В автобусе. Восемь утра. Я возвращаюсь с ночной смены. Моя жизнь течет в обратном направлении. Я домой — спать, а они работать. Каждый, кто не дремлет, бросает на меня взгляд и тут же снова возвращается к экранам телефонов. Иду в конец, там есть свободные места. Можно полчаса вздремнуть. Только собираюсь закрыть глаза, как приходит сообщение от Юльки: «Купи хлеба с отрубями». Пока соображаю, что ей ответить, справа приземляется парень. Тощий, с обжигающим взглядом, будто ищет собеседника. Даже не собеседника, а, скорее, слушателя, чтобы молча внимал. Я уже ученый, стараюсь на него не пялиться. Не найдя жертвы, он включает музыку на телефоне — автобусяне, йоу, чего киснем?! Биты и басы набрасываются на сонных пассажиров. Как можно быть таким беспардонным идиотом? По лицам вижу, эта мысль посетила не только меня. А ты, водитель, царь и бог на плюшевом троне — принципиальный во всех случаях, но только не сейчас. Молчишь? Ладно, в окно буду смотреть через соседку. Ничего она такая. Читает «1984» Оруэлла. Рядом ее сын в худи с принтом Кайю, уткнулся в телефон — играет. Глаза слипаются. Хочется спать, а перед этим бутылку пива. Детсадовский и с телефоном, блин.
Первый раз я пошел в детский сад в пять лет. В эстонский, где по-русски никто не говорил. Сказать, что я любил туда ходить, это соврать, мягко выражаясь. Да я тогда и не стеснялся, матерился, как стройбатовец, пока не получил по губам от матери. И вот в первый день в садике я задружился с таким же мелким отщепенцем. Как мы с ним сошлись, не знаю. Мой новый друг — Матиас — хилый и пугливый, решил, что я немой и меня можно не бояться. В конце смены к нам подошел мальчик с квадратным лицом и веснушчатыми волосами и забрал кораблик моего нового друга. Матиас в слезы. Я, недолго думая, вломил по квадратной голове и стал тягать его за волосы, пытаясь стрясти веснушки. Враг стремительно сдавался. Справедливость восторжествовала. Зло наказано. Можно досрочно идти в октябрята.
Дома вместо торжественных чествований меня ждали противные щи с огромными кусками капусты и воспитательная беседа о вреде кулачного боя при построении социальных отношений, установлении горизонтальных связей и вообще решении любых конфликтов, а также строжайший запрет бить кого-либо. Любую проблему можно решить на словах с помощью переговоров — так они и сказали, а отец добавил — первым бить нельзя, и уточнил — за волосы нельзя таскать тем более, ты ж не баба…
Видимо, кто-то неосторожно посмотрел ему в глаза, и теперь на весь автобус под рэпчик этот тип что-то громко зачитывает из газеты и возмущается.
— Извини, приятель. У тебя классная музыка, но не мог бы ты ее выключить? Спать охота.
— Я тебе не приятель. И с какой радости ты меня перебиваешь?
— Извини еще раз. Пожалуйста, выключи музыку и не шуми.
— А попросишь на коленях?
…
— Так я и думал.
Я отворачиваюсь. Соседка осуждающе втягивает воздух через уголки губ и непонятно, то ли это шипение адресовано мне, то ли ее просто все бесит. Из сумки у нее торчит буклет какой-то школы — там на ракете счастливый ребенок летит на луну. Креатив, конечно. Почему ребенок летит в космос? Всех уже достал на Земле?
Я в коридоре школы. Со стены улыбается портрет Юрия Гагарина. Рядом эстонец-старшеклассник приподнял Дениску за концы пионерского галстука. Дениска вытягивается, словно пытается поймать ртом мыльный пузырь. Мне надо всего лишь этого урода ударить, чтобы мой друг мог вздохнуть. Я перевожу взгляд с улыбки Гагарина на синеющего друга и начинаю петь Интернационал. Первым делом после того, как Денисыча спасает учительница, он сипит — друг еще называется! Ну сработал же гимн. Подмога подоспела, и драться не пришлось.
Сосед перестал орать и теперь громко чавкает — пытается заглотить футовый саб, давится, и вся начинка сэндвича летит в стороны. Часть приземляется на мои джинсы. Смахиваю на пол. Пытаюсь отвлечься, чтобы не натворить глупостей. У остановки, рядом с аптекой, мужик в сланцах и пижаме выгуливает боксера. Тот упирается задней ногой в дерево. Хозяин собаки безразлично смотрит на меня сквозь стекло и отхлебывает кофе из бумажного стаканчика.
На стеганом одеяле в большой комнате лежит рыжий с тигровыми полосам Рокки. Огромная щенячья голова. Торчащие ребра вздымаются очень редко. Меня отправляют на другой конец поселка за ветеринаром. У страха и смерти есть запах, по крайней мере, у животных. Липкий и сладкий. Надо бежать. Он бы побежал ради меня точно. Но я иду обычным шагом, да еще и самой длинной дорогой. Ноги как будто вязнут в асфальте. Так меньше шансов нарваться на уличные неприятности в виде «семки есть?» или «дай закурить». Ну и привлекать к себе ненужное внимание скучающих соседей не хочу. Будут потом думать не пойми что и обсуждать. Несколько лишних минут погоды не сделают. Ведь так?
Незаметно вытираю слезу. На место мамаши с ребенком садится девчонка с красными волосами. Прямо как у моей Юльки, когда мы только познакомились. Любитель громкой музыки отпускает ей комплименты на грани. Но ей вроде понравилось, и начинается словесная игра, я между ними и какого-то хрена это должен слушать. Закрываю глаза, чтобы хоть этого кривляния не видеть.
На дискотеке дрожит не только танцпол, но и воздух вибрирует. Качает. Я наблюдаю, как моя Юлька встраивается в ритм и пропускает через себя музыку. У нее неплохо получается. Стробоскопы замедляют время. Вот к ее круглому заду в мини-юбке тянется чья-то рука и крепко сжимает. Она останавливается, убирает руку и вопросительно смотрит на меня. За спиной у нее стоят двое накачанных ребят в кепках. Ну, не вариант разбираться. Это даже не проблема, успокаиваю я себя. Они ошиблись. Гопники, не дождавшись реакции, уходят. Она в недоумении. «Ну ты и тряпка!» Я отмалчиваюсь.
Юлька снова присылает сообщение: «Ты где? Купи хлеба с отрубями». В окне мелькает уродливый офис колл-центра. Первый рабочий день. Сижу в столовой и, охуевая, слушаю, как бородач в тюбетейке радуется терактам в московском метро. Мне очень нужна работа, поэтому не стоит даже ввязываться в дискуссию. Разве я смогу вернуть убитых или переубедить радикально настроенного коллегу? Начнем спорить, я могу и не сдержаться.
Почему-то пахнет сладким и щекочет нос. Блядь, он теперь вейп раскуривает. Я смотрю ему в глаза и представляю, как душу его за воротник — свожу скрещенные запястья и перекрываю кровоток в сонной артерии. Видимо, что-то изменилось у меня в лице. Он прячет вейп и делает музыку потише. Моя остановка. Выхожу.
— Тема, ты хлеб купил?
— Извини, забыл.
— Ну и что мне теперь есть? Я тебе десять раз напомнила!
— Поешь багет. Я устал и забыл.
— Ну, что ты ноешь все «устал, устал»!
— Слушай, ну чего ты? Сидишь дома, у тебя полно времени. Сходи и купи.
— Ты охренел? Ты обо мне заботиться должен. Мужик, называется.
Она психует, злобно взмахивает полами халата и скрывается в ванной. И это вместо — здравствуй, дорогой, ты устал с работы, вот тебе завтрак приготовила. Что я опять сделал не так?
Справа от меня стоит ванна, закрытая шторой. От ванны веет приторным холодом. Я сижу на крышке унитаза и смотрю на обои. Зеленые полосы сливаются в мутное пятно. Чтобы не стошнило, отворачиваюсь. На туалетном столике взгляд мой вязнет в лужице воды. В ней ржавеет подставка с зубными щетками и плавают красные комки слизи. Тошнота подступает еще сильнее. Я хватаю первый попавшийся тюбик, открываю его и полной грудью вдыхаю. В носу щиплет от резкого запаха дезодоранта. Тут я слышу, как капает вода. Стук падающей воды захватывает все моё внимание, а потом вдруг стихает. Я случайно касаюсь влажной шторы, отдергиваю руку и иду к выходу. Что-то колет ногу. На полу, и в углах особенно, собрались комки шерсти и пыли. Я толкаю дверь. На двери покачивается короткий розовый халат.
Сын спускается к завтраку. Я приготовил его любимый какао и бутерброды с арахисовым маслом.
— Папа, а где мама?
Я улыбаюсь — вышла за хлебом.