В пустых и необжитых старых комнатах
Себя всегда запоминаешь лишь фрагментами,
И долгое прощанье не сулит повторных поводов
Для расставаний с траурными лентами.
И всё здесь может оказаться сновидением,
Но указует перст пройти преграды странные.
Одежды черные накинуты в честь проводов,
И слышен плач по телу бездыханному.
Забыв себя, уходишь глубже в прошлое,
Где место есть истлевшему и древнему.
Сквозь двери, мысли, жесты красться осторожно
Под взглядом со спины и холодом по венам.
Услышать голоса, уснувшие на дне молчания
Гудящих телефонных трубок, спящих в одиночестве…
Лишь для того их снять, чтоб страхи и отчаяние
Вдруг потонули в шуме белом — колыбели ночи.
Свой дом, как незнакомый, изучаешь,
Неся в себе страданье, как в сосуде.
Надеешься, что дверь открыта, чтоб сейчас же
Забыть ту боль, что жесткой карой судит.
И на пустых кроватях запах смерти,
И смятое белье повинно в чьем-то бреде…
Как белоснежными мазками, умиротворенье
Вкрапляется в полночное хожденье
По краю битых стёкол, с грузом в сердце,
Сокрытым глубоко под тайным отчужденьем.
На ощупь трудно ухватить обрывки мыслей,
Но знаю точно — возвращусь я чистым:
Забуду всхлипы, отдающиеся эхом,
И странный синий свет, мерцающий искристо.
Всё хочется забыть и заслониться смехом
От тайных иероглифов и знаков…
Но грёзы прежние вновь овладеют веками,
Лишь стоит замереть, чтоб различить их шаг.