Я стою на коленях, испачкав штаны в крови и грязи, смотрю на пистолет, дуло которого скоро упрется в мой лоб, на худую руку, держащую его, морщусь от запаха гниения и ладана, закрываю глаза, и раздается выстрел.
***
Поток тел втолкнул меня в вагон и прижал к стене: если кто-то решил бы ограбить или убить сейчас одного из нас, то он смог бы уйти незамеченным. Справа женщина лет сорока душила своими духами, слева — мужчина, пропахший луком и сигаретами.
Я пыталась абстрагироваться от запахов и гула голосов едущих на работу людей, когда мое внимание привлек высокий мужчина в черной шляпе-котелке и желтом плаще, который украшала большая брошь в виде летучей мыши. Он стоял, будто в огороженной зоне: к нему не прижимались ни школьники-студенты своими рюкзаками, ни женщины, ни мужчины — словно вокруг него была невидимая стена. Странно, но никто даже не обратил внимания на такую «свободную зону» — все старались держаться подальше и «утрамбовывались» вокруг как могли.
Мужчина посмотрел на меня и с ухмылкой на полных губах кивнул. Глаза его были большими и пустыми, как у мертвой рыбы. Я поежилась и отвернулась, но чувствовала, что он продолжал смотреть.
Поезд остановился, двери вагона открылись, и дышать стало легче: большая часть людей покинула вагон. Мне ехать почти до конечной, так что я поспешила занять освободившееся сидячее место.
— Доброе утро, — раздался надо мной хриплый и низкий голос. Я подняла голову и увидела мужчину в желтом плаще — я села в «его» зоне, черт. — Не подскажете, который сейчас час?
— З-здравствуйте. — Я нервно оглянулась на табло справа, показывающее название следующей остановки и время. — Половина восьмого.
— Очень хорошо. — Мужчина изогнул губы в улыбке и сел рядом, я немного подвинулась: захотелось встать и убежать, но это было бы невежливо. — Вы верите в судьбу?
— Нет.
Мужчина вытянул длинные ноги, будто отрезая нас от остальной части вагона.
— Почему же? Разве наша жизнь не подчинена какому-то высшему закону или порядку? Разве мы случайно оказались здесь? — Я открыла рот, чтобы сказать, что мне это неинтересно, но он продолжил: — Определенно нет. Мы здесь сидим, потому что мы должны здесь быть. Вы здесь вместе со мной, потому что должны быть здесь.
Он повернул голову ко мне, словно кукла, не двигая ничем, кроме нее, его глаза, карие, почти желтые, заблестели, рот обнажил скол на переднем зубе.
— Я сажусь в этот вагон каждый день вот уже тридцать лет, и только сегодня кто-то из пассажиров заметил меня. — Я задрожала и попыталась встать, но он схватил меня и усадил обратно, сжал ладонь вокруг моей руки. Мой рот открылся, кажется, я пыталась закричать, но не смогла проронить ни звука. — Вы заметили меня. В этот чудесный миг я понял, что должен сказать вам что-то, должен сделать для вас что-то, должен подарить вам что-то. И, если вы не верите в судьбу, в предопределенность, то я подарю вам эту веру.
Я отчаянно закрутила головой, открывая рот, словно рыба, выброшенная на берег, мои ноги бились о пол, но люди будто не замечали этого — мужчина всего в паре метров от нас посмотрел прямо мне в глаза, но будто не увидел ничего необычного и вернулся к переписке в смартфоне.
— Не бойтесь, нам никто не помешает: люди, погрязшие в своих мирских заботах, не способны увидеть что-то, выходящее за границы их узкого умишка. Вы же другая. Вы сможете. Я уверен. — Его голос надломился. — Вы сможете.
Его глаза, до этого пристально следившие за каждым моим движением, будто заволокло туманом. Я выдернула руку из его хватки, вскочила и побежала к кнопке остановки, но мужчина схватил меня за плечо и дернул вниз, встал передо мной и резким взмахом руки остановил поезд.
Двери вагона открылись, и люди медленно, словно околдованные, стали выходить. Я видела, как они уходили, спокойно и ровно, словно марширующие солдаты. Девочка, сидевшая в другом конце, уронила стеклянный флакон. Он разбился, и я почувствовала запах ладана.
Большая рука поднялась к моей шее, к подбородку, зарылась пальцами в волосы на затылке и заставила поднять голову. Глаза мужчины светились янтарем и почти вываливались из глазниц, зубы его заострились и пожелтели. Он улыбался все шире и шире, приближая ко мне свое лицо.
От него пахло гнилыми фруктами, забытыми на земле во время сбора урожая. Меня замутило.
— Ну-ну, дорогая, скоро все закончится. — Он нежно потрепал меня по волосам, опустил руку в карман, достал пистолет и с удивлением на него посмотрел. — Вот, значит, какие мысли сейчас посещают столь юных девушек. Хотя вы все для меня юны, бесконечно юны и прекрасны. Что ж, давай же начнем. Когда ты откроешь глаза, то вновь станешь моей Миктлансиуатль.
***
Ствол пистолета будто бы должен просверлить дыру в моем лбу, так сильно его прижимают. Я закрываю глаза, и раздается выстрел. Потом воцаряется тишина: до этого момента и не думала, насколько громко бьется мое сердце и шумят лампы, сколько лишних звуков вокруг.
Теперь я понимаю. Открыв глаза, смотрю на мужчину перед собой. Пистолет все еще прижат ко лбу, но я не чувствую его, равно как и крови, текущей по лицу. Голова ощущается странно пустой. Может, из-за того, что мне только что вышибли мозги, а может, из меня просто убрали все лишнее таким нетривиальным способом. Пистолет испаряется.
Мужчина стоит, и рот его теперь похож на акулью пасть, кожа, гладкая и желтоватая, светится изнутри. Он снимает шляпу, которая в тот же миг обращается совой, с плеч его слетает плащ и падает на мои, брошь оживает и радостно пищит.
Мужчина с поклоном протягивает руку, которую я на удивление спокойно принимаю, и помогает подняться с колен. Тело — ненужный мешок костей и плоти, падает на пол. Оборачиваюсь и равнодушно смотрю на него.
***
Над Морелией пробуждалось алое солнце, празднуя вместе с Владыкой Миктлана возвращение его Королевы.