Весной 2021 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в летнюю мастерскую критики. Представляем работы стипендиатов.
Конкурсное задание
Напишите рецензию на книгу, фильм или сериал, вышедшие не ранее 2020 года.
Объем от 1500 до 3000 знаков с пробелами.
Эльнар Гилязов
Адания Шибли. Незначительная деталь. No Kidding Press, 2021. Пер. А. Голиковой
Книги про палестино-израильский конфликт выходят на русском языке не то чтобы часто: можно вспомнить документальный комикс «Палестина» Джо Сакко, с израильской стороны — размышления левого интеллектуала Амоса Оза или же экзистенциальные зарисовки Этгара Керета. Но тексты «с той стороны баррикад», то есть с палестинской стороны, найти достаточно сложно, тем более такие, которые бы говорили о женской стороне опыта в этом конфликте. На этом фоне выглядит достаточно уникальным событием то, что российское издательство No Kidding Press, которое концентрируется именно на женском (и квир-) письме, взялось за выпуск романа палестинской писательницы Адании Шибли «Незначительная деталь».
Структурно книга Адании Шибли состоит из двух частей. В первой широкими мазками рассказывается история об арабской девушке, которую летом 1949 года находят израильские солдаты, они насилуют и убивают её. Вторая же часть уже ведётся от лица рассказчицы (неотличимой от автора) — она палестинская девушка, которая живёт в современном Израиле. Она узнаёт об истории, рассказанной в первой части, и становится буквально одержима ей: она старается найти документы и свидетельства об этой девушке, едет на место преступления. Здесь повествование сшивается в единое целое: мы видим во второй части детали, которые наполняют первую — это и фрагменты быта солдат того времени, и история места, и воспоминания о том периоде. На это также работает система повторяющихся образов и лейтмотивов, обе части книги словно сообщающиеся сосуды, которые взаимно дополняют друг друга.
Как известно, историю пишут победители. В контексте книги Адании Шибли это можно понимать двояко. Во-первых, написание истории как победного нарратива, который оправдывает все жертвы. С этим рассказчица сталкивается постоянно — в музее выставлены только военная техника и форма израильских солдат, а исторические нарративы повествуют о событиях только с израильской точки зрения. Во-вторых, это зачистка физического пространства от любых намёков на прошлое. Рассказчица постоянно видит это буквальное стирание прошлого, но сам ландшафт и какие-то незначительные детали тут и там позволяют увидеть следы людей, которые были здесь раньше, и следы прошлых преступлений.
Адания Шибли делает то, к чему призывал Вальтер Беньямин, — написать историю проигравших. Но так как палестино-израильский конфликт ещё не закончен, то она сама является проигравшей, этой самой незначительной деталью, которая, скорее всего, будет погребена нарративом истории победителей, потому что на это намекает финал романа — рассказчицу тоже убивают израильские солдаты, как и героиню первой истории. И написать эту книгу — это тоже достаточно беньяминовский шаг, попытка выпрыгнуть из потока «большой» истории и застолбить право на свой голос и свою историю. Это, конечно же, придаёт её тексту сильное экзистенциальное звучание, особенно если учесть, что всё это она смогла продемонстрировать всего на 128 страницах небольшой по формату книжки — что, конечно же, виртуозно.
Иван Цуркан
Мир без людей: «Гунда» Виктора Косаковского
Вот свинья и ее дети, копошащиеся в вольере среди соломы. Вот обыкновенная курица, нерешительно, впервые ощупывающая лапой траву. Или стадо коров, медленно бегущих вдоль опушки леса. Пыль, зной, мошкара, шум ветра: объемное и многомерное звучание черно-белого летнего дня.
Гунда — имя свиноматки, живущей на ферме в Норвегии. Виктор Косаковский — российский документалист-эмигрант, ещё в советском детстве ставший убежденным вегетарианцем, а в последнее десятилетие по разным причинам снимающий свои ни на что не похожие фильмы исключительно в Европе и по всему миру. Идея вроде бы предельно простого (но на деле бесконечно сложного) фильма-наблюдения за животными появилась у него еще в 1997 году, а рабочими названиями были «Извинения» и «Троица». «Извинения» — потому что только за 2020-й год человечеством было убито около полутора миллиардов свиней. «Троица» — потому что кроме Отца, Сына и Святого Духа есть ещё Свинья, Корова и Курица. И сложно сказать, какая из этих двух троиц на самом деле важнее.
В «Гунде» нет того, что можно было бы назвать сюжетом. Основополагающий принцип кинематографа Косаковского «показывать, а не рассказывать» здесь, как и в предшествующей «Акварели» (2018) — масштабной документальной фреске о бессилии человека перед лицом водной стихии — доведен до предела. Тем нагляднее контраст: от громадных ледников, водяных тайфунов и необозримого Байкала — к тому, что под ногами, к бесстрастной и в то же время очень человечной фиксации жизни животных, предназначенных на убой. Резкая смена масштабов. Не сымитированная жизнь. Тонкая граница между статикой и динамикой. Животные — не актеры, поэтому никогда не знаешь, чего ждать в следующий момент.
93 минуты фильма Косаковского (смонтированные, к слову, из шести часов отснятого в Норвегии, Испании и Великобритании материала) — это непрерывный набор длинных, почти статичных планов с плавным и неспешным движением камеры, как правило, находящейся возле земли, на уровне глаз животных. Это кино, снятое не про них, а с их точки зрения. Никакой спекуляции, сопроводительных титров, закадровой музыки или авторского комментария. Несмотря на то, что за кадром ощущается незримое присутствие человека, напрямую он на экране так и не появится. Поэтому — только бессловесное всматривание, чистое наблюдение и созерцание. А ещё — опровержение привычных стереотипов. Да, свинья, валяющаяся в грязи — это тоже поэзия, это может выглядеть прекрасно и эстетично. Единственное средство приукрашивания действительности, тонкое и нюансированное ч/б, служит здесь главным образом очищению кадра от всего лишнего; способствует универсализации происходящего до особых, возвышенных масштабов, при которых герои-животные становятся полноценными художественными образами, но не теряют личной конкретики.
В некоторые моменты это зрелище оказывает совершенно гипнотическое воздействие, почти вводя в транс. Особенно в сценах с рапидом, когда коровы величаво бегут, позвякивая колокольчиками на шеях, а экранное время словно замедляется и густеет на глазах (снималась «Гунда» в новаторском формате 96 кадров в секунду, а затем переводилась в 48). Или же когда стайка настороженных куриц, одна из которых — одноногая, совершает побег на волю из оставленной на земле клетки. Конечно, это кино о свободе. Если угодно, даже политическое высказывание — и не только об экологии, а вообще шире — о в корне неправильном и несправедливом устройстве мира.
Но главное, «Гунда» — уникальный зрительский опыт, который требует полной перенастройки привычной нам «человеческой» оптики и самой сути зрительного нерва, решительного отказа от знакомого и понятного способа смотреть кино («я — офтальмолог, вставляющий линзы в глаза», говорит Косаковский, сам выступивший оператором). Фильм, дающий возможность увидеть, например, зевающую свинью — или же всмотреться в жужжание мух, облепивших морду (лицо?) коровы. Урок сочувствия и сопереживания живым существам, на котором никто и не думает тебя чему-то учить. В конце концов, наглядное доказательство того, что животные способны мыслить, чувствовать и страдать. Того, что у них есть душа, а значит, есть мясо — это убийство.