Летом 2021 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в осеннюю мастерскую «Автофикшн: как писать о своем опыте» Арины Бойко и Натальи Калинниковой. Представляем работы стипендиатов.
Конкурсное задание
Напишите короткий рассказ на тему «Ожидание/реальность».
Слово мастеров:
«Вспомните один случай из вашей жизни, когда ожидания не оправдались или наоборот — превзошли сами себя. Мы считаем, что это — отличный материал для автофикшна: можно додумывать, менять, добавлять или опускать детали, главное — передать эмоциональное состояние вашего героя или героини. Рассказ может быть в любом жанре. Максимальный объём — строго до 3 000 знаков с пробелами.»
Елена Белова
Желтое
Ты в Мурманске, я в Мурманске, но мы не можем встретиться. Просто расходятся дороги, или, может, твоя дорога совсем другая. Я прилетела на три дня, и у меня расписана программа морем, Териберкой и городом. Хорошо, что здесь ветер и море, я скучала по ним. Везла тебе книгу. Я даже не знаю, пригодится ли она. Просто книга про жизнь и смерть. Внезапно втемяшилось в голову, что это книга для тебя.
Ты мой психолог, и это книга для тебя. Как и моя жизнь на ладони — для тебя. Ты говоришь, что я становлюсь 3D, обретаю выпуклые черты, превращаясь из голоса в реального человека. С гневом, страхами и любовью. Ты домчал до Мурманска с братом на «Москвиче» из Минска, я долетела из Москвы. Бывает ли так, что даже разные дороги когда-то сходятся?
Третий день мы не можем встретиться, у всех свои планы. Мне завтра улетать, а сегодня я выхожу в море на катере в Териберке. Был плохой прогноз по погоде, но капитан-рейнджер дал добро. Внезапно оказывается, что меня укачивает, и я залпом пью таблетки от тошноты, заливая их капитанской минералкой. Все вокруг обеспокоены, и это бесит. Мне просто нужно договориться со своим организмом, не хочу сочувствия. Два часа в море — яростные волны, случайные чайки и маяк. Два часа ветра в лицо и свободы, пусть даже в слабости.
Сходим на берег, твое сообщение. «Починились, выехали из Мурманска, увидите на дороге — сигнальте. На крыше белого “Москвича” будет что-то желтое, не пропустишь».
У нас модный минивэн «Форд», мы едем по гравийке вам навстречу. Вокруг тундра, по обочине иван-чай. Мне нравится тундра, она безопаснее, чем лес. И более устойчивая, чем море. Чтобы увидеть тебя, приходится вглядываться в каждую машину на трассе. Вот! Желтое что-то на крыше. Мы сигналим. Останавливаемся, я выхожу.
Самые волшебные встречи — самые нелепые, ты знал? Я огибаю свою машину и вижу тебя и еще высокого парня рядом. У тебя в руках что-то желтое. Кажется, смеюсь. Бог дорог, видимо, благословил нас сегодня. Но не твой «Москвич». Лобовое выбито, и вы, закутанные по глаза, смотрите на меня. «Дай нам пять секунд», — прошу твоего брата. Прости, я не помню его имени, снова. Отдаю тебе книгу, пытаюсь увидеть что-то в глазах, они улыбаются. Желтая дыня теперь в моих руках. Мы стоим посреди Севера и стараемся уловить друг друга на секунды, сличить «свойчужой». Ответа внутри нет.
Я убегаю обратно в «Форд», ты — в «Москвич». Рядом со мной на сиденье лежит дыня и недовольно подпрыгивает на ухабах. До Мурманска еще два часа.
Екатерина Харитонова
Пока едет такси
Я чищу картошку. Нет, не так, Я ЧИЩУ КАРТОШКУ. Чистить картошку — не мой конёк. С тонкой кожурой нож снимает толстый слой картофельной плоти. Я кидаю в кастрюлю съежившиеся клубни. Через сорок минут я узнаю, что очень похожа на картофель: у меня тоже тонюсенькая шкурка, и снять ее можно только со значительной частью меня самой.
А пока я сижу на полу и чищу картофель. На полу — потому что так здесь устроена жизнь. Еще до меня. Компьютер — вот он, просто на полу, на полу лежит матрас. На полу электрическая плита, куда я скоро поставлю тушить картошку с болгарским перцем в кастрюле. И только гигантское пианино у противоположной стены — в пух и прах расстроенный «Енисей» — возвышается над бытием в нашем однокомнатном доме. Через тридцать минут я узнаю, что он уже не наш.
А пока я сижу на полу, чищу картошку и ни о чем не подозреваю. Например, о том, что завтра будет солнечный день. Такой же солнечный, как полгода назад в апреле, когда мы ехали в автобусе, откуда-то звучал небесный саксофон, и пылинки планировали на свету. Под точно таким же солнцем завтра в восемь утра такси уткнется в подъезд. Я волоком дотащу по лестнице два черных пакета для мусора с моей одеждой. Потом их придется утрамбовывать в багажник еще минуту. Невыпущенный воздух пузырится, пакеты лопаются, фейерверком разлетаются колготки и другое, постыднее. Если бы я знала, то, конечно, купила бы чемодан.
Вместо этого я режу картофель, болгарский перец. Закидываю в кастрюлю и ставлю на плиту.
В дверь стучат.
У нас с Сашей одни ключи на двоих. Я открываю. Саша разувается и сразу идет в ванную — мыть ноги. Они у него крепко пахнут после долгого дня. Я пока ставлю тарелки на поднос — стола ведь нет. Заглядываю в кастрюлю. Саша выходит из ванной. Наконец-то обнимаю его, кладу голову на плечо. Он не то чтобы обнимает в ответ, тихонько держит меня за локти.
Я устал. Давай расстанемся?
Саша картавит. Букву «р» не выговаривает. Поэтому получается «астанемся. Короче, ничего не понятно.
Что?
Он повторяет. Смеюсь этой его шутке. Собираюсь что-то ответить про картошку, порезанные пальцы и угнетенную женщину, но это, оказывается, совсем не шутка.
Больше всего на свете я хочу не заплакать прямо сейчас. Я ведь против этого всего. Ведь мы, девятнадцатилетние взрослые, миллион раз обсуждали, что у нас все по-другому, и никаких истерик, и никто никого не будет держать. Но вот я уже реву. Еще и потому, что я бы с удовольствием схватила и держала, только если бы знала, как удержать высокого, кудрявого Сашу с такими коровьими глазами.
Он меня успокаивает, как умеет:
Ну ты чего.
И наливает коньяк.
Минут через десять я почти успокоюсь. Мы будем есть картошку с болгарским перцем и пить коньяк.
Еще через тридцать минут мы в последний раз ляжем вместе на этот матрас и попытаемся заснуть. Всю ночь я буду подвывать, а Саша курить вонючий красный Пал Мал. Когда утром он удерет из квартиры, я начну собирать вещи в огромные черные пакеты и искать телефон такси.