«Скучна теория, мой друг, а древо жизни зеленеет». Так или примерно так думают студенты Московского университета, впитывая через мутные стекла лекционных аудиторий всё цветение и благоухание яблоневых садов на Воробьевых горах, в то время как в их опьяненные весной головы пытаются вложить что-то вечное или хотя бы благоразумное. Говорят, сам «вождь народов», раскопав в сундуках своей памяти уроки духовной семинарии, повелел архитекторам разбить сады вокруг главного университета страны и засадить их райскими деревьями. Как бы то ни было, сады эти прекрасны. Кроны яблонь скрывают бегущий внизу город, а белоснежно-розовые гроздья цветов кружат голову и уносят студентов, рука в руке, подальше от душных аудиторий.
Но горек жребий того, кто бредет сквозь эти сады один, не обращая внимания ни на цветение, ни на весну, опустив взгляд к дороге и подтягивая за собой хромую ногу. Таков был мой жребий. А дело было вот как. Мой гениальный план казался безупречным. Очаровательная однокурсница, с которой я только-только успел познакомиться, должна была объявлять победителей и вручать награды на университетском беговом полумарафоне. И как волнительно было представлять этот момент: узнавание, неловкие улыбки, руки, оплетающие шею, и если не золотую, то хотя бы бронзовую медаль на груди. Все было поставлено на карту, я не пропустил ни одну тренировку, но человек полагает, а… посреди пути почему-то оступается и подворачивает ногу.
День был жаркий. Солнце выслеживало мою макушку сквозь листья деревьев и обличало мое поражение. Мимо пробежала пара. Девушка оглянулась, будто собираясь предложить помощь, но, встретив мой обреченный взгляд, весело вздернула плечами и вновь прильнула к своему кавалеру. Яблоневые сады закончились. Передо мной на самом солнцепеке стояла унылая коробка университетской поликлиники.
Следует сказать, что студенты предпочитают обходить стороной это скучное здание и в более ненастные дни. Что же говорить о золотых днях перед летними каникулами — кажется, я был здесь единственным посетителем. Мой понурый вид и хромая нога произвели должный эффект. Сразу три дамы из регистратуры вызвались мне помочь.
— Здесь нужно комплексно. Кто сегодня из хирургов? — взялась за дело самая полная из трех. Голос ее звучал зычно. Я был в надежных руках.
— Вадим Дмитриевич уже уехал, а другой новый, ну, который с прошлой недели, вроде в отпуск ушел, — отозвалась вторая, немолодая дама, явно исполнявшая роль помощницы.
— Уже в отпуск ушел, отлично. Ну, хирург один тут ничего не даст, нужна диагностика, — рассудила первая. — Потерпи, сейчас на УЗИ связок пойдешь.
Однако врачи УЗИ оказались здесь столь же нечастыми гостями, как и хирурги. Я уже начал было смиряться с горькими усмешками этого злосчастного дня, но вдруг появилась надежда.
— Так сегодня ж Гусь принимает, Леонид Леонидович, — победоносно объявила первая. Мясистый палец скользнул по списку врачей и остановился напротив записи «Гусь Л. Л. (муж.), врач УЗИ». — Всё так, в триста пятнадцатом. Последний этаж, направо. Лифт не работает.
Решение, казалось бы, найдено, но тут в разговор вступила третья помощница, молодая, стройная, с задумчивыми карими глазами:
— Подождите, а вы уверены, что Гусь связки делает? Мне казалось, Леонид Леонидович больше, ну скажем так, по женской линии работает, — вкрадчиво возразила она.
Это замечание вызвало некоторое замешательство. Все же звонить Леониду Леонидовичу не стали. Было решено, что, если уж он понимает в куда более тонких материях, то с такой нехитрой штукой как нога как-нибудь да разберется.
Кабинет УЗИ показался мне оазисом среди душных коридоров поликлиники. Сквозь приоткрытую форточку слышался птичий пересвист, увлажнитель воздуха подобно фонтану распылял по комнате прохладу и негу, а оконные шторы смиряли солнце и длинными тенями падали на немолодое, исполненное достоинства лицо врача. Казалось, он специально уединился в этой комнате ради каких-то важных размышлений, а я бестактно пришел беспокоить его своими жалобами.
— Что ж, подготовьтесь, пожалуйста.
— Раздеться по пояс?
— Освободите ногу от одежды.
Леонид Леонидович провел рукой по аккуратно выстриженной бородке, думы спорхнули с его лица, и он пересел за аппарат УЗИ.
— Может быть, я вторгаюсь в чужую область, но по натуре своей мы не бегуны, — начал он, легко прикасаясь холодным датчиком к моей ноге. — Вот возьмем, например, мамонта. Вы думаете, человек гонялся за мамонтами? Куда там. Наш вид плохо бегает наперегонки. Мамонт убегал, а человек шел за ним. Мамонт бежал, растрачивал силы, а человек шел. Спотыкался, терял след, но шел. Шел дни, может быть, недели, пока не настигал свою цель. У нашего вида другие сильные стороны. Ну да, ничего острого я тут не нахожу.
Последнее замечания, видимо, относилось уже не к искусству охоты на мамонта, а к наблюдениям УЗИ.
— Придется наколенники поносить, и противовоспалительное выпишу, — Леонид Леонидович заполнил листок с назначениями и перевел взгляд к окну.
— Н-да. Все-таки мы не бегуны.
Солнце окрасило охрой его зрачки, и я явственно представил, как на закате сквозь коряговатый разросшийся лес пронеслось стадо мамонтов, а за ними, переступая могучие корни, упрямым твердым шагом проследовал человек.
— Мы скорее ходоки, — заключил Леонид Леонидович и передал мне выписку.
Неожиданно легко я преодолел лестницу и оказался на улице. Солнце уже обогнуло шпиль университета и, насмотревшись за день на жизнь студентов, спускалось на отдых в долину реки. Хромая нога все пыталась напомнить о себе, но внезапный урок мамонтологии увлек мою фантазию. Кто знает, ведь и здесь, на Воробьевых горах, мог когда-то расти могучий коренастый лес, приют мамонтов. Как жалко, должно быть, смотрелись в нем эти медлительные охотники среди окружавшей их быстроногой жизни. Но было и что-то счастливое в их неспешности, в этой долгой ходьбе за мамонтом. Им приходилось вглядываться в мир, и он переставал быть безличным и механически проносящимся мимо, а становился таинственным, ироничным и каждый день по-новому притягательным. Наверное, у нашего вида свои сильные стороны. Я вспомнил, что мне нужно было зайти в аптеку, но тихий предвечерний свет так пленительно таял в воздухе, что захотелось продлить мгновение и полюбоваться закатом. Ветер разгонял дневной зной и наполнял университетские сады ароматной прохладой. Тени яблонь тянулись по земле и кряжистыми корням прорастали в аллеях. Я машинально переступил такой корень и зашагал к смотровой площадке.