Весной 2021 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в летнюю мастерскую литературы Young adult. Представляем работы стипендиатов.
Конкурсное задание
В славянской мифологии куда ни сунься — везде подстерегает нечистая сила. В бане — банник, в овине — овинник, в лесу — кикимора, а анчутка везде, даже в суп может забраться, если не накрыть его крышкой. Но вот на месте леса — дома и улицы, вместо бань — ванны и душевые кабины, а что такое овин, вообще мало кто помнит. Как выжить нечисти в этом новом мире?
Напишите историю (до 3 000 знаков с пробелами) о потустороннем существе в большом городе. Единственное условие: вашему герою 16 лет.
Роман Белов
— Ты что! Что за ужасы! — закричала волосатая рука, и что-то спрыгнуло с Алиной кровати. Только бы никто не проснулся! В комнате ещё человек шесть, а мама на смене.
— А-узу би-ллахи, — повторила она шёпотом.
— Перестань! Надо не так! К добру или к худу! К худу или к добру! Чумная! — Это после грохота на ковре. Запахло пылью.
— Ты кто?
Нет ответа. Зашуршало что-то и стихло. Айла — хотя, может быть, теперь и просто Аля, — завернулась в одеяло и молилась, пока погружалась в сон. Там снова была война, и грохот поездов за улицей Нансена звучал сквозь дремоту взрывами боевых снарядов. Дома горели, и она уже не узнавала, где чей. Они менялись, искажаясь угольными останками, прыгали между гор и за ними, объятые пламенем, и Але хотелось кричать, но она не могла. Яркая вспышка света — это огонь налетел и на неё, и… Аля снова проснулась.
Никакого огня. Это фары проезжавшей машины осветили комнату общежития без штор. Аля не могла двинуться, едва дышала, но она видела и слышала. Что-то рядом снова зашуршало, а потом замурлыкало, как кот. Аля стала вслушиваться в этот забытый звук, а потом через него проступили слова.
— К добру, милая… к добру… только без страшных слов, ладно?
Аля попыталась кивнуть, и оцепенение вмиг сошло. Тело задрожало, словно её вынули из холодной реки. Аля обхватила себя руками.
— Ты кто? — повторила свой вопрос почти неслышно. — Шайтан?
— Я домовой.
— Кто? — Аля не знала такого слова. — Как джинн?
— По-твоему, наверное, как джинн. Только в горшке жить не смогу.
— А где тогда?
— В доме. Где заметят. И примут. Ты примешь?
— Это не мой. У меня дома нет.
Аля сказала это так легко, что испугалась. Поборола слёзы. Сейчас опять начнёт трясти.
— К добру… — Джинн-домовой зазвучал совсем рядом.
Аля протянула руку и потрогала жесткую, как у дворовой собаки, шерсть.
— К добру, — прошептала она. Сон упал на неё, как пуховое одеяло.
В поездах, проезжавших той ночью Ростов, на плацкартах и в купе просыпались люди. Стук колёс, сопровождавший их сон, пропадал на несколько минут. Потом поезда опять начинали размеренно греметь, и пассажиры спокойно засыпали обратно.
Артем Красин
Аракуш
Аня стояла перед зеркалом в ванной комнате. Обычно Аня заметила бы новый прыщ на толстой щеке. Обычно Аня посетовала бы на дуралеев мамку с папкой, родивших на свет такую несуразную её — с раскосыми ханскими глазами и славянским щедрым мясом под ними! В шестнадцать лет обычно было бы залиться слезами по многим другим поводам. Но сейчас был случай, когда даже слёзы запутались как детсадовцы на параде, и не знали, куда и по какому поводу им нужно бежать. «Уродка шизофреническая!» — прошептала Аня. Можно было бы открыться родителям, но, как назло, в эти выходные Аня была одна. Родители улетели на Алтай на похороны бабушки Карлагаш, маминой мамы.
Всё началось с утра. Выходя из метро, Аня вдруг услышала согласный гул. Высокий и противный звук, будто в какофонии метро кто-то запустил на автомобильной колонке на полную громкость писк комара в душной летней комнате.
Бииииззз… зииииб.
Аня посмотрела на пустеющую платформу. На краю платформы в окружении пульсирующей черноты стояла девушка, напряженно вглядывавшаяся в глубину тоннеля. Вокруг неё вился рой, похожий на точки вантаблэка, наклеенные концептуалистом на уже не вполне соц-, но реалистическое полотно метро. Аня вздохнула, собралась с силами и подошла. Рой взметнулся и утёк в темноту, когда она спросила:
— Здравствуйте! Вам нужна помощь?
— Не, всё нормально, спасибо, — тусклым голосом ответила девушка и резко перестала ждать поезда, зацокав каблуками к противоположному выходу.
«Вот же ты дура… Так от тебя все на улице начнут бегать, если ты со своими глюками к каждому прохожему подходить начнёшь», — вновь утонула в стыде Аня, перекручивая в голове день, и, кажется, строгая воспитательница Печаль всё же построила детсадовцев по парам, так что слёзы уже готовы были политься ручьём. Но вдруг над самым ухом Аня вдруг снова услышала «бииииззз-зззиб» и быстрее, чем даже успела подумать, прихлопнула наугад источник звука.
Ладонь ощутила вдруг не жёсткий хитин, а… пух? Аня собрала в кулак прихлопнутое существо и развернула ладонь перед собой. На ладони спинкой к Ане лежала чёрная птичка. В голове вдруг замелькала и как-то сама перевелась на русский бабушкина сказка: «А с гор Уч-Сумер по весне спускается несчётное число чёрных птиц. Русские говорят: «Сумерки спустились», но самих птиц не видят. А имя им — аракуш, горюн-птицы, летят они на человеческие печали и грустные мысли, ими и питаются. Мы, кам, шаманы, можем их отгонять, но беда тем сёлам и городам, где нет своего шамана, будут те птицы вечно нести туда печали».
Аня смотрела на тельце, затаив дыхание, потом повернула ладонь, чтобы взглянуть поближе. У птицы была круглая головка и человеческое лицо, искажённое застывшим плачем. Большие щёки, закрытые алтайские глаза, чёрная смоль волос, изо рта вытекла капелька бурой крови. Аня смотрела на Аню.
Аня взвизгнула и отбросила трупик на пол. Едва коснувшись плитки, он рассыпался чёрным пеплом, лицо исчезло, а на вершине кучки остался лежать миниатюрный череп, будто с китайского браслетика.