— Суд удаляется для принятия решения.
Все встали, судья вышла и зал зашумел. Прокуроры тихо переговаривались, не выходя из-за стола. Выйти и покинуть зал значило оказаться в одном коридоре со множеством пришедших на последнее заседание. У тех было много вопросов.
Кто-то вышел, кто-то остался сидеть.
Она зашла в небольшую комнату позади зала судебных заседаний, села в кресло. Застежка, скреплявшая мантию у горла, никак не поддавалась. Приступ удушья усиливался. Перспектива задохнуться от собственной форменной одежды совершенно не радовала. Секретарь принесла кофе. Застежка поддалась.
— Окошко откройте, пожалуйста. Душновато. — Обращаться к девушке не хотелось, даже видеть ее, но никаких сил поднять себя из кресла не было. — Спасибо, можете идти, я позову.
Декабрьский воздух, все равно что московский, был свежим. За окнами шумно, десятки голосов. Не спасал шум машин, всегда заглушающий любые разговоры здесь, в центре города — отдельные слова долетали. Секретарь вышла, оставив ее одну.
Женщина закрыла глаза и попыталась отстраниться ото всех голосов разом: за окном, за дверью зала, внутри собственной головы. Эти двое что-то тявкали все реже и реже. Они давно были загнаны в дальние углы и сидели там, покрываясь пылью, но сегодня почему-то вернулись к жизни и вели оживленную полемику.
— А вот выйди сейчас и скажи «нет, отказать, прекратить процесс!»
— Ага, щас.
— Да ладно, можно же. Нужно даже.
— А больше тебе ничего не нужно?
— Ты галстучек-то застегни перед тем, как идти. Судья она, видеть ли.
— Судья, да, и получше некоторых!
— Что ж ты делаешь тогда, судья, а? Ты когда последний раз что-то реальное делала? Не стыдно, гражданочка?
«Ишь разговорились… с чего бы?» Она открыла глаза и пожалела, что не попросила секретаря потушить свет в совещательной комнате.
— Символично, не правда ли — глаза открыла и заболели сразу. Правда, что ли, заколола?
— Ой, ну тебе бы только метафорами говорить. Лампочки плохие просто, жёсткие, свет плохой.
— Ну-ну. Лампочки.
Медленно потянулась к чашке кофе, оставленной на столе. Поймала ее ручку. Удивилась, что тяжелая. Конечно, налила полную… Да ещё с молоком. Пить будет, скорее всего, невозможно… Но надо попробовать. В горле стоял комок. Поднесла чашку ко рту. Собиралась сделать глоток…
В дверь постучали. Дернулась. Забыв о чашке в руке, повернула к себе запястье. На часы взглянуть не удалось: кофе, ещё горячий, выплеснулся на мантию.
«Да твою ж!» Она отставила чашку и посмотрела на дверь, в которую просунулась голова секретаря.
— Звали, продолжаем?
Она не звала. Но действительно нужно продолжать.
— Десять минут, зови всех.
— Это тебе карма такая!
— Метафоры…
— А это не метафора. В «Ведах» же написано, что делаешь добро — пожинаешь добро, делаешь зло — …
— Да заткнись ты, индуист.
Она встала и пошла к зеркалу. Ничего, даже не сильно видны следы от кофе. Взяла со стола папку, пошла к двери. Секретарь уже там.
Народу в зале было мало, но, наверное, если приглядеться, можно было бы увидеть висящую в воздухе ненависть. Она не хотела приглядываться.
— Ты же можешь по совести! — взвизгнул последний раз один из голосов.
Она с силой тряхнула головой, голос укатился в дальний угол. Открыла папку.
— Решением такого-то суда… судья-такая-то… принимая во внимание… признать обоснованным… отказать… оставить без изменения… вступившим в законную силу… — пробубнила она написанное не ей, а кем-то выше.
По малочисленному залу прокатился вздох, застучали коготки по экранам телефонов.
— Смотри, и даже никакого «судью на мыло»! — ехидно проговорил Разум.
Совесть молчала. 28 декабря 2021 она замолчала насовсем. Разум тоже вскоре умолк.