Г

Глеб Михалев: «Написать стихотворение помогает лента Фейсбука**»

Время на прочтение: 6 мин.

Перед вами первое интервью с казанским поэтом Глебом Михалевым. Поэт крайне неразговорчив, закрыт. Интервью не дает, стихов в журналы не рассылает. И вообще — уникальный пример того, как автор, и пальцем не пошевелив для своего продвижения, вдруг становится известным. Недавно вышедшая в «Новом мире» подборка Михалева вошла в Топ-10 самых востребованных публикаций. А выступив на поэтических чтениях CWS, Глеб произвел фурор не только среди выпускников наших курсов. Сам Дмитрий Быков*, которого трудно чем-то удивить, пришел в восторг и после выступления Михалева сказал: «Это — настоящий поэт и настоящие стихи!»

Поговорить с Глебом мы решили не случайно. В онлайн-школе Creative Writing School заканчивается онлайн-курс. На последнем занятии студенты пишут центон. Это стихотворение, в котором особым образом миксуются строчки из других стихотворений. Например, так:

«Вставай, проклятьем заклеймённый

В тумане моря голубом

У лукоморья дуб зелёный

Что кинул он в краю родном?»

Михалев — один из самых ярких представителей центонной поэзии. Но непостижимым образом поэт перенастроил поэтику. Обычно стихи, в основе которых лежит центон, звучат комично. А у одного Михалева — трагично: 

***

Тощий, словно карандаш

и такой же деревянный…

Знаю — ты меня предашь,

знаю… Поздно или рано.

Что ты мне ни говори,

ни доказывай упорно…

Стержень у тебя внутри —

тонкий-тонкий.

Черный-черный.

Стихотворения рождаются от смены картинки в окнах

Глеб, как вы пишете? 

Через Фейсбук**. Сижу за компьютером, прокручиваю ленту. В ней попадается интересная фраза, интересная строчка. Она начинает крутиться в голове, потом к ней цепляется вторая, третья. Иногда сразу получается целый текст, иногда, кроме двух строчек, ничего не получается, и тогда я ставлю текст под замок. Постепенно добавляю по строчке, по две, так в течение недель или месяцев рождается стихотворение. В этом плане Фейсбук** очень удобен.

Как писали до Фейсбука**?

В общественном транспорте, глядя в окошко. Я живу в Казани, а родители в Новочебоксарске. Пока учился, ездил к ним на автобусе, на разном транспорте: в те годы еще «метеоры» ходили по Волге. Очень хорошо рождались разные акынские стихи. Я их записывал на билетиках. Лишь бы ручка была.

Акынское

нам акынам — все легко

пить кобылье молоко

над раздерганною жизнью

подыматься высоко

степью еду — степь пою

смертью еду — смерть пою

не гляди, Литература,

даже в сторону мою.

Вспомнилось одностишие Ивана Ахметьева: «Пиша в темноте не заметил, что ручка не пишет».

Раньше постоянно сочинял ночью. Проснулся, нашел листок бумаги, ручку, записал текст и лег спать дальше. Сейчас труднее заставить себя проснуться. Но когда тексты приходят — обязательно нужно их записать. Иначе будут крутиться в голове. Стихотворение «Январь», например, мне приснилось, и я успел его записать.

Январь

… и холодно и хочется халвы и девушку в малиновом берете и в темноте бредут к тебе волхвы — Ремантадин, Феназепам и третий и в городе гуляют братья Грипп и прочее подобное иродство творится и зеленая горит во лбу звезда вьетнамская и жжется…

«В Петербурге меня знают больше, чем в Казани»

Вы закончили физфак Казанского университета и работаете системным администратором. Не было ли желания поступить в Литинститут, уехать в Москву? 

Никогда в Литинститут не хотел. Я рад, что у меня техническое образование, будь я филологом, писал бы иначе, причем не уверен, что лучше. Техническое образование и работа помогают с точки зрения рациональности. В Москву тоже не хотел, потому что город свой люблю. У меня из окна офиса открывается вид на Кремль, на реку Казанку, и настолько это красиво, что каждый день хожу на работу с радостью.

***

«Да брось ты! Мне давно всё нипочём!»

Вся похвальба куда-то испарится,

как только ночь тяжёлым кирзачом

наступит на татарскую столицу.

И кремль, и Зилантова гора

беззвучно под подошвою сомнутся.

И, снова умирая до утра,

я не надеюсь, в общем-то, проснуться.

Впервые я услышала вас в Петербурге на фестивале «Петербургские мосты». В Казани бываю часто, но не слышала там никогда.

Петербург — мой второй любимый город. Там я выступаю часто и меня знают больше, чем в Казани. У себя в городе я почти не выступаю, редко выбираюсь в свет, потому что литературные мероприятия проходят,  когда я на работе. Чтобы попасть, надо специально предпринимать какие-то усилия, я не хочу и не предпринимаю.

Что вы сделали, чтобы выступить в Петербурге? 

Ничего не сделал. Моя подруга и поэт Алена Каримова отправила на конкурс «Заблудившийся трамвай» мои стихи. Так я вышел в финал в 2005 и в 2006 годах, потом меня стали приглашать в Питер на фестивали и выступления. 

Правда ли, что все публикации в сборниках вам устраивали ваши друзья, а сами вы ничего не делаете для продвижения? 

Сейчас все время говорят, что надо продвигаться, публиковаться где-то. Мы в свое время ничего о продвижении не знали. Во всяком случае, не помню такого. И у меня принцип. Если кто-то попросит стихи — я даю, а сам никогда не отправляю и усилий для продвижения не прикладываю. Считаю, чему суждено прозвучать — прозвучит.

Никогда в жизни никуда не отправляли стихи?

Еще в институте хотел опубликоваться в «Юности» и в «Студенческом меридиане». Отправил туда стихи, мне отказали. С тех пор больше не отправлял.

***

альтист данилов сказал что скрипач не нужен

поэт иванов сказал что стихи от бога

умные мысли над головой летают

как же их много

умные мысли разбиваются на цитаты

длинные тексты умнее да кто их читает

умные мысли взрываются как петарды

прилетевшие прямиком из китая

«Литературные курсы все-таки нужны»

Кто ваш ближний литературный круг? Кому доверяете первые стихи?

Фейсбуку**. Из живых людей ближнего круга не осталось. Но в студенческие годы такой круг был, я ходил в Лито Марка Зарецкого. Это самое старое объединение в Казани, оно до сих пор существует при музее Горького, хотя Зарецкого уже нет. Через него прошли все известные поэты Казани: Алена Каримова, Алексей Остудин, Тимур Алдошин. Каждый приносил свои стихи, написанные за две недели, мы их читали, обсуждали. 

Любимая присказка всех руководителей литературных объединений: «У нас нельзя научить, но можно научиться». Чему можно научиться на литературных курсах и в объединениях?

Любой начинающий автор пишет с огрехами. В творческих объединениях помогают от них избавиться. Придумывать образы в Лито не научат, конечно, это сложно. Но можно понять, какие рифмы хорошие, какие плохие. Как делать так, чтобы ритм не скакал. А еще в творческие объединения идут за атмосферой и за тем, чтобы узнать, кого читать.

 Кого вам посоветовали?  

Я с детства очень много читал разной поэзии, начиная с Пушкина и заканчивая Коганом, Багрицким и Иосифом Уткиным, которого сегодня не принято читать. Но в Лито познакомился с поэтом Сергеем Малышевым. У него есть потрясающие строчки: «над Казанью луна, как державинский стих, тяжела и прекрасна».

Он уже умер, и я считаю его замечательным и незаслуженно забытым русским поэтомЗабавно, эта фраза подходит к 99% русских поэтов.

Если продолжить о забытых поэтах. Критик Валерий Шубинский сравнил вас с поэтом-эмигрантом Одарченко, которому принадлежат строки: «Я расставлю слова В наилучшем и строгом порядке, Это будут слова, От которых бегут без оглядки». Мне кажется, очень точно про вас.

Мне кажется, это не про меня. Шубинский написал: «Сочетание центонной поэтики (в духе 90-х) с отчаянной и подлинной, одарченковской какой-то отвязностью». Но про центонность не совсем правильно. Я так пишу недавно, с 2018 года.

У меня было три периода. Я молчал по десять лет с середины девяностых до двухтысячных, а потом с 2008 года по 2018 год. Мой третий, центонный период совсем новый. 

Неужели в прошлых двух этапах вы писали поэмы? 

Нет, поэмы никогда, у меня короткое дыхание, максимум хватает на 4-5 четверостиший. Но я писал иначе.

«В моих стихах не появится синхрофазотрон»

Вы выступали на онлайн-вечере CWS и досидели в зуме полностью, слушая наших поэтов. Что скажете?

Это первый случай моего участия в зум-чтениях, мне было очень интересно, и сами тексты ребят попадались неплохие. Я бы с удовольствием прочел в бумажном виде, потому что поэзию на слух плохо воспринимаю.

После вашего выступления Дмитрий Быков* сказал: «Вот это — настоящая поэзия». Но вы не повели и бровью. 

Это привычка — не показывать эмоций. Но на самом деле я был очень рад. Когда тебя хвалят — приятно, а если Быков — тогда особенно. Люблю, кстати, его «Двенадцатую балладу»:

Хорошо, говорю. Хорошо, говорю тогда. Беспощадность вашу могу понять я. Но допустим, что я отрекся от моего труда и нашел себе другое занятье. Воздержусь от врак, позабуду, что я вам враг, буду низко кланяться всем прохожим. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Сохранить тебе жизнь мы никак не можем.

На занятиях в CWS, которые ведет Дмитрий Быков*, есть задание: написать о любви, не используя слово «любовь». А для вас есть запрещенные слова?

Я обожаю слово «любовь» и часто его использую. А что касается запрещенных слов, то, думаю, в моих стихах никогда не появится слово «синхрофазотрон». Оно угловатое. В стихах очень важно звучание, поэтому я почти не пишу верлибрами и синхрофазотрона у меня не будет.

Какое ваше любимое стихотворение из самого себя? 

Последнее всегда любимое. 

У вас в Фейсбуке** последняя запись — это одностишие «Зайка тугосеренький». 

Нет, мое любимое «Кажется серым, но становится голубым».

***

кажется серым но становится голубым

кажется — ссорятся

но прислушаешься — поют

разве можно рассказывать почему полюбил?

я например боюсь

тут небеса кончаются но остаётся бог

тут человек кончается но остаётся свет

только начнёшь рассказывать что такое любовь

глядь — а её уже нет

Глеб, почему вы такой грустный? 

На самом деле, это так кажется. Я не пессимист, но мои тексты пессимистичнее, чем я сам. Видимо, в моем случае поэзия — это и правда психотерапия. Что-то уходит в текст, а внутри не остается.

С кем из ушедших поэтов хотели бы встретиться? 

С Иосифом Бродским

Что бы вы ему сказали? 

Ничего. Я бы послушал. Больше люблю слушать, чем говорить.

***

хороших текстов не может быть много

хороших слов не должно быть мало

так и сидишь на коленке у бога

плачешься как жизнь тебя поломала

что́ ему твои слёзы и слава

что́ ему твои рифмы и травмы

— главное чтоб услышали! правда ведь, правда!?

но это не главное


Об авторе

Родился в 1967 г. в городе Юрга Кемеровской области. Михалев пишет давно — с семнадцати — и свое «открытие» датирует пятнадцатью годами ранее, когда ему, провинциальному автору, системному администратору из Казани, «посчастливилось» опубликоваться в журнале «Октябрь».

Вообще, среди рецензий на Михалева нет ругательных. Критики хвалят и разводят руками, мол, хотели бы поругать, но не понимаем, за что:

«Читаешь Глеба Михалёва, и такое впечатление, что на тебя наступает, надвигается, чеканя шаг, поэтическое войско, снаряжённое, казалось бы, совсем простым, но отточенным лексическим оружием», — написал ярославский критик Олег Горшков, подчеркнув, что постичь природу обаяния стихов Михалева он и сам не в состоянии.

Иллюстрация с личной страницы Глеба Михалева, фото: Марина Усольцева

*Признан иноагентом на территории РФ

** Facebook — проект Meta Platforms Inc., деятельность которой в России запрещена