— Мамочка! Мишу похитили инопланетяне! Пойдем его спасать. — Шестилетний Федя вцепился в подол Лилиного домашнего платья и потянул в сторону двери.
От неожиданности она опрокинула ложку с еще не доваренным бульоном на себя, так и не донеся до рта. Поморщилась, смочила холодной водой полотенце и приложила его к покрасневшей коже чуть выше ключицы — наверняка теперь будут волдыри.
— Мам, скорее, — не унимался мальчик.
— Федя, ну поиграйте без меня. Суп сварю и приду, ладно?
— А какой сегодня суп? — Федя взглянул на нее снизу вверх апрельскими, ясными, светло-голубыми небесами.
— С сердечками.
— Значит — сердечный суп, — серьезно кивнул сын.
Она повернулась к бульону, который упорно пытался сбежать из тесной кастрюли, и убавила газ. За ее спиной послышался удаляющийся топот Фединых ножек, стук двери, детские крики и смех.
Лиля выглянула во двор. Ровными рядами, словно Лотовы жены, неподвижно стояли белым облаком яблони и груши. Кусты крыжовника растопыривали веточки с нежной, почти просвечивающей на майском солнце зеленью. Посередине клумба с опущенными головками чахлых нарциссов и тюльпанов, три цветка были вырваны с корнем. Сбоку песочница в форме звезды, с деревянными бортиками — импровизированный космический корабль. Там-то и разворачивалась игра. Тася крепко держала за ручку маленького Мишу, пытавшегося вывернуться и сбежать. Федя отчаянно спешил к нему на помощь, вооружившись игрушечным пистолетом.
В кармане платья завибрировал мобильный. Почему-то Лиля сразу почувствовала, что это не муж, не мама, не подружка. Она взглянула на экран — и закусила нижнюю губу. Картины, почти забытые, непрошено вторглись в сознание. Лиля ощутила себя будто под снежной лавиной.
Это случилось так давно, что, кажется, в прошлой жизни. Над поляной висела блинноликая луна. Громадным пылающим цветком вздымался костер, сложенный колодцем. Искры кружились и падали на траву. Он и она сидели на бревне. Она пыталась унять разлетавшихся внизу живота бабочек — белых, медовых, горчичных, шоколадных. Упала зажигалка. Они одновременно наклонились, чтобы ее поднять… А когда их губы встретились, стало так легко, как во сне, так радостно, как в детстве, когда кажется, что вот-вот взлетишь — стоит только посильнее разбежаться.
— Мама, почему ты не идешь? — Детские голоса влетали в окошко вместе с ветром, который то и дело кружил прозрачную и юркую, как черноморская медуза, занавеску.
Лиля все держала указательный палец над мелькающим именем на экране. Потом зажмурилась, как от зубной боли. Решительно убрала телефон обратно в карман. По бедру всё разбегались и разбегались муравьи беззвучного звонка.
Сколько раз ей снилась та комната: просторная, с огромными окнами в пол. Из них вечером можно было смотреть, как разливается по экрану неба закат — то багряный, то маково алый, то цвета фламинго.
На снегу потолка прозрачная, с множеством сосулек, люстра из богемского хрусталя. Под ней двуспальная кровать, укрытая плюшевым пледом. Подушки с вышитыми гладью розами. На прикроватной тумбочке смешной утенок с нефритовыми глазами и с открытым клювом.
Она помнила все до мельчайших подробностей: как он медленно стягивал футболку со своего полноватого торса, как целовал ее в шею, смахивая двумя пальцами медно-рыжие пряди, затем дотрагивался до мягкой, горячей груди — так музыкант касается клавиш, чтобы сыграть свою самую заветную мелодию.
Она помнила визг молнии на его джинсах, солоноватый вкус на губах и жгучее желание во всем теле. И то, как над головой вспыхивал и переливался радугой свет.
Потом, когда он лежал рядом без сил, она гладила пахнущую мускусом макушку — волосы пепельно-серебристые, густые и жесткие, — и мысленно обводила незамысловатый узор на кофейных обоях.
— Мам! Ты с нами сегодня играть будешь? — услышала Лиля как будто издалека.
— Сейчас приду! — Она поспешно накинула на плечи поношенную флисовую кофту и вышла на улицу. Солнце грело по-летнему, но за домом, словно намокший хлебный мякиш, висели тучи цвета черничного киселя. В ноздри влетали запахи шашлыков и печного дыма — соседи растапливали баню.
Дети бросили играть в инопланетян и теперь с упоением тискали грязно-серого беспородного кота. Кот отчаянно вырывался, царапался, и, показывая волнистое нёбо и острые клыки, голосил на всю Ивановскую. Наконец ему удалось сбежать, и длинный облезлый хвост, покрытый свалявшейся шерстью, исчез в дыре под забором.
Перед лицом Лили прожужжал толстый шмель. И телефон тоже жужжал не переставая. Лиля достала мобильный. Пропущенные вызовы горели на экране, как и Лилины щеки, скулы, да и все внутри.
— Мамочка, кто тебе звонил? — Четыре глаза с любопытством смотрели на экран телефона. Тася и Миша. Так на нее похожи: те же веснушки на пухлых щечках. Поцелованные солнцем.
Внезапно она очнулась, положила телефон на край песочницы и скомандовала:
— Давайте играть в пиратов. Вам нужно спрятать клад на острове, чтобы его никто не нашел.
— Ура!
— А что у нас будет кладом?
— Сейчас.
Она сбегала в дом и вернулась с коробочкой, наполненной мелкими монетами.
Дети взяли пластмассовые лопатки и начали старательно выкапывать яму в песочнице, а Лиля ушла доваривать суп.
Перетирая на терке морковь, разрезая на мелкие кубики картофель, она вспоминала, как семь лет назад в той, далекой, квартире пахло краской и клеем, случайно пролитым кондиционером для белья, аппетитно булькающим на плите борщом и томящейся в духовке пленницей — жареной уткой в яблоках. В открытое окно влетал тополиный пух. Пушинки, словно манна небесная, плавно ложились на подоконник, на письменный стол, на деревянные стулья, на шерстяной ковер, которым был застелен пол. Она вышла из ванной, сияющая от крема и счастья. Он разливал белое вино по длинноногим бокалам.
— У нас будет малыш.
Он поднял голову, коротко стриженную, словно покрытую серебристыми ежиными иголками, взглянул, будто впервые, на ее живот под шелковой тканью халата, и его глаза наполнились тьмой.
Дальше Лиля почти ничего не помнит. Только треск разбитого стекла. Только колючую боль. Падение в бездну.
— Мам, тебе опять звонят. — На кухню вбежал Федя, принес забытый во дворе телефон. Лиля вынырнула из воспоминаний и, гладя пепельно-серебристые, нагретые на солнце Федины волосы, чуть дрожащей рукой нажала «добавить в черный список».
А суп она пересолила.