыкновенно затруднительное положение Мейбл»! Снимаем!
Образ бродяги родился случайно из тех костюмов и реквизита, что оказались под рукой в минуту спешки, и в то же время его появление было предопределено всем тем, кем был в тот момент молодой актер Чарльз Чаплин. В конце концов, чтобы случайно оказавшийся на Таймс Сквер режиссер услышал смех публики и пригласил талантливого комика с Бродвея сниматься в кино, сперва нужно стать кем-то, кого пригласят на Бродвей.