1.
Кузьма Яковлевич, пожилой русский эмигрант, больше всего на свете ненавидел три вещи: шум, суету и собак. Возможно, поэтому он жил в тихой квартире с видом на парк в небольшом немецком городе. Его соседка Саша полностью ему подходила: университетская работа означала, что большую часть дня ее не было дома, а неспешный бюрократический процесс развода с бывшим мужем делал скорое появление в доме детей или собак маловероятным.
Когда началась пандемия, повлекшая за собой ограничения и удалённую работу, Кузьма испытывал сложные чувства. С одной стороны, он терпеть не мог, когда кто-то или что-то мешало его планам, а уж такое грубое вмешательство в свою жизнь он не мог простить даже пандемии. Ведь Саша теперь весь день торчала дома и громко там жила и работала, что было совершенно неприемлемо.
Однако философски он торжествовал, так как мир наконец-то пришел в гармонию с ним. Он всегда считал, что истинная жизнь не в бесконечных делах и разговорах, а в созерцании, спокойствии и внимательном изучении себя. Ему было любопытно наблюдать, как такие несложные, привычные ему процессы сводят других с ума.
Вечерами Саша часами говорила по телефону со своим новым мужчиной. Она то много смеялась, крутилась на стуле и отбрасывала назад длинные темные пряди волос, то морщила лоб, что-то чертила на листочках и собирала волосы в тугой пучок, фиксируя его ручкой.
Этот роман с самого начала казался Кузьме Яковлевичу невозможным, поэтому он уже полгода терпеливо ждал его завершения. И Саше, и Максиму за тридцать, они живут в разных странах, в мире бушует вирус, препятствующий путешествиям, у него маленькая дочь, у нее незавершённый развод. Люди в таких ситуациях остаются добрыми приятелями, а не говорят слова любви и не планируют пожениться. Вишенкой на торте была его отвратительная собака по кличке Индульгенция, или просто Дуля, чей любопытный нос постоянно норовил влезть в разговоры Саши и Максима по видеосвязи и одним своим видом раздражал проходящего мимо Кузьму. При мысли о появлении Дули в его жизни даже железный занавес уже не казался ему такой уж плохой задумкой.
2.
Дело — дрянь. Они, кажется, тут надолго. Еще и эта детдомовка с ними. Ладно бы просто их тапки портила и лужи на ковре оставляла, так нет! Она постоянно норовит у меня из-под носа еду стащить или того хуже — лезет ко мне обниматься, хотя знает, что я этого на дух не переношу. Сколько раз намекал, показывал этим двум и хоть бы хны. Конечно, кому есть дело до бед полоумного старика. Все же тут умные, лучше знают.
Раз такие умные, вот пусть мне расскажут, что мне теперь делать? Средства у меня скромные. Все родные давно померли или живут у черта на рогах. Куда податься-то? Есть, конечно, одна соседка пожилая, давно на меня глаз положила. Я, может, и не тот, что раньше — усы роскошные, глаза с озорным блеском, плавная походка — но многим молодым еще фору дам. Она сама только старовата. Боюсь, что на тот свет раньше меня отправится, а мне потом снова приют искать.
Может, в путешествие махнуть? Пойду куда глаза глядят. Всегда хотел мир посмотреть, но боялся как-то, вдруг что. Эти двое и их блохастая даже и не хватятся меня сразу, а как хватятся, то поздно уже будет — меня и след простыл. Потом будут руки заламывать, переживать, ну и поделом им. Уважительнее надо было к старости относиться.
Ох, что-то подурнело и тошнит. Не успею уже до ванной дойти, что же делать? Надо бы прибрать, но сил нет, да и желания тоже. Пусть знают, сколько они мне страданий приносят. Они вроде в кино два часа назад ушли, так что где-то через час явятся. Прилягу пока на диван, тут меня точно заметят. Лишь бы эта с ее мокрым носом от меня отвязалась.
3.
Максим, если разобраться, не так плох, как кажется на первый взгляд. В больницу меня отвез, выхаживал. Саша бы одна, может, и растерялась, а вдвоем они быстро справились. Сначала Дулю ко мне в комнату не пускали, а потом она потихоньку ночью стала пробираться и аккуратно мне под бок ложиться. Я в своем сумеречном состоянии даже протестовать толком не мог, а потом как-то привык в тепле засыпать и сейчас сам её вечерами жду.
Прежней тишины, конечно, в квартире уже никогда не будет. Максим и Саша теперь вместе из дома работают, Дуля лает, когда почтальон приходит, гости у них часто бывают, а Сашу недавно стало мутить по утрам, что вряд ли сулит мне покой в ближайшее время.
Я бы даже хотел поворчать и позлиться, что, мол, не спросили меня, без уважения отнеслись, но во-первых, мне странно и хорошо в этом шумном доме, полном жизни, а во-вторых, как им мой ответ понять, если я — кот?