В тихом городском переулке, среди высоких лип и кленов, за забором из дикого винограда спрятался в кармашке у времени дом №24.
Вокруг него вырастали современные многоэтажки, расширялись проспекты, дороги. Менялись вывески и названия улиц. Заезжали, съезжали жильцы.
А он всё стоял, словно удивленный старик, потерявший счет времени.
Построенный ещё до войны, невысокий — три этажа, в форме маленькой буквы «п». Окна и балконы были так близко, что соседи слушали болтовню чужих телевизоров, измученное гаммами пианино, лай собак и звяканье посуды на кухнях. С этажа на этаж тянуло супчиками и котлетами, жареной рыбой, луком.
Но сами люди прятались за плотными шторами. Постепенно меняли окна на новые, ставили на них решетки, похожие на птичьи клетки. За парадными дверьми, внутри подъезда, появились вторые — железные, с домофоном. Люди выходили, входили, уткнувшись в телефоны. И старались не замечать друг друга.
Летним субботним утром, когда солнце едва поднялось над домом, из подъезда, кряхтя и шаркая, выбрался дед Афанасий. В обнимку с длинными грубыми досками и с крепко зажатым в кулаке молотком.
Дед бросил доски на землю, пригладил ладонью широкие, не по размеру, рубаху и брюки, почесал проплешину, вздохнул и взялся за дело. Приложил доску к дверям подъезда, достал из кармана гвоздь, приладил. И со всей дури залупил по нему молотком.
Стук молотка отражался от стекол.
На балкон на втором этаже, раскачиваясь, как груженая лодка, выплыла Софа Михална — главная по подъезду. Внушительный её силуэт распрямился и замер за стеной из выставленных на солнце кактусов. Она смерила взглядом орла происходящее:
— Афанасий!
Дед не реагировал.
— А-фа-на-сий!
— Чего? — прорычал дед сквозь зубы.
— Мне чего? Ты свихнулся? Ты зачем это делаешь?! — Софа Михална сдвинула кактусы и нависла над перилами.
— Не надо было бы, так не делал! — огрызнулся дед и примерил вторую доску, крест-накрест.
— Террориииист! — завопила Софа Михална, заглушая стук молотка.
Из окон стали свешиваться соседи.
— Что происходит?
— Дверь забивает!
— Что?
— Дед, ты вабще? — завизжала с третьего этажа девчушка с розовыми волосами.
Люди перегибались через подоконники, перила, в недоумении смотрели по сторонам. Полноватый парень в очках вцепился руками в решетку.
— Полицию вызвали? — и, обернувшись, бросил кому-то в квартире: — Полицию вызывай. Полицию, говорю!
— Психушку! — закричала из окна выше красотка с одним ярко накрашенным глазом.
На балкон вышел крепкий полуголый мужик в клетчатых шортах.
— Дед, хорош, а? Я ща выйду! — и, подтянув шорты, оценил расстояние до земли.
Люди кричали, ругались, спорили.
— Псих?
— Уголовник!
— А с виду такой приличный!
— Уважаемый! Немедленно отойдите от двери! — раздалось в репродуктор из-за забора.
К дому незаметно подъехал автомобиль полиции.
Люди замахали руками:
— Вот он! Вон!
— Чокнулся!
Полицейский осторожно приблизился к Афанасию. Тот оскалился и потряс молотком.
— Не пущу! Никого! Не выпущу!
И вдруг обессилел, опустил молоток и вытер лоб рукавом.
— Пока здороваться не начнут.
— Здо… роваться? — неуверенно переспросил полицейский.
— Это что?! — Голос деда дрогнул, на глаза навернулись слезы. — Уставятся в интаграмы эти, идут. Ни слова! Ну, что за люди?!
— Верно, — подперев кулаком щеку, закивала Софа Михална.
Полицейский, едва сдерживаясь от смеха, поднял вверх репродуктор.
— Никого не выпустит! Пока здороваться не начнете! Граждане! Вы почему с соседями не здороваетесь?
— Чего?
— Здороваться?
— Что? Что он сказал?
— С соседями…
Полицейский расправил плечи и протянул Афанасию руку.
— Лейтенант Игорь Паршин! Здравствуйте!
— Афанасий. Семенович. — Дед швырнул молоток на землю и вытер ладонь о рубашку.
Люди в окнах начинали улыбаться. Мужик в шортах заржал и перегнулся через перила.
— Дед! Меня Ваня зовут! Слышь? Ваня! Привет!
— Саша! Здравствуйте! — взвизгнула девчушка с розовыми волосами.
Парень в очках усмехнулся:
— Владимир.
Из-за плеча его выглянула рыжая, как солнышко, девушка, вся в веснушках. Он подмигнул ей:
— И Аня.
— Доброе утро!
Дед, вытирая слезы, смотрел на людей в окнах.
— Афанасий Семенович, — полицейский замялся, — но вы же понимаете…
— Вяжите! — Дед вздернул подбородок и заложил руки за спину.
На балконе колыхнулась Софа Михална.
— Оставьте. Мы разберемся.
Из окон одобрительно зашумели. Красотка фыркнула и скрылась за шторами.
— Как скажете! — Лейтенант козырнул деду, Софе Михалне и, уже не скрывая улыбки, быстро исчез за забором.
Но люди, кажется, этого не заметили.
— Вы с какой квартиры?
— Это у вас собака? Какой породы? У нас тоже…
— Какие шикарные кактусы!
Дед Афанасий, кряхтя, потянул на себя доску.
— Налечь надо! Ща! Помогу! — Подтягивая шорты, Ваня скрылся с балкона.
***
Было это в июне или августе, никто уже и не помнит. Но тем же летом во дворе дома № 24 появилась лавочка в виде большой буквы «П». Затем деревянный навес и дощатый стол, выкрашенный ярко-розовой краской. По ней аккуратно кто-то вырезал радостный смайлик и надпись: #нашдом24.