Если старая полковая лошадь, услышав звук трубы, бессознательно готовится к привычному галопу, то я, почувствовав весну, совершенно осознанно готовлюсь к встрече с рекой. В то время, когда женщины оголяют коленки и кокетливо расстегивают верхние пуговицы пальто, я кутаюсь в шарф, хожу в ботинках на толстой подошве, и пока термометр не перескакивает отметку плюс пятнадцать, ношу вязаную шапочку. Я боюсь заболеть. Заболеть значит получить нагрузку на горло. А горло у меня — рабочий инструмент. Так и хожу капуста-капустой. Быть «голосом теплохода» та еще работа.
Как только четырехпалубник отходит от берега речного вокзала, начинается настоящая жизнь. Обнимает влажным дыханием ветер, под его напором втягивается второй подбородок, подбирается живот, расправляются плечи. Впитывая крохотные частицы воды, истеричные кудряшки развиваются, становясь густыми, спокойными волнами. Бьется, обнимая коленки, юбка. Мимо праздных отдыхающих, мимо суровых матросов в сторону радиорубки величественно плывет Ее Величество Методист Теплохода.
«Здравствуйте, дорогие друзья! Наша команда рада приветствовать вас на борту…» Голос наполняет динамики, переливается через край, растекается по палубам и каютам, выплескивается за борт и навсегда растворяется в ленивой волжской воде.
…Над рекой повис вечер. Теплоход режет воду, как масло. На правый берег налип маленький городок. Он настороженно изучает нас окнами домов. С шлюпочной палубы смотришь на набережную, как с балкона. Доносятся обрывки разговора, детские визги. Вдоль набережной — дорожка с пунктиром рассыпанных лавочек. По дорожке неторопливо прогуливается пожилая пара. Пробежала по откосу кошка, испугала воробьев. Из магазина вышла женщина с сумками, наверное, забегала после работы. Сейчас придет домой, будет ужин готовить; наверное, телевизор включит. Интересно, что у нее на ужин? А какие занавесочки на кухне? А окна куда выходят? На Волгу? А если есть балкон, то можно пить чай и смотреть на теплоходы. А может, она и смотрит, может, и меня видела когда-нибудь. Смешно… На берегу статный мужчина хлопнул дверцей большой черной машины. Его горделивая осанка обратила на себя внимание дамы с третьего этажа. Точно с третьего? Первый, второй… нет, с четвертого. Белье вешает. Ух, какая калорийная! Как сдобная булочка!
С палубы сухопутная жизнь кажется манящей и таинственной. Кем работает та девушка в пестром коротком платье? Сколько лет вместе эти симпатичные старички? Чем стирала белье плотная тетка, тянущаяся всеми округлостями к натянутым на вешалах веревкам? «Са-шаааааа, купи хлебаааа!» — выскочило из какого-то окна. Где ты, Саша? Почему не отзываешься? Волнуюсь вместе с женщиной. Целый час, пока отдыхающие ужинают, я могу философствовать и наблюдать.
Городок постепенно сошел на нет — хвастливо показал новенькую девятиэтажку на окраине и замелькал лодочными гаражами. Солнце нырнуло за полосу леса, и река подернулась белым паром, словно невидимый бариста щедро влил в воду теплого молока. Кончился ужин, и я опять беру микрофон. Пора приглашать туристов на вечерние развлечения.
У каждого рейса своя душа. Вот на прошлом ей был музыкант-виртуоз, случайно оказавшийся в группе артистов; а на этом — штатник-баянист Валентин, выпивоха и бабник. Душой рейса может стать и пассажир, был бы огонь в глазах и выразительное тело. Почему тело? Потому что не меняются теплоходные привычки, и вечером взрослых людей тянет на дискотеку. Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука! Эх, бедро вправо, бедро влево! Идет по Волге теплоход, мигает разноцветными огнями, а за ним шлейфом: «Все для тебя, рассветы и туманы, для тебя моря и океаны…» И никуда ты от этого не денешься! Ну хочется нашим туристкам всю свою душу настрадавшуюся, молодую и трепетную, показать! А тут вроде как и придуриваешься, и в то же время трагично.
Утром все сначала. Бодрая музыка, пожелание хорошего дня, приглашение на зарядку, веселые песенки, путевая информация. Похожие дни, а не скучно. Не как дома. Из-за течения, что ли…