Лика была Фомой неверующей.
Не верила она ни во что и ни в кого — ни в Бога, ни в черта лысого, ни в эльфов, ни в инопланетян.
— Что за чушь? — фыркнула Лика, прочитав в новостях о том, что в Коломенском объявился призрак молодой женщины с ребенком. Несколько свидетелей столкнулись с ним нос к носу. Призрак протягивал к ним руки со свертком, в который, судя по всему, был завернут младенец, и просил взять его и согреть.
— Пить меньше нужно этим свидетелям! Так, что у нас тут еще интересного?
Лика пробежала глазами по экрану: страшная авария, несколько жертв… Открылся новый детский развивающий центр, приглашаются педагоги и специалисты… Из психиатрической больницы сбежала пациентка, опасности для окружающих не представляет, навязчивое состояние…
Допив свой кофе, Лика начала собираться на пленэр.
Еще вчера она задумала поездку в Коломенское с целью попрактиковаться на природе, благо в заповеднике много для этого возможностей. Тот же яблоневый сад — прекрасный объект для живописи с натуры.
Собрав все необходимое, она вышла из дома.
Погода стояла чудесная: солнечно, на небе лишь легкие облачка. В утреннем воздухе еще ощущалась ночная свежесть. Лика вдохнула полной грудью. Ноздрей коснулся сладковатый запах. Жасмин, по-простому — чубушник. Ее любимый аромат. Странно, но сегодня он показался ей не восхитительно-нежным, а приторным, с примесью чего-то гнилостного, чуть ли не запахом разложения.
На миг Лике стало не по себе, но сев в машину, она тут же выбросила это из головы. Впереди ее ждет прекрасный день!
***
Лика рисовала до вечера, лишь ненадолго прерываясь для того, чтобы перекусить или слегка размяться. Она нашла прекрасное местечко в тени старой раскидистой яблони, откуда открывался замечательный вид.
Возвращаться решила другой дорогой, мимо Голосова оврага. Тащить с собой рюкзак с красками, кистями и прочим барахлом было тяжело, поэтому Лика еле ползла.
В сгустившихся сумерках со стороны оврага тянулся странный, зеленоватый туман. И тут она увидела ее. Длинная белая рубаха, спутанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. В руках какой-то сверток.
Лика остановилась. Белая фигура оставалась неподвижной и молча смотрела на нее. Точнее, сквозь нее.
Лике вдруг стало холодно, словно в удушливый летний вечер проник зимний мороз.
«Как в могиле», — подумала она.
Неожиданно фигура протянула к ней сверток:
— Возьми его! Согрей его!
И тут Лика побежала. Она неслась так, словно за ней гнались черти, и не заметила, как оказалась на парковке.
Швырнув вещи на заднее сиденье, Лика запрыгнула в машину и, резко сорвавшись с места, помчалась по ночному проспекту.
***
Всю ночь ей снились странные сны. И во всех снах была белая фигура со свертком. Она тянула руки к Лике и тонко, жалобно завывала:
— Возьми его! Согрей его!
Проснулась Лика рано, вся разбитая, будто и не спала вовсе.
Сварив кофе, она включила компьютер. Курила Лика крайне редко, но сейчас руки сами потянулись за пачкой сигарет.
«Что, черт возьми, происходит?» — недоумевала она. Ей не давало покоя ощущение, что она должна что-то сделать. Но что она могла? Да и вообще, она не верила ни в каких призраков. Ерунда какая-то!
И все же… и все же Лика понимала, что пока не выяснит хоть что-то, не сможет успокоиться.
Обнаружив пепел у себя в чашке, Лика затушила сигарету, вылила остывший кофе в раковину и начала варить свежий.
«Ну, конечно! Тетя Надя! Как же я о ней сразу не подумала!»
Наскоро позавтракав, Лика позвонила маминой давнишней приятельнице, которая всю жизнь увлекалась городскими легендами и всяким фольклором. Именно она и дала Лике это прозвище — Фома неверующая.
— Теть Надь, привет!
— Привет-привет, заблудшая душа! — в голосе тети Нади слышались слегка насмешливые, добродушные интонации. — Никак случилось что, раз ты вспомнила о старой тете Наде?
— Можно и так сказать. Теть Надь, можно я приеду? Мне бы лично с вами поговорить.
— Отчего ж нельзя, приезжай, конечно. Я тут как раз пироги затеяла.
Заехав по дороге в маленькую кондитерскую и купив любимые тети-Надины эклеры, Лика уже через полчаса была на месте.
В квартире уютно пахло выпечкой.
— Ну, проходи, я уже и чай заварила, — сказала тетя Надя. — Что у тебя стряслось-то?
Сидя среди бела дня на светлой, чистой кухне, Лика вдруг почувствовала себя ужасно глупо. Вчерашняя история начала казаться каким-то бредом, чем-то далеким и неважным.
Наскоро прожевав вкуснейший пирожок с яблоком и корицей, Лика спросила:
— Теть Надь, ты что-нибудь слышала про призрак в Коломенском? Понимаю, звучит глупо, но я вроде как его вчера встретила.
Тетя Надя не рассмеялась. Внимательно выслушав Лику, она сказала:
— Погоди! Сейчас принесу свои записи.
Вернувшись через пару минут со старой толстой тетрадью, исписанной мелким и ровным почерком, тетя Надя полистала ее и воскликнула:
— Вот! Нашла! Это мне еще бабка Таисья рассказывала, а ей ее бабка.
И тетя Надя принялась читать:
— Старожилы села Коломенского и близлежащих деревень сказывали, что лет за тридцать до того, как свергли царя, один зажиточный крестьянин, Никита Савельич Петухов, привез себе жену из села Марфина Марфинской волости. Александре, как звали молодую жену, было уже годков за двадцать. Скромная, тихая и работящая, она сразу пришлась по душе соседям. И муж сперва души в ней не чаял. Все бы ничего, да уж больно ревнив был Савельич. Поводов жена не подавала, но хороша была — красивая, статная, с тяжелой русой косой ниже пояса. Мужики и парни невольно заглядывались, проходя мимо по улице. И стал Савельич поколачивать жену. Она вскоре понесла, да то ли от побоев, то ли еще от чего, дитя родилось больное, калечное. И без того тихая, Александра совсем замкнулась в себе, почти никуда не выходила.
Савельич все чаще приходил домой навеселе. И в один такой вечер начал снова учить жену уму-разуму. Уж что там у них случилось, никому точно не известно. Да только соседи сказывали, что крик стоял такой, что святых выноси. Кинулась, видать, Александра по селу, стучалась в разные двери, умоляла впустить, ребенка хоть пожалеть, взять, согреть. Пора-то уж была предзимняя, аккурат грянули первые морозы. Да не открыл никто, видать, побоялись вмешиваться в семейную ссору.
А ранним утром нашли ее с младенцем на руках недалеко от Голосова оврага. Замерзли они насмерть.
Похоронил их Савельич, а после того ушел из села навсегда. Никто не знает куда.
С той поры поговаривают, что возле Голосова оврага нет-нет да и встречают иногда запоздалые путники призрак женщины с младенцем. Тот протягивает свои руки и жалобно просит: «Возьми его! Согрей его!»
Тетя Надя и Лика посидели немного в молчании.
— И что теперь? Может, сделать что нужно? — спросила Лика.
— Да что тут сделаешь? Поставь свечку в храме за упокой души рабы Божьей Александры и дитя ее невинное, младенца Николая, — ответила тетя Надя и добавила, как-то хитро поглядев на Лику. — Только ты ж у нас Фома неверующая.
В глазах ее плясали смешинки.
***
На следующее утро Лика прочитала в новостях о том, что в Коломенском обнаружили недавно сбежавшую из психиатрической больницы имени Алексеева, бывшей Кащенко, женщину. Пациентка страдала от психического расстройства, связанного с недавней потерей ребенка младенческого возраста. Она подбегала к прохожим и протягивала им сверток со словами: «Возьми его! Согрей его!» На вопросы врачей о том, зачем она это делает, женщина ответила, что ее Коленьке там холодно. Мерзнет ее сыночек. Неспокойно ей, душа болит.
— Вот-те раз! — воскликнула Лика. — Вот тебе и призрак!
Но в храм все же пошла. И свечку поставила. А то, чем черт не шутит!