Ж

Жара

Время на прочтение: 4 мин.

Шел четвертый час, и стена дома напротив, не успев остыть за несколько часов темноты, озарилась лучами восходящего солнца. По дороге проехала первая машина и, непременно, по тому чертову люку. Даже окно не закрыть в съемной квартире без кондея. Осталось всего три часа до будильника, а сна ни в одном глазу. Аня встала на горячий линолеум и пошлёпала босыми ногами в ванную, потянув за собой простыню. Намочила ее чуть прохладной водой, отжала, завернулась и почувствовала облегчение. Через несколько минут простыня снова будет сухая, но, возможно, получится до этого заснуть хотя бы на час другой. Машин за окном заметно прибавилось, судя по счету, который вел канализационный люк. Аня перевернула подушку с пропитанной потом стороны на сухую и закрыла глаза.

Нечем дышать. Пытается сфокусировать взгляд, но все словно через пелену мутной воды с частичками тины и ила, которые она ногами взбила со дна. Хочет оттолкнуться и добраться до поверхности. Барахтает руками, как будто взлетает к солнцу, размытому и разбитому на осколки слоем воды. Но что-то держит и тянет назад, не дает взмыть вверх.

Аня села в постели, схватившись за горло обеими руками и жадно хватая воздух. Звенит где-то. Взяла телефон в руки, чтобы выключить будильник. Мама звонит. Глубоко вздохнув, она дрожащей рукой провела по экрану.

— Мама, что так рано? Случилось что?

— Аня, Анечка, горе-то какое! — женщина на том конце словно нараспев что-то невнятное прокурлыкала, а в конце вовсе заскулила.

— Да ты скажи толком, что случилось! — потребовала дочь, сжимая в кулак простыню, прилипшую местами к телу.

— Оля, Оля-а-а… утонула вчера, принесли сейчас. Аня, ты приезжай поскорее… Я без тебя не смогу одна с ней оставаться.

Аня зажала рот рукой, сдержав рыдания.

***

В полумраке комнаты Аня открыла шкаф сестры. Оглядела несколько платьев, поморщилась и вытащила плечики с черной шелковой рубашкой, которую сама и отдала ей в прошлом году. Понюхала — вроде свежая. Сняла с себя последнюю темную футболку, насквозь мокрую от пота и пропитанную тяжелым запахом дома. С трудом — не расстегивая пуговицы — натянула на себя рубашку, которая сопротивлялась и цеплялась за влажную кожу. Машинально повернулась к зеркалу и наткнулась на закрывающую его простыню. Руками разгладила рубашку и волосы, выбившиеся из-под влажной повязки на голове.

В комнату заглянула мать с уставшим лицом и опухшими от слез глазами.

— А я тебя ищу везде, а ты здесь, — промямлила еле слышно, но увидев на Ане рубашку, изменилась в лице и заверещала. — Нельзя! Сними! Ты что удумала?

— У меня только платье на завтра, остальное негодное уже.

— Это же Олино! Нельзя надевать. Я тебе свое дам.

— Ей не надо больше, а твой пятьдесят четвертый мне на кой? Я ей эту рубашку отдала, так что она и моя тоже.

Брови матери взмыли домиком, и глаза снова налились слезами.

— Она так ее берегла, только по праздникам надевала, — и заскулила в зажатый кулак.

— Себя бы поберегла. Ты все свои салаты нарезала?

Мать закивала, Аня выдохнула и снова расстегнула верхнюю пуговицу, которую застегнула минуту назад.

— Дались тебе эти салаты в такую жару, точно вслед за ней кого-нибудь отправим.

Мать зарыдала сильнее.

— Ладно, перестань уже — хватит с нее воды, не топи ты ее снова.

Женщина уткнулась лицом в кухонное полотенце, перекинутое через плечо, и судорожно в него заикала.

Почти вся голова уже седая. Казалось, за последние несколько дней ей прибавилось еще с десяток лет. Невыносимо смотреть. Как же оставить её со всем этим здесь? С трудом удалось уговорить начальника отпустить на неделю, в офисе и так пусто — в разгаре сезон отпусков. Свой, запланированный на сентябрь, теперь можно отменять. Все деньги ушли на похороны. Хотя идея быть где-то рядом с водой вызывает сейчас только ужас, а вот в офис, с современной системой климат контроля, хочется уже почти с радостью вернуться. Надо раньше уехать, а то потом снова придется отпрашиваться сюда на девятый день.

Аня тяжело вздохнула. Мама почти прекратила икать и вздрагивать.

— Ты зачем меня искала? — уже нежнее спросила Аня.

— Зоя лёд принесла, пойди разложи в комнате.

***

В день похорон температура в доме достигла своего предела. Лед не спасал — последние пакеты с талой водой Аня собрала перед сном. Когда на рассвете дом наполнился тяжелым слегка сладковатым запахом ладана и тела сестры, Аня хотела скорее в церковь на отпевание. Там полегче должно быть. Предвкушение утренней прохлады быстро испарились. Воздух был плотный, наполненный влагой, и пахло, казалось, везде приторно-сладко.

В церкви запах ладана стал густым и удушающим, а прохлада была лишь самообманом. Особенно в бархатном платье, которое она взяла на похороны. Надо было из стирки то летнее достать, уже раз десять бы здесь высохло. Но, когда собиралась, под руку попалось это с длинным рукавом с прошлого новогоднего корпоратива. Еще и платок пришлось на плечи набросить, чтоб прикрыть слишком низкий вырез на спине.

На кладбище стало совсем тяжко, точно солнечный удар будет. Словно в огне вся, и ни деревца вокруг, чтоб укрыться. Ближайшие лишь у старой границы кладбища, где с захоронения прошло несколько лет, а здесь новые еще не выросли.

Пока закапывали гроб, Аня одной рукой прикрывала лицо, но шея уж точно обгорела. Тыльной стороной руки вытирала пот со лба, чтоб не испачкать лицо пальцами, грязными от земли, которую бросала в могилу. Другой рукой держала под локоть мать и хоть как-то заслоняла ее солнца. Та стояла в оцепенении и, даже когда люди подходили выразить соболезнования, не реагировала на череду сменяющихся лиц.

— Спасибо, что пришли. Приходите на поминки, — Аня повторила уже сотню раз.

А когда все уже почти разошлись, потянула мать за руку.

— Ма, пойдем. Поминки еще, люди ждут. 

Женщина задрожала, упала на колени, и припала грудью на холм, выстланный цветами из палисадников односельчан.

Рыдания матери заглушил раскатистый гром. Аня подняла лицо к небу. На щеку упала большая горячая капля. Аня зажмурилась от неожиданности и от того, что брызги попали ей в глаз. А когда снова открыла глаза, наконец полились слезы.

Метки