Рая лежала под одеялом и смотрела в потолок. Старый дом остывал быстро, а ночи уже были холодные, хотя еще не кончился август. Вставать надо было срочно. Рая скатилась с перины в калоши, нащупала растянутую коричневую кофту и торопливыми шажками вышла на улицу. В туалете с вечера осталась распахнутой дверь, и Рая наругала себя за рассеянность.
После она села на скамеечку у входа в дом и сощурила глаза. Солнце было совсем низкое, но все равно приятно грело, если не шевелиться. Пахло сыростью и жженой картофельной ботвой с соседнего участка. Сегодня был хороший, правильный день.
Рая заварила пакетик брукбонда и достала печенье. По радио заиграл гимн — шесть утра. Она смотрела, как в прозрачной кружке остывает чай, сначала под священную державу, потом под новости. Вот поэтому у Раи и остался вкус и запах. Дед всегда кипяток глушил, еще и с пятью ложками сахара, которые никогда до конца не растворялись и болтались кристальной жижей на дне.
В восемь приехал Боря, с продуктами и постиранным бельем. В прошлый раз он обещал привезти сына, и, вслед за большим запыхавшимся Борей с пакетами и правда вбежал кругленький мальчик.
— Бауш, привет! — Витенька обнял ее за коленки. Технически Рая была прабауш, но с какого-то момента ранг перестает иметь значение. Она была бауш и для Бори, и для Витеньки.
— Привет, лапушка, — Рая рассеянно погладила его по спине. — Привет, мой хороший. Чаю будете?
— Не, бауш, пойдем погуляем сначала. Только позавтракали дома, — Боря разбирал пакеты, распихивая еду по холодильнику. — Это что у тебя в белой кастрюле стоит?
— Суп.
— Я этот суп еще неделю назад видел, — Боря выставил кастрюлю. — Я выливаю. Я тебе обед привез, пюре с рублеными котлетами.
— Не надо, я не съем это все, забери свои котлеты. Хоть половину.
Боря положил в холодильник пакет с творогом и захлопнул дверцу. Рая вздохнула.
Они вышли в яблоневый сад через дорогу. Боря считал, что бауш мало двигается и каждый раз вытаскивал Раю на моцион, хотя она и сама каждый день гуляла в этом саду или копалась в огороде за домом.
— А со стороны Савченковых опять рубят, будут еще что-то строить. А какой раньше сад был, а, — Рая покачала головой. — До самой Тускарной был. Ты, наверное, уже и не помнишь.
— Да, жалко. Хороший сад был. Место слишком хорошее, всем надо, вот и рубят, бауш.
— А раньше еще кролики были, много их бегало. Жирные, в саду-то, на яблоках. Все жаловались, что они кору грызут, а мне нравилось. Мешают им кролики. Оберни ствол на зиму, и ничего грызть не будут, — Рая почувствовала, как наступила на мягкое, полусгнившее яблоко. — Потом они все делись куда-то. Вытравили.
— Такого, бауш, я уже не помню. Это тебя понесло.
Они дошли до вкусных деревьев.
— А ну, отойдите, — Боря слегка труханул ствол, и на землю с глухим стуком посыпались яблоки. Он вытащил из кармана пакет и набрал штук двадцать самых красивых.
Дома Рая заварила чай в оранжевом чайнике, поставила на стол такие же оранжевые чашки, сахарницу с рафинадом и коробку конфет, которую ей подарила соседка. Витенька зачарованно бродил по дому, хлопая дверцами старых шкафов. Боря курил на крыльце.
После чая Рая проводила внуков. На розовом кусте у калитки распустился еще один бутон. Рая давно забросила клумбу, но эти розы росли как-то сами по себе и, кажется, даже стали пышнее. Может, и маленький огород стоило оставить в покое, чтобы перцы перестали упрямиться и желтеть.
Рая убрала со стола и помыла посуду. Из коробки исчезло только две конфеты, а вот сахарница опустела наполовину.
Когда стемнело, Рая взяла детский стульчик из предбанника и приставила к огромному, длиной почти в ее рост, деревянному сундуку, который залоснился от старости как рукава у дедовой куртки.
Это был сундук для приданного ее матери, и, сколько Рая себя помнила, в нем хранились скатерти, полотенца и постельное. Если порыться, то на дне и сейчас можно было найти те самые свадебные рушники. Она спала на этом сундуке маленькой, спал ее сын, на нем ночевал Боря, когда оставался в гостях у бабушки. Витенька был первым ребенком, который на сундуке не спал никогда.
Рая с минуту помялась у стульчика, потом ушла в свою комнату и переоделась в хорошее голубое платье с серым воротничком. На всякий случай.
Вернувшись, она открыла сундук, достала толстое покрывало, перевесила его через край и забралась по стульчику внутрь. Рая медленно опустила крышку, из-за покрывала осталась светиться тонкая щель. В детстве ее пугали, что если сундук захлопнется, то она задохнется внутри. Его перестали запирать на ключ лет двадцать назад, когда подрос Боренька.
Присогнув ноги, Рая легла на спину и уставилась в черноту. Пахло старым деревом, затхлой одеждой и лавровым листом, который она клала от моли. Из сундука вышел плохой гроб, слишком уютный. Рая закрыла глаза.
Она часто шутила, что в сундуке живет домовой. В нем пропадали полотенца и ночные сорочки, а на пятьдесят пятый день рождения деда исчез спрятанный между одеялами серебряный подстаканник. Хуже того, в сундуке появлялись незнакомые вещи. Например, скатерть в ядовито-желтую ромашку, которую Рая никогда не купила бы.
«Может, умирать и необязательно, — подумала Рая, — Если так лежать в сундуке, то точно угодишь туда же, к подстаканнику».
Когда Рая проснулась, то не поняла, где находится. Потом заметила полоску света слева и успокоилась. Ей нестерпимо хотелось в туалет.
— Старая дура, — собственный голос звучал хриплым и незнакомым.
Рая с трудом откинула крышку и кое-как перевалилась через край сундука. В комнате все еще горела уже бесполезная лампочка.
— Старая дура. — повторила Рая и поковыляла на затекших ногах до туалета. Старая дура. Рая представила, как она, лохматая и в нарядном платье, восстает из сундука, будто престарелая панночка из вия. Панночка. Рая начала хихикать.
После завтрака она переоделась и вышла в сад. Было рано и тихо, тяжелую мокрую траву придавило к земле. Когда Рая дошла до вкусных деревьев, в кустах раздался шорох, и через тропинку перебежало что-то небольшое и серо-коричневое.
«Кошка», — подумала Рая и мягкими шагами подошла поближе. Окоченев от страха, на нее смотрел жирный, раскормленный на яблоках, кролик.