И создало человечество Великую Нейронную Сеть по образу и подобию своему и расшарило полные права. И получило человечество вечное пропитание, а Сеть — вечную жизнь (покуда запущены серверы). Так наступило всеобщее благо, и больше не могли они друг без друга. Да не закончится Царствие твое, Сеть: админь.
(users)
— Эмили Рейн, вы осознаете, по какой причине здесь находитесь?
— Вы название на входе не читали? Меня наказали. Я типа преступница. А вы?
— Вас должны были уведомить. Я — Джулия Смит, департамент безопасности, управление по предотвращению нарушений правопорядка, отдел…
— Я другое спро…
— Отдел профилактики и оценки рисков. В мои обязанности входит уточнение и сопоставление фактов.
— Надо же, — хмыкает Эмили, — длинное какое имя.
— Среднестатистическое. И перестаньте предпринимать попытки перебить меня. График допроса, ознакомьтесь, мисс Рейн, — скользит между ними листок по столу. — Не «типа», а совершенно именно так, и впредь будьте точнее в формулировках, спасибо. И вы еще не наказаны: до этого необходимо пройти процедуру экспертизы, чем мы сейчас с вами и займемся. Поэтому, — щелкает Джулия по планшету, настраивая камеры, заставляя их послушно повернуть головы, — начнем.
Свет усиливается со всех сторон, тени ежатся, прячутся. Эмили моргает пару раз. Джулия буднично продолжает:
— Заключенная — Эмили Рейн. Статья обвинения: связь с радикальной группировкой и организация преступной деятельности, а также крайне нежелательное влияние на граждан, в частности, на вашего психотерапевта доктора Брука и на уже бывшего коллегу и, судя по опросам, вашего приятеля мистера Симонса. И, мисс Рейн, вы не могли бы перестать раскачиваться?
— Как он? — усаживается Эмили, оставляя стул в покое.
— Доктор Брук? Пока что он может только мычать, а это весьма усложняет…
— Нет. Который Симонс. Джеффри.
— На данный момент он находится в реабилитационном центре. Вы улыбаетесь? Вам кажется забавным, что он крадет майонез и горчицу, чтобы размазать по стене палаты? У меня имеются сведения о вашем специфическом чувстве юмора, но чтобы смеяться над сообщником…
— Джеффри тут ни при чем! Я признала вину и дала показания под детекторами.
— С Джеффри и начнем, — выискивает Джулия в планшете нужный файл. — Он согласился сотрудничать. Нам всё про вас известно. Психологическое влияние на граждан с непонятной целью. Объясните, мисс Рейн.
— Чего?
— Случайные люди в кафе. Как только они открывали рты, вы говорили слова, будто говорят они. Вы хотели оскорбить этих людей? Как-то на них повлиять? Как вы их выбирали? Что они вам сделали?
— Да ничего они мне не сделали. Я вообще не знаю, кто это.
— Зачем вам тогда было их оскорблять?
— Незачем. Я не оскорбляла этих людей. И уж точно я не собиралась как-то там на них влиять. Я же шепотом! — округляет Эмили глаза.
— Но зачем тогда вообще говорить? — хмурит Джулия брови.
— Для Джеффри! Это игра такая. Игра!
— Сейчас я все выясню про эти ваши так называемые игры. Это же не все? Вот это, например: «что, если». Для чего? Вы выявляете риски таким способом? У вас тревожное расстройство? А вот это? «На что это похоже». Зачем подыскивать аналог предмету? Вы так тренируете память? У вас с этим проблемы? Пока у нас нет доступа к вашей медицинской карте, но как только доктор Брук…
— Я хочу видеть, — начинает Эмили раскачиваться. — Я вам расскажу, но сначала хочу видеть стенку, — скрипит стул. — С горчицей и майонезом.
— Сначала описания игр. Нужно убедиться, что показания сходятся.
— Нет. Горчица и майонез.
— Кетчупа не хватает, — заявляет Эмили, когда Джулия показывает ей снимки. Майонез был лишним, а вот кетчупа не хватало. Джулию не удивить преступными деяниями малой и средней степени деструктивности. Она все это уже видела и знает, что большинство из них происходит из-за отсутствия своевременной медицинской помощи. Такова статистика. Эмили Рейн вероятно из этого числа. Скорее бы диагноз узнать, — тычет Джулия по планшету. Оттуда на нее смотрит Эмили Рейн две тысячи сорок шестого года рождения. Не такая улыбчивая, как Эмили напротив: губы поджаты и взгляд пустой. Вся Эмили у Джулии на ладонях. Почти. Вкладка за вкладкой: образовательные треки, длинный список мест работ с отзывами от коллег, короткая серия еще более коротких свиданий, биометрическая карта, протокол преступления. Все это Джулия знает наизусть, разве что ДНК не вызубрила. Медицинская карта все еще пустая.
— Сошлось там у вас? — откладывает Эмили снимки.
— Не все, — не отрывается Джулия от экрана. — Вы проходили курс по социализации множество раз. Что может свидетельствовать об усвоении материала. Пожалуйста, не стучите пальцами по столу. С другой стороны, по датам это сходится с вашими трудоустройствами. Требования реабилитации, — понимает она прямо сейчас. — Столько раз? — приподнимает бровь.
— Стопятьсот.
— Неверная формулировка. Излишнее преувеличение. Сорок два максимум. Но вернемся к сути. По отзыву начальницы с последнего места работы, вы не способны работать в команде…
— Ну конечно, миссис а-давайте-все-опять-обсудим, — бубнит Эмили.
— И лидерских качеств у вас не отмечено. И способность к планированию тоже не указана. А лучше всего вы справляетесь с тестированием: ваш основной профиль.
— А вы начинаете говорить прям как Брук. Вы тоже играете?
— Я не могу свести детали, — игнорирует Джулия высказывание. — Как вы, с такими вводными, могли выступать в роли организатора преступной деятельности? Какой был план? Уничтожить Сеть. И все? Какими средствами? А карта точек нападения? А график? Мисс Рейн, вы ответите?
Эмили молчит. Не улыбается и молчит. Только пальцы по столу: тук, тук-тук-тук, тук-тук.
— Нервное? — указывает Джулия взглядом. — Синдром отмены? Вы на лечении? Если вам прописаны медикаменты, у вас есть право на урезанную версию Персонального Помощника, — поправляет она браслет на запястье. — Вы в курсе? Без контента, но все же.
Эмили молчит.
— Эмили, послушайте, вам незачем тут быть. Кто все это организовал? Вы только передавали им данные? У вас есть шанс вернуться к нормальной жизни. Вы же не хотите проходить через процедуру подключения к Сети. Получите обратно вашего Помощника, выслушаете стратегию, выберете работу, интегрируетесь в общество, продолжите получать медицинскую помощь и психологическую поддержку. Весь мир подстроен под вас, ждет вашего возвращения. Вы сможете общаться с Джеффри. Всего лишь нужно дать расширенные показания. Поделиться деталями. Назвать имена, адреса. Сотрудничество.
— Хорошо, — отзывается Эмили звонко. — Хорошо, я дам показания. Вы же записываете? Запишите, очень вас прошу, запишите каждое слово о том, что…
Что я все это организовала. Я нашла в Великой Сети баг, лаз, дырку и выскочила в Малую ПодСеть, да, такая есть, не делайте такие глаза, конечно же есть. И я зашла в тайный чат, завернула за угол, еще за один, и они махали мне, вся компания, ждали меня, ну где ж ты была, Эмили? Ребят, сорок две реабилитации, что вы хотели? А все мы хотели одного — уничтожить ее. Отключить. Вырубить. Вы же слушали протокол, слышали? У нас было два бронеэлектротанка, семьдесят пять звуковых гранат, пять световых пушек, целая куча пневматических бластеров и я. Знаете, чего я не сказала при задержании? Ведь это самое важное, и я скажу только вам, прямо сейчас, только подвиньтесь поближе, мисс Смит. Да вы не бойтесь, на мне браслеты, но не такие, как у вас — с подсказками от Помощника, а другие, которые с током. Они вырубят меня при малейшем отклонении, хотя куда уж дальше, правда? С вами ничего не будет, только током стукнет, если я успею вас укусить, но стол длинный, вряд ли. Вы не бойтесь, поэтому и поближе ко мне, или хотя бы руку, чтобы я вашему Помощнику на ушко прошептала, что я не идиотка. Вы что, решили, что я идиотка? Сеть нельзя разрушить снаружи, ее надо ломать изнутри. Понимаете, мисс Смит, Джулия, вы должны сориентироваться, склеить детали, вы же не глупая, наверное, столько образовательных треков прошли, стопятьсот, не меньше, так что вы сделаете вывод, что все это они запихнули в меня. Я напичкана взрывчаткой по самые уши, и как только я скажу кодовое слово, оно бахнет, и мы взлетим. БУМ!
Вскрик. Хохот. Орет тревожная сирена.
Ничего. Точно ничего? Совсем ничего, — мотает обслуживающий персонал головами. И уши? В первую очередь, — кивает обслуживающий персонал. Просмотрели, развернули, просветили, только что не разрезали. Эмили с силой дергает шнурки. Поправляет носок. Смотрит в пол. В стену. Мимо Джулии. Рывками закатывает рукава. И говорить не хочет. Как это не хочет? Джулии надо. А вы точно все проверили? Проверьте еще раз, а потом покормите ее.
Сама Джулия почти не ест, хотя Помощник настаивает, но надо переслушать запись допроса (не до конца, там уже не так важно, и неужели она так странно звучит, когда вскрикивает?), перечитать досье с неулыбающимся снимком (что-то она не учла, вероятно), запросить у Сети новые стратегии поведения (эти пока ни к чему не привели). Сеть, что еще сделать? Заключенная отказывается допрашиваться. Джулия опросила бы еще кого-нибудь, она способна (более двадцати пяти тысяч часов за всю карьеру), но больше некого (неужели совсем некого, кроме врача и единственного друга, который сам теперь лечится?). Сеть, подскажи, дело серьезное, важное, личное. Сеть генерирует ответ, а Помощник напоминает про питание — еще пятнадцать процентов до оптимума и можете продолжать активность. Покинуть кафе, погрузиться в равномерное жужжание электротранспорта, пройти мимо зданий, синхронно бликующих тонированным стеклом, свернуть за угол, уже торопясь, прямиком к громоздкому строению с длинной надписью угловатыми буквами «Центр Содержания Нарушителей Правопорядка», чтобы задать вопрос, не дающий покоя.
— Как вы это сделали?
Молчание.
— Как вы пообедали? — активирует Джулия новую стратегию.
— Все соусы использованы по назначению, если вы об этом, — быстро улыбается Эмили.
— Кстати, у меня есть новые снимки. Джеффри. Стена. Кетчуп, — и не обязательно говорить, кто и зачем оставил кетчуп в его палате.
— Ну так рассмотрите их.
— А доктору Бруку стало легче.
— Наверное, не совсем?
— Ну, он хотя бы перестал мычать. Теперь он производит звуки. Долгие А и О, если быть точнее. Почему вы опять улыбаетесь? Что вы с ним сделали? Как вы это сделали?
— Я вам все уже рассказала. И даже показала.
— Вы понимаете, что вас ждет? У вас есть шанс изменить наказание. Прямое подключение к Сети — высокие риски с крайне нежелательным исходом.
— Ладно! — подскакивает Эмили. — Но!
Это глупо. Бессмысленно. Нецелевая трата времени. Но чего не сделаешь ради работы?
— Значит, — итожит Джулия, — нужно назвать аналогию предмету или явлению. Но не самую близкую, потому что мы не решаем задачу. Но тогда я не понимаю, какая степень точности аналогии подходит. И как считаются очки. И какой навык эта игра…
— Да назовите уже что-нибудь, — посмеивается Эмили, наблюдая, как Джулия осматривает допросную в поисках. — Да хоть стол! — останавливает она блуждания. — На что он похож?
— И на что же он похож?
— На пинг-понг! — улыбается Эмили.
— На пинг-понг? — хмурятся брови.
— Пинг-понг, — кивок.
— Пинг-понг, — проговаривает Джулия медленней. Язык касается неба в долгих «эн». Мотает головой. Непонятно.
— Вы теперь. На что похож стол? — хлопает по нему Эмили.
— Я не знаю, — подергивает Джулия плечами. — На стул, наверное. Только без спинки. А кто выигрывает?
— Все. Мы все выигрываем. У каждой по сто очков.
— Отлично! — подсаживается Джулия ближе. — Игра, следовательно, закончена, и я могу работать. Итак, — собирает она пальцы в замок, — что это за технология? Это должна быть какая-то беспроводная технология. Чипов в вас нет, Помощник отключен, никаких других устройств с выходом в Сеть тоже нет, мы же проверили, прямо при мне. Ответьте мне, каким путем вы получили эти данные? В ваших показаниях противоречия. Мисс Рейн, откуда у вас сведения? Кто их вам предоставил?
— Мы не доиграли. И у вас минус сорок очков. Да. Потому что вы нарушили правила.
— Что? Такого не было в правилах.
— Было. Вы наверное плохо сопоставили оригинал моей речи с формой вашего опросника. Играем или конец допроса?
— Играем. Сейчас мы поиграем, — упирается Джулия в стол. — На что это похоже? То, что у вас. Отвечайте, иначе будет минус сорок очков.
Эмили откидывается, скрещивая руки. Нога подергивается: слышно, как пятка ударяется в пол. Взгляд прыгает с камеры на камеру по периметру потолка. Обратно на Джулию.
— Это похоже на то, что все выучили какой-то другой язык и радостно общаются. И ты ищешь образовательный трек, чтобы тоже научиться, но не знаешь, как это называется. И очень хочется спросить у кого-нибудь, но как спросить, если они все говорят на другом языке? Это похоже на крик в толпе, и кричу я, но никто не слышит. Это похоже на взгляд мимо. На молчание. Вот на что это похоже, — смотрит она выжидающе на Джулию. Рот той приоткрывается, закрывается. — Ладно, ваш черед, — бодро выдает Эмили. — На что это похоже?
— Что именно? — выходит Джулия из оцепенения.
— Вот это все. То, что происходит. Ваша работа.
— Моя работа? — прикусывает Джулия губу. — На досье и вкладки, — поглаживает она планшет. — На график и стратегию допроса. Я не знаю. Не то? Но это моя работа. Фильтровать и сопоставлять факты, а потом проверять, как они сошлись и что дали в итоге. Как если что-то поставить в ряд. Уже похоже? — ловит она улыбку. — Да, это как полки. С обувью. Нет, с одеждой. Нет, с продуктами! Да, в холодильнике, по категориям. И я готовлю. Это похоже на рецепт. Да! И каждый раз я не знаю, какое блюдо будет, — разгоняется она под ликующим взглядом Эмили. — Вернее, по статистике я могу предположить. Но это, — сглатывает она, — это ни на что не похоже. Я такого еще никогда не готовила.
— Здорово! Это очень круто! А на вкус? — закидывает Эмили локти на стол, придвигаясь.
— Вам не понравится.
— Да ладно! Я не придирчивая.
— Я серьезно. Вам не понравится. Иначе зачем вам отклонять входящий сюда звонок от Альберта Рейна? — и улыбка Эмили обрывается, гаснет взгляд.
— Я такого не знаю, — глухим обрывком.
— Если вы его не знаете, то как тогда он смог записать вас к психиатру пятнадцать лет назад? Вы не скреплены юридически, и даже Сеть вас не смогла связать. Только через ДНК. Вы давно не общаетесь с отцом?
— У нас допрос или сеанс? — трет Эмили лоб. — Брук мне больше нравится. Эй! — кричит она в потолок. — Дайте мне Брука!
— Перестаньте. Запись веду я. Эмили, послушайте меня. Он не имел права лечить вас в таком возрасте. Тринадцать лет. Это неправильно.
— Я не хочу про это говорить, — комкает Эмили лоб напряженными пальцами. — Не буду.
— Вы даже сейчас можете предъявить ему обвинения.
— Да какая теперь разница! Вы что, не понимаете?
Дергается нога. И вторая. Взгляд шарит по потолку, мечется взгляд.
— Эмили, — подзывает Джулия, но та шарахается от нее и снова смотрит наверх, а потом на ее руку. На браслет. Джулия приближает запястье к лицу. — Помощник, остановить запись. Переход в личный режим.
Камеры послушно закрывают глаза, микрофоны затыкают уши.
— Получается, это случилось совсем давно? Из-за чего?
— Я вам скажу, но вы же не поймете, — отставляет Эмили бумажный стакан.
Вы все равно не поверите, как однажды в детстве я убежала во двор. Отец включил развлекательный трек, чтобы не мешала ему работать. Семейный Помощник очень старался, и эпизоды были разными, но одинаковыми, но одинаковыми, и я сбежала во двор, в соседкин, тети Марты, а там круглые кусты, красивые камушки и трава мягкая. И птичка внутри листьев, в логове веток, открывала острый треугольный рот и делала звук. Я не понимала, как. Ведь она не подключена к Сети. Откуда она знает? Как умеет? А птичка смотрела то одним, то другим глазом и делала: та, та-та-та, та-та. Та, та-та-та, та-та — ответила я ей. И вдруг звук в ее горле забарахтался, и стало красиво. Я так сильно старалась все это понять, что рот мой открылся очень широко, и, наверное, птица увидела во мне дом и влетела. С тех пор она живет во мне, и когда я хочу говорить, она машет своими крылышками, путая слова и мысли. Она делает свое та-та-та. А когда я вижу что-нибудь красивое, мне хочется поделиться, очень хочется, но никто не поймет, и взгляды мимо, и птица бьется прямо тут, под горлом. Вы мне верите? Понимаете меня?
— Но… — силится Джулия, чтобы не сбежать от умоляющего взгляда. — Так ведь не может быть.
Эмили опускает голову, тянется к стакану, но он пустой, и она просто крутит его подрагивающими пальцами.
— Мы вас просвечивали, — продолжает Джулия, — и я точно видела, что в груди у вас нет никакой птицы. Ведь она у вас в голове.
Стаканчик валится.
Когда зажженный бенгальский огонек вдруг рассыпается на искрящиеся звезды — вот на что похоже радостное лицо Эмили. Сложно не ответить тем же. Но Помощник дергается на запястье, обжигает горячим уведомлением. Досье пополнилось. Джулия хватает планшет. Эмили придвигается: что там, что? Медицинские данные загружаются прямо сейчас, последовательно, байт за байтом, из числа в букву, в расширяющиеся глаза Джулии.
— Не понимаю. Ничего не понимаю, — бросает она взгляд на застывшую Эмили. — Что это значит? Изначальные жалобы: «думает то, чего нет» и «сны приходят днем». У вас проблемы с постельным режимом? Я не понимаю, — таращится она на Эмили. — Как это? Думать то, чего нет. У вас обычная шизофрения? Да что я спрашиваю? — лихорадочно щелкает она по вкладкам. Вот! Диагнозы. Отсутствуют? — Я ничего не понимаю, — в растерянности откладывает Джулия планшет, а Эмили прикрывает рот рукой, чтобы сдержать смех. Он просачивается сквозь сжатые пальцы, летит к Джулии, в ее лицо, в горящие уши, открытый и сильный, смывает ее. — Как же так? — подскакивает Джулия. Ей надо выйти, нужно паузу, чтобы все рассказать Сети и запросить ответ.
Мысль резка как экстренное торможение, когда сумки падают на пол, и все вываливается и смешивается. Джулия разворачивается, мчится обратно.
— Это вы! — тычет она пальцем. — Вы делаете это. Генерируете. Как Сеть! — а Эмили смеется уже так сильно, что дыхание еле пробивается через всплески злой радости. — О! Думать то, чего нет, — хватается Джулия за голову. Мысли перестукиваются камушками, осыпаются, цепляясь одна за другую, и будет лавина, она уже чувствует, как все дрожит. Ведь если Эмили Рейн способна, если она умеет, то значит:
— Это ложные показания!
— Да? — утирает Эмили глаза. — Ну так накажите меня.
— Вы просто… Просто… — задыхается Джулия. — Вы хоть понимаете, что вас ждет? Ваш череп вскроют, мозг подключат к Сети и скачают все до последней мысли. А вы сгенерировали? А преступная группировка? Ее, получается, нет?
— Есть. Мари и Дэн — мои любимчики.
— Ложь! Вы генерируете ложь. Но как? — осматривает она Эмили, будто впервые ее видит, будто та не человек, а какое-то существо. Но ведь она человек, у нее тело и голова, и непослушно выбивающаяся прядь волос, и она смотрит на Джулию человеческим насмешливым взглядом, у нее ДНК, в конце концов. — А главное — зачем? Чтобы что? Вас ведь накажут!
Эмили смотрит исподлобья темным взглядом и сопит.
— Вы этого и хотите! — замирает Джулия. — Чтобы подключили, — шепчет она. — Сломать изнутри. Так вы сказали?
— Вам не поверят, — сжимает Эмили челюсти.
— У вас не получится. Я назначу экспертизу. Пожизненную реабилитацию. Буду сидеть рядом с Бруком на каждом сеансе. За каждым шагом вашим следить. Что бы вы там ни планировали — я не позволю, — хватает Джулия планшет и устремляется к выходу.
Резкий скрип: стул по полу. Рык за спиной. Джулия отскакивает. Эмили падает прямо перед ней, выгибается под линией тока. На лице судорога или усмешка?
Указания отданы: успокоительное и постоянный надзор. Помощник хвалит Джулию за успехи, рекомендует прогулку, массаж, медитацию, а еще… Она отключает его, выдергивая наушник, оглядывается. Блики зданий сменились холодной подсветкой, хотя солнце только скрылось, оставляя красно-желтые прожилки. Кетчуп и горчица. Нет, — отводит Джулия взгляд. Она устала, вот и все. Да? И голова немного кружится, а смех Эмили все еще отдается где-то внутри. Надо подышать, — поднимает Джулия голову. Облако слева распласталось фиолетовыми разводами, будто птица, огромная и свободная, махнула крылом и смазала цвет. Что ты делаешь? Остановись! Какая еще птица? Которая вырвалась из Эмили вместе со смехом и взмыла в небо, и скоро она накроет весь мир. Перестань! Но невозможно. Небо похоже и на море. Густо-синяя волна рушится на Джулию, вливается в нее ровным спокойствием, наполняет. И так хорошо от этого, что хочется назвать слово, обозначить, закрепить, но Джулия не знает, такого еще никогда не было. То, что с ней сейчас происходит — это ни на что не похоже.