Если кто-то с высоты — Бог или ворона — взглянет на этот зимний пейзаж, то не признает в нём ни реку, ни небо, а только белый чистый лист, на котором выделяются две чёрненькие буквы — я и Арт. Какое слово можно сложить из двух букв? Наверное, «мы».
Вот «мы» и шли, оставляя дорожку из наших следов в виде росписи на белом полотне. На линии горизонта горела яркая точка. Маяк.
Маяк, двояко мерцающий на границе мира земного и небесного, был нужен Арту. Он сам не мог объяснить, почему его так тянуло к маяку. Будто не он так решил, а кто-то другой, свыше, по ту сторону реальности внушил ему эту мысль.
Арт позвал меня. Я гуляю только в пронзительно-ясные ночи, когда звёзды падают в серебрящийся снег, и свет многократно удваивается, отражаясь в глазах. Арт, зная об этом, сказал, что на небе много звёзд. Когда я вышла на заледеневшую реку, и увидела, что бледное небо рифмуется с белёсой землёй по цвету, отступать было уже поздно. Тем более, Арт не соврал. Звёзд много, просто их не видно.
Теперь я и Арт продирались сквозь невесомые сугробы. Туман плесенью разросся по всему небосклону. Я вглядывалась в белую пелену, в надежде увидеть там хотя бы один огонёчек. Но единственным огнём был маяк, к которому шёл Арт. Вдруг этот самый Арт, ногами отбивая стихотворный размер, вместе с паром на мороз выдохнул стихи:
— Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
— Чего тебя на поэзию потянуло? — спросила я.
— Если звёзд нет здесь, пусть в стихотворении будут. Так же светлее, правда? Ничего, дойдём к маяку…
— Символично, да? — усмехнулась я. — Ты идёшь к маяку и читаешь Маяковского.
— Совпадение, будто в книге.
— Мне кажется, что наша жизнь — текст. И мы с тобой просто герои произведения, а не реально существующие люди. И этого всего нет, — я сделала широкий жест рукой, указав на склеенные между собой землю и небо. — Это просто вымысел автора. Всё понарошку.
Арт согласился:
— Реальности нет, это факт. В чём разница между снегом, — он подкинул горсть рассыпчатого снега в ладони, — и, например, бетоном. Не увидишь разницы, пока не врежешься. А если врежешься и решишь, что боли нет, то разницы и не будет! А боли правда нет, мы её сами выдумали, как выдумали смерть. Смерти нет, потому что смерть наступает только после жизни, а жизни тоже нет. Бетонный снег и снежный бетон. Дома сыпучие и тают, а сугробы стоят глыбами. Всё искусственное, ничего нет.
Снег засыпался в сапоги. Продираться сквозь толщу хрупких снежинок становилось всё труднее.
— Если всё выдумка, что нам стоит пойти по небу? Силы притяжения тоже нет, — сказала я.
И мы пошли по небу. Теперь ноги вязли в густом белёсом тумане, а над головами раскинулась заснеженная река. Мир перевернулся вверх тормашками. Золотистый маяк по-прежнему сверкал в самом центре вселенной. Наверное, сила притяжения всё-таки существовала, потому что сияющая точка манила к себе. Арт шёл к точке, как привязанный. А я шла, как привязанная к Арту.
— И, надрываясь, в метелях полуденной пыли… — с апломбом проговорил Арт, и вдруг сам себя остановил: — Как я могу читать стихи, если мы уже в литературе? Разве внутри текста может быть текст?
— Конечно, даже не один. Миллионы снежинок из других литературных произведений сдавливаются в глыбу снега: новый текст, — сказала я. — А если без метафор, то просто: интертекстуальность.
— Значит, мы в постмодерне? — шмыгнул носом Арт.
— Конечно. Только герои постмодернизма понимают, что они находятся внутри текста. Ну, сам посуди: герои Достоевского разве знают, что они герои Достоевского?
— Знают, — неожиданно сказал Арт, одним словом разломав всю мою доказательную базу, как тонкий лёд. — Потому и ведут себя, как герои Достоевского. У Толстого вели бы себя по-другому.
— Толстой таких персонажей, как у Достоевского, никогда бы и не сочинил, — хмыкнула я.
Мы шли дальше. Туман заливался в сапоги. С заледеневшей реки начал опадать снег. Яркая точка на горизонте игриво подмигивала, зазывая к себе.
— А если мы не в тексте? — вдруг робко сказал Арт.
— Ты чего несёшь? Брось давай эту мысль, а то свалимся с небес на землю, — я с опаской поглядела на ледяную реку над головой.
— Я просто подумал. Кто-то же пишет текст. Ну, как Достоевский, или Маяковский, или вообще начинающий дурак. Кто-то меня сочинил, получается. А кому я нужен… смешной такой. Несуразный, — Арт вытер лицо рукавом. — Нельзя получше героя придумать?
— Арт, — я ободряюще положила руку на плечо другу. — Я не знаю, кому нужен ты, но точно знаю, что тебе нужен маяк. Так что не тормози.
Арт встряхнул головой, словно сбрасывая с себя остатки робости и сомнений, а заодно и тени снежинок. Заледеневшая река потолком нависала над нами. Снег медленно осыпался с неё, как штукатурка. Яркий свет горел на стыке потолка и пола.
— Что-то не так, — нахмурилась я. — Столько времени потеряли, а маяк всё также далеко, на горизонте.
— Всё нереально, — назидательно сказал Арт. — И времени нет.
— Вот именно, времени нет! Лично у меня на путь к маяку времени совсем нет!
— Ладно -ладно, —Арт испугался, что я сейчас уйду и оставлю его наедине с далёким маяком. — Я тебе почитаю про звёзды, и ты успокоишься.
И Арт продекламировал кусок из середины:
— Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!
И мы пошли дальше. Я теперь не понимала, идём мы по небу или по земле, я окончательно перестала различать границы. Ни плавучего тумана, ни замёрзшей реки под снегом, ничего не было, только чистый лист бумаги, и две чёрные буковки — мы — и яркая точка в конце.
— Знаешь законы драматургии? — осенило меня. — В финале произведения главный герой должен достичь цели. Поэтому ты не можешь дойти до маяка.
— Я как раз хочу достигнуть цели,— Арт удивлённо покосился на меня. — Маяк — моя цель.
— Ты не главный герой. Главный герой рассказа — я, — сказала я.
Арт вздрогнул.
— С чего это ты? Я гораздо интереснее. Я более детально проработан. У меня хотя бы имя есть. А ты просто «я». Сама говоришь: «сказала я». А у меня: «сказал Арт». Лучше звучит! — сказал Арт.
— В этом «я» вся суть и спрятана. Повествование идет от моего лица, — сказала я. — А значит, я главный герой.
— Нет, главный герой в своей жизни — я!!! — заорал Арт. — Я дойду до маяка, я достигну своей цели! Ты мне не помешаешь!
Мне было жаль друга. Может, он и был главным героем в другой жизни, в другом тексте, но что поделать, этот текст — мой. А мне маяк не нужен. И поэтому достичь его не удастся.
— Надоело быть второстепенным! — надрывался Арт. —Я могу!
Арт топнул ногой и провалился под текст. Я перепугалась, тоже нырнула под текст и стала его искать. Но в подтексте ничего не было.
— Арт! — закричала я, и мой голос пургой стелился в темноте подтекста.
Он не отзывался. Вокруг была только ледяная, чёрная, выедающая глаза пустота.
Маяк был мне не нужен. А вот Арт очень даже нужен.
Сообразив это, я вынырнула из подтекста. И увидела точку на горизонте, как начало и конец всех координат, с которой сходились и расходились все пути. Я поняла, что Арт уже там. Словно не я сама поняла, а кто-то свыше подсказал. Я летела и плыла, и бежала, и шла. Я была вне реальности.
Наконец я достигла огненного шара…
Арт стоял передо мной, а в руках у него переливалась звезда, которая манила нас светом всё путешествие. Маяка не было, мы всё это время видели звезду, парящую в самом низу неба и в вышине земли. Арт, прижимавший звезду к груди, сам был словно маяк. Его наверное, всего светящегося и счастливого, с яркой точкой посреди тела, было видно с высоты Богу или вороне. Мерцание звезды играло светом в его глазах. Арт улыбнулся и посмотрел на меня. Я подумала, он сейчас скажет что-то о реальности нереального. Или о постмодернизме. Или о маяках. Но он сказал:
— Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!