Н

Налицо. Автофикшн-комедия

Время на прочтение: 33 мин.

В моей пьесе все играют в эпитафии. Сейчас объясню, что это.

<Играть в эпитафии очень просто, количество участников не ограничено, участникам не обязательно общаться друг с другом, достаточно на общей интерактивной доске водящему, а потом и всем остальным друг за другом записывать результаты. Водящим может быть любой игрок в тот или иной момент, им становится записавший исходную эпитафию. Правила изменения её каждый следующий участник придумывает сам, с каждой новой эпитафией они могут меняться. Или последовательность игроков и правила превращения эпитафий утверждаются постоянными. Как игроки договорятся между собой. Сведения берутся из соцсетей, запрещено использовать официальные некрологи из СМИ и извещения о смерти известных личностей, для источников сохраняется анонимность.>

Я уже не помню, в чём смысл — то ли играют все реально, то ли с ума схожу только я, представляя, как все в этом участвуют.

Рядом со мной в метро сидит пожилая женщина с седым начёсом под таким же седым пуховым платком. Ладно, это я к ней села. Она смотрит на меня неодобрительно — я без маски и прикрываюсь воротником, она даже гневно оглядывается в поисках, куда бы пересесть, а я думаю, что забыла тампоны, а у меня как раз сильные выделения. Я судмедэксперт. Это как патологоанатом, только по убийствам и травмам. Я каждый раз объясняю, в чём отличия, и поправляю, а потом не обращаю внимания: даже врачи не все различают, кто мы такие.

<ВИКА — в расцвете подросткового кризиса — моя дочь

АНДРЕЙ — Викин старший сводный брат — всегда немного взвинчен — не мой сын

ОЛЯя — Викина мама — разведена

ВАДИК — любовник Оли, то есть мой — хороший человек

НАТАША — девушка Андрея — москвичка>

Я написала книгу про свою работу, а ещё пьесу. Пятеро действующих лиц и замкнутое пространство, наша квартира. Про нашу семью. Настоящая комедия, обхохочешься. Пережив изоляцию, мы вновь попали в локдаун. Долго объяснять подробности. Примерно так: в нашу двушку вселяется сын моего первого мужа от его первого брака, не спрашивайте.

В текст влезли исправления, я дописывала что-то на обороте распечатанных листов, ставила стрелки и специальные значки в кружочках. Вместо сцен родились смерти, пронумерованные, как страницы.

<Смерть первая.

Наша двушка давно просит ремонта, перед рождением Вики мы немного подправили коридор и туалет с ванной. Нанесли на стены светлые жидкие обои, которые теперь из-за нарушений технологии вспучились и потрескались, как засохшая земля в пустыне. Подцепляешь ногтем, и вулкан разрывается длинными линиями во все стороны, между стеной и кусками обоев образуются лакуны, и кажется, если заглянуть, там будет напихан обычный подростковый мусор — фантики, обёртки, неудавшиеся фигурки из туалетной бумаги, может быть, даже сплющенные бутылки. Я стараюсь заталкивать отвалившиеся пластины на место, но обои от этого ломаются ещё сильнее и проваливаются в углубления, так что в прорехи виден сиротливый бетон. А уцелевшие куски у нас разрисованы.

ОЛЯ (с телефоном — дзынькают сообщения — читает). Блядь — совсем охерел. (Набирает номер — слышно «абонент не отвечает»). Какого хуя ты не отвечаешь — сука. (Снова набирает — «абонент недоступен». Пишет в ответ).

В коридоре остался один свободный от надписей угол, раньше там стояла Викина коляска, а потом велотренажёр, который очень удобно использовать вместо вешалки. Тренажёр отдали, даже заплатили грузчикам, чтобы его вынесли, а за ним открылась голая стена. В прошлом году во время пандемии я начала ставить там зарубки. Смертей вокруг столько, что я теряю их и записываю, чтобы не забыть. Составляю книгу мёртвых, возвращаю им жизнь.

Эпитафия: «Вчера умер дедушка, Сергей Александрович. Дедуля, прости за всё». Цель игры — заменить смертные слова: глаголы, существительные, что угодно. Результат всегда непредсказуем.

Это сообщение попалось мне в Фейсбуке, я переходила и переходила по комментариям и ссылкам, блуждала по профилям и даже не помню, у кого увидела эту запись. Случайный человек, случайный дед. Деду, наверное, положено было, надеюсь, он настоящий старик.>

Мёртвые окружают меня, смерть моя работа. Лаборантка Настя с розовыми волосами и разноцветными татуировками стучит блестящими стилетами под мою диктовку: «На правой верхней и левой нижней конечностях клеёнчатые бирки с надписью “Попов Сергей Александрович”». Многоточие, командую я. Настя воплощённый цвет в обители скорби. Давно работает, опыт, сохранила настойчивое любопытство. «От чего он умер, доктор?» — Так и представляю её подручной на ведьминском шабаше.

<ОЛЯ. У нас проблема.

ВАДИК. И.

Вадик очень рассудительный, принимает решения, давно привык держать себя в тонусе и не любит раскисать, это его способ, но этим-то он меня и бесит.

Мы как раз встретились все в разрисованном коридоре. Три этажа наскальных росписей. Самый нижний, у пола, это Викины рисунки, куда мог дотянуться ребёнок двух-трёх лет. Повыше родительские каракули. Мы упоённо расписывали чистые стены, прикрываясь образом просвещённых родителей, показывали дочери традиционную взрослую мазню — условные кошечки-собачки, непропорциональные человечки, символизирующие нашу счастливую семью, и гигантские овощи и фрукты больше человечков. Вика постепенно утратила интерес к дозволенному рисованию на стенах, мы тоже как будто увидели себя со стороны и устыдились. На свободных местах, а потом поверх наших рисунков рисовали наши друзья, кто приходил в гости. Маркерами, мелками, с восторгом, с сюжетами и историями, целые комиксы и картины.

ВИКА поднимает глаза и даже вытаскивает один наушник.

Способ дочери переживать не очень хорошие времена — отстраниться. Она меня бесит сейчас, как и Вадик. Бесят их имена на одну и ту же букву. Я смотрю в стену, чтобы не сорваться, знаю, что лучше смотреть собеседнику в глаза, что с ребёнком нужно общаться открыто и прямо, но не могу себя заставить — уткнулась в довольно натуралистичного мужчину, который замахивается монтировкой.

ОЛЯ. Нам жить негде.

ВИКА. В смысле.

ВАДИК. Действительно — в смысле. А здесь.>

Содержательный диалог, ничего не скажешь. Интонации повествовательные, поэтому записываю с точкой. Обратили внимание, что мы мало задаём вопросов в последнее время. Это, кстати, тоже вопрос. Мы говорим, как будто утверждаем, хотя очень хочется спросить, растормошить, вынуть мысли и вывернуть собеседника. На вопросы способны маленькие дети, требовательные и непримиримые, и подростки, но подростки спрашивают как-то иначе, как будто заранее готовы к обороне, не доверяют родителям и сами выбирают для себя экспертов.

<ОЛЯ. А здесь будет жить Викин сводный брат.

ВИКА. Где он будет здесь жить.

ОЛЯ. Вот что непонятного — Вик. Вот прям здесь и будет. Он здесь прописан — ты помнишь.

ВАДИК. Он тебе звонил. Или Рубцов сказал.

ОЛЯ. Нет — он не отвечает — по WhatsApp написал.

ВИКА. А папе ты сказала.>

Удивительная черта у дочери — разошлись с мужем уже несколько лет как, а последняя инстанция для неё всё равно отец. Кто не воспитывает и не заставляет сваливать грязные трусы в корзину — корзина, сука, стоит в ванной, а до ванной ещё надо дойти, идти же так невыносимо — тот и герой.

<ОЛЯ. Я же говорю — он мне и написал. Папа.

ВИКА. Ты звонила ему.

ОЛЯ. Ты слушаешь вообще. Звонила — папа не отвечает. Вот — на.

ВАДИК. Вик — мама же сказала — папа в WhatsApp написал.

ВИКА. Так позвони ему.

ОЛЯ. Господи — да не отвечает он — сама звони.

ВАДИК. Так — стоп — давайте успокоимся.

ВИКА. Я не буду звонить.

ВАДИК. Что он написал.

ОЛЯ. Что Андрей теперь будет жить здесь. Он здесь прописан — это его законное право — квартира двухкомнатная.

ВИКА. А мы где будем. Я что — буду жить с Андреем.

ВАДИК. Так — понятно — мне надо собирать вещи.

ОЛЯ. Вик — ну с чего ты будешь с Андреем. Мы с тобой вместе будем.

ВИКА. У меня что — не будет своей комнаты.

ОЛЯ. Вика — блин — а у меня будет своя.

ВАДИК. Ну там — месяц — другой. Я у матери перекантуюсь. А там видно будет.

ВИКА. А куда чердак мой. На нём Андрей спать будет. Чердак мой — стол — шкаф.

ОЛЯ. А я здесь — что — одна останусь. Без тебя.

ВИКА. Ма — а где мы кушать будем.

ОЛЯ. На кухне — где ж ещё.

ВАДИК. Ты не одна — с Викой. Я приезжать буду. Помотаюсь туда-сюда. Какое-то время.

ВИКА. А как я на кухню выходить буду — когда он дома.

ОЛЯ. Вик — не городи чушь — а. Как ты сейчас выходишь.>

Бесконечный диалог без конца и начала, попробуйте: его можно вставить в любое место в тексте, переписать наоборот, поменять реплики местами, отдать реплики другим персонажам, перепутать имена — и ничего не изменится.

Как мои герои, я пишу в WhatsApp, пишу в чат учителю. Про мальчика, который доводит всех в классе моей дочери, который агрессивен, который на учёте у социального педагога, а скоро ему предстоит коррекционная комиссия, и уже не школьная, а потом на учёт в полиции. Дочь присылает три видео из класса, где все орут, кто-то замахивается стулом, кто-то отбирает чужие вещи, все бегают и кричат. Я не люблю жаловаться — ябедничать из детства худшее слово, тем более что я частенько этим занималась. Я пишу, получаю суровый ответ про коррекционную комиссию, и теперь эти слова выскакивают на меня каждый раз, как я открываю WhatsApp. Выйти из чата. Открыть Заметки.

<Я с трудом представляю себе в одной квартире мою девочку и взрослого мужчину, которому двадцать один или двадцать три, не важно. Как будто идёшь в метро, а перед тобой ноги: обычные ноги в чёрных капроновых колготках, но икры слишком разработаны, и щиколотки непропорционально тонкие, и очень короткая юбка в складку, которая разлетается при каждом шаге, выставляя ноги напоказ. И ноги застят глаза, и дальше ты видишь уже другие ноги, но только ноги, повсюду: толстые, бесформенные, узкие, с лишними выемками, если сложить их вместе — треугольные, сужающиеся книзу, или косолапые, разные.

Я давно уже не заходила к дочери в ванную, когда она моется, а если мне приходится что-то подать ей, например, полотенце, я встречаю задёрнутую шторку, а из-за неё высунутую говорящую голову. Мы иногда обсуждаем с Вадиком взросление Вики, у Вадика есть своя, той уже двадцать пять, он всё проходил.

Делаю заметку — не забыть рассказать про историю картинки на стене.>

Не забыть рассказать про моего отца. И про что-то ещё, забыла. Забыла я — или Оля из пьесы. Тоже, кстати, вопрос.

Я писала на маке, потом передумала и начала заново в Заметках на телефоне, но IOS такая система, что всё синхронизировано, так что в айфоне открылся файл, я вырезаю оттуда куски, вставляю сюда, слетает форматирование, курсив и выделение.

Днём я работаю в морге, а вечерами в библиотеке в Бобровом переулке. Поднимаюсь сегодня на четвёртый, в наш отдел, а там охранник суп варит. Рядом кухня. Навстречу коллега. Прости, сегодня здесь дурно пахнет. И натягивает маску на нос. Охранник приехал в Москву на заработки, ночует в библиотеке по три дня, вахта, ездит в Дмитров, а уж откуда он в Дмитров попал — боюсь переспрашивать. Он говорил мне, он много со мной разговаривает, а я его плохо понимаю, он плохо говорит по-русски. В библиотеке пусто: библиотека открыта, но читателей нет. Только кажется, что сейчас взлетит суп на плите. Охранник ходит туда-сюда, с первого на четвёртый, следит за ним, я приоткрываю крышку, чтобы бульон не сбежал.

Диалоги в пьесе выглядят длинно, я зачёркиваю их. Много места занимают имена персонажей, я убираю их, оставляю только реплики.

<ОЛЯ. Кто готовит — кто убирается. Вот как ты — Вика — по дому ничего не делаешь — не получилось бы. Сам не уберёшь — никто не уберёт — не постирает. И стиральной машинки — не было. На руках стирали. Да всё же сами. И окна помыть — и обои переклеивали.

Я не сильна в нравоучениях, нечего и начинать. Хотела бы побыть подростком вместо дочери. Чтобы понимали или пытались понять. Я спрашиваю себя, откуда у меня это материнское понимание, как оно выросло, что есть оно на самом деле. Понимание или родительский инфантилизм. Чувствую все её проблемы, как будто происходит это со мной. Как будто я проживаю непрожитый свой, пропущенный подростковый опыт, навёрстываю. Только я начинаю анализировать, сразу закрываюсь и злюсь. На Вику, естественно.

Эпитафия: «Вчера родился мой дедушка, Сергей Александрович. Дедуля, прости за всё». Это простенько, но очень актуально. Я играю сама с собой, но представляю, что со мной вместе играют мои близкие. Хочу, чтобы у книги мёртвых было много авторов. Полифония, многоголосие, каждая смерть заслуживает нескольких голосов. Думаю так: по-моему, написала Вика, обычно она рвётся играть вторая, после присоединяется Вадик. Я вожу. Я всегда вожу и играю сама с собой. Если мне не нравится, что я придумала, я представляю, что это придумали Вика или Вадик.>

Всё, что произошло в пьесе, неправда, но всё, что должно было случиться с нами на самом деле, никакой не вымысел. Для меня это уже не имеет значения. Гораздо важнее, что я забыла тампоны. Или что у охранника может убежать суп. Мужчина в метро облокачивается на поручень у дверей и проваливается локтем в мою сторону. Они стоят втроём, качаются, локоть нависает перед моим лицом. Один поправляет яйца прямо на уровне моих глаз. И я ничего не могу сказать им. Я вижу страх в красных обветренных руках, покрытых цыпками, в коротких куртках, в широких порах на носу у одного — свой страх. Слава богу, через одну мне выходить. Станция метро Текстильщики.

<А если обсудить другие варианты. Разделить — разъехаться — продать. Им долю отдать — пусть выписываются.

Да — боже ты мой — я Рубцову всё написала. Он не хочет со мной разговаривать. Им не нужны никакие варианты. А Рубцова вообще ничего не интересует — разбирайтесь сами.

Да уж — квартирный вопрос их испортил.

А теперь и нас испортит.

Мы прожили весь карантин в этой двушке втроём. Слава богу, мы с Вадиком оба врачи, судебно-медицинские эксперты, не лечим, мёртвых вскрываем, выходили из дома, работали — морги не закрывались — но сразу же возвращались обратно, никуда не ездили и не ходили — некуда было. Дома целиком сидели всего лишь один раз, один месяц, когда получили положительный тест, началось всё с Вадика, потом Вика присоединилась, а у меня все тесты были отрицательные, но пропало обоняние. Люблю слово аносмия. И болела я одна из них троих. И вот теперь карантин закончился, а у нас как будто начинается заново в извращённых условиях. Разнополые взрослые и дети в ограниченном пространстве.

Ну-ну — посмотрим — как оно будет — прорвёмся — я думаю — как-нибудь.

Как мы втроём в одной комнате будем. Ты представляешь себе — ну как. Господи — да что ж за жизнь-то такая. Только вроде устаканилось — Вика подрастает — мы с тобой вот. Ты не представляешь — как это для меня важно — Вадик — как вот мы с тобой живём — ты такой хороший.

Мы с ним редко говорим друг другу откровенные комплименты, это не в правилах нашего сожительства — да, именно так оно называется на языке полицейских протоколов и допросов. Гражданский брак — это когда вы пошли и зарегистрировались в ЗАГСе, а мы просто живём вместе, правда, для краткости я всем говорю, что это мой муж. Правила сложились сами собой за годы жизни и всех устраивают.

Говори — говори ещё — чего замолчала. Так — Оль — только не плачь — пожалуйста — я пошутил.

А я не пошутила.

Ненавижу сокращения имён в речи, и никуда от них не деться, все эти Вик, Саш, Оль, Ир, есть же счастливые имена, которые нельзя сократить. Андрей, например. Тьфу. Теперь это имя нарицательное. Наша изоляция после изоляции, последствия пандемии в одной отдельно взятой семье.

Эпитафия: «Вчера сбежал мой дедушка, Сергей Александрович. Дедуля, прости за всё». Тоже так себе вариант.

Я тебя — с одной стороны — понимаю — а с другой. Были бы мы ещё с тобой вдвоём — можно — конечно — было бы у меня жить — нам вдвоём одной комнаты хватило бы. А теперь — видишь — мои своих женихов-невест привели. Да и с Викой то же самое получается всё равно. Ты только не думай — пожалуйста — если здесь будет совсем невмоготу — мы — естественно — все туда уедем. Там — конечно — как-нибудь разместимся — а уж потом решим — куда дальше.>

Убогая устная речь, засорена вводными словами, лишними частицами и междометьями — кстати, почему мне захотелось написать междометья через мягкий знак, а не через «и». Все наши спотыкания и кружения вокруг смыслов, настоящих смыслов, только подчёркивают заикание устной речи. Стоит пойти преподавать лет на двадцать, чтобы говорить аккуратно поставленными фразами. В таких фразах бесспорная правота, никуда от неё не деться.

<Да — наверно — ты прав — конечно — надо хотя бы месяц посмотреть — попробовать. Ты — как всегда — прав — но ни хрена от этого не легче.>

Я вымарываю имена персонажей, запутываясь сама, запутывая других. Что, собственно, случилось. Пишу в телефоне, это снимает важность и серьёзность процесса. К нам просто заехал чужой мужчина, мы просто перестали выходить из комнаты. Смерть стала привычкой. Что есть отсутствие — это, говорит словарь, ненахождение налицо в данном месте. Смерть присутствует с нами и сопровождает нас, но смерть и есть ненахождение налицо, как же тогда она всё время может отсутствовать с нами.

И неожиданно в историю приходит бокс. Когда вокруг сгущается коммунальный ад. Нечего листать сториз в Instagram, когда пишешь. Прошлое напоминает о себе. У знакомого боксёра была девушка, блондинка, похожая на Уму Турман, с четвёртым размером груди. Он шутил над ней, просил встать в стойку и показывал пацанам, как она руки перед грудью свести не может. Не хватает того секса, в ванной с красным вином по накурке, когда останавливалось сердце. Плоская равнина и молчаливое согласие. Неужто, чтобы отвечать на насилие и притеснения, нужно видеть, как откусили ухо или хотя бы как кровь заливает глаза из рассечённой брови.

<WHATSAPP

ВИКА. Папа а что АНДРЕЙ будет с нами жить

РУБЦОВ. да,поживет

ВИКА. ему жить негде

ВИКА. я его не знаю

ВИКА. где он до этого ЖИЛ

РУБЦОВ. это его квартира

ВИКА. я его ни разу ни видела

РУБЦОВ. маленькая была,не помниш

ВИКА. Я ЕГО НЕКОГДА НЕ ВИДЕЛА

РУБЦОВ. познакометесь

ВИКА. дай его телефон

Бесспорная правота красивой речи не облегчает диалог. Орфографические и пунктуационные ошибки путь к пониманию и обретению своих.>

Текст прорастает в текст, вытесняет пьесу, между диалогами врезаются пояснения по ходу действия, а вокруг налезают друг на друга записки, как я всё это пишу. Метатекст из неудачной драмы, которая не получилась два года назад и ничего не выиграла на Любимовке. Какая разница, получится сейчас.

<ВИКА. превет)я твоя сестра))

АНДРЕЙ. о привет.это твой номер Я запишу>

Я много думаю о смерти, я всегда думаю о смерти. Я считаю смерть красивой. Усыплённое быстрым концом, мирное тело со спокойно закрытыми глазами так же прекрасно, как копошащиеся опарыши в разверстом рте. Как трёхлетняя мумия в кресле. Как сто двадцать три колото-резаных. Смерть в больших городах отняли у женщин — ей занимаются мужчины. Большие мужчины перетаскивают ваши трупы, вскрывают их, моют, красят, одевают и закапывают в землю. Женщины выписывают счета, женщины заполняют бумаги, выстраивают логистику от кладбища до кафе, готовят поминальные обеды, но почти не касаются тел.

Разложение — это свобода, повторяю я слова из чужой книги лаборантке Насте. Только оно нам и осталось. Настя работает в элитном морге и никогда гнилых не видела.

<Эпитафия: «Вчера сторчался мой дедушка, Сергей Александрович. Дедуля, прости за всё». Это точно может быть только Викин вариант, на злобу дня, так сказать, я не встраиваю активно проблему наркотиков в свой мир, я, как судмедэксперт, хорошо знаю, как это выглядит, но период активного увлечения наркоманской эстетикой прошёл, она навсегда со мной.

ВИКА, КСЮША.

Я вижу их из окна, они толкутся на карусели, голова к голове, уткнулись в телефон, открываю окно, у нас очень жарко топят в этом году — смеются. У нас такой двор со странной акустикой, или это вообще особенность всех дворов, на нашем четвёртом очень хорошо слышно, что делается внизу, все голоса и разговоры. На крыльце стоит Андрей, тот самый. Я видела его очень давно, но сейчас легко узнаю. Только что звонил домофон, я не открыла. Слышу в форточку, не всё разборчиво.

АНДРЕЙ (посматривает на девчонок, у него звонит телефон). Нет — не попал — домофон не отвечает. Ну — ничего — вечером. Или завтра. Да — да дозвонюсь я — дозвонюсь. Ну не завтра — в другой день. Куда мы торопимся. Хорош — Наташ — правда — орать — всё. Ну ничего же страшного — всё — не будем ругаться. Да — да — а то. Обнимашки.

ВИКА, КСЮША по-дурацки смеются.

Наверняка они говорят про своё любимое аниме, Вика смотрит непрерывно, даже начала учить японский по какому-то мобильному приложению. Иногда меня накрывает чувство вины, что я её не слушаю. Может быть, это не так, может быть, я слушаю её, но ей, как подростку, всего мало или кажется, что мать должна слушать как-то по-другому, но я уверена, что она жалуется на меня лучшей подруге. Сама не знаю, откуда у меня эта уверенность. С Вадиком они особо не общаются, иногда подъёбывают друг друга, ругаются, иногда объединяются, чтобы подъебнуть меня.

Из окна, прикрывшись шторой, наблюдаю странную мизансцену. Вика вроде попрощалась с Ксюшей, идёт к подъезду, тут же за ней ринулся Андрей. Я готова вмешаться. Какая-то заминка внизу, возвращается Ксюша, они заходят в подъезд все втроём. Слышу гул вызванного лифта, слышу топот, смех. Все трое на нашем этаже. Я выключила свет в коридоре и давно уже тихо стою у дверного глазка, не шевелясь, чтобы в глазок не видно было смены освещения — как будто в квартире просто темно и никого нет. Мне страшно, на площадке мужчина, которому я хотела устроить коммунальный ад, а я чувствую, как вспотели подмышки, как пропиталась футболка.

ВИКА, которая собиралась открыть дверь, просто стоит.

Я, как маленькая девчонка, тоже просто стою за дверью. Дышу. Стучит сердце — о, экстрасистолы пошли. Профдеформация: когда меня врачи спросят про жалобы, я тут же полностью доложу status praesens, как учили в институте.

АНДРЕЙ. Кажется — мы в одну квартиру. Вы здесь живёте.

ВИКА. Нет — мы не здесь живём. Пойдём спускаться.

Андрей симпатичный, блондин, но не слащавый. Худой, но высокий, лёгкая стрижка, кеды — в такой-то мороз, как в этом году, на машине, значит, приехал. Толстовка, куртка, телефон вертит в руках.

АНДРЕЙ. А мне как раз хозяев этой квартиры.

Я пришёл к вам с миром. Ещё руки, раскрытые ладонями вверх, протяни.

Эпитафия: «Вчера выпил мой дедушка, Сергей Александрович. Дедуля, прости за всё». Так и слышу, как произносят эту корявую фразу с акцентом, больше, наверное, к случаю подойдёт — с прибалтийским. Лучше бы, конечно, вчера выпили моего дедушку.

Молчаливое топтание, девчонки спускаются вниз, Андрей уезжает на лифте.

Пока Вика открывала дверь, я успела притвориться спящей, в одежде залезла под одеяло и накрылась почти с головой. Вика после школы сходила в магазин, принесла сок, «Фрутеллу», мороженое и фанту. Долго сидела рядом со мной, я почти задохнулась под одеялом, рассказывала, как они с Ксюшей спамят своими аниме в группу, где весь их класс, как Артур бесится, потому что не любит аниме. Вдруг спросила, что такое восстановленный яблочный сок, а когда я объяснила ей, спросила, откуда я это знаю, я даже растерялась. Наши источники знания в современном мире. Не хотелось бы называть только один интернет.>

<Смерть вторая.

Вика присылает мне ночью скрин переписки с Андреем, читаю утром, глаз дёргается от ошибок. Ненавижу короткие сообщения по одному слову. Число слов 9429, 9430, 9431. Я фиксирую, а с каждой фиксацией прибавляется на одно слово больше. Ненавижу чётные числа: число страниц 28, знаков с пробелами 60296.

WHATSAPP

Ты в каком классе учишься

В пятом

А или б. Или в

Я в г учился когда в 5м.там школа была на соседней улице. Карьера.

Знаю. Есть

Ты чё там учился. Она же платная.

ага. Там

Ага платная. Бабушка платила. Я ни учился ни фига, вот бабка меня туда и засунула. Думала лучче будет.

И как

Что как

Помогло.

Учится. Ни фига ни помогло.

А сейчас ты в институте

три смайлика

Отчислили после первой сессии. Учеба это не мое)))

и не мое тоже

ну блин без школы никак. Терпи) половину уже все) того) прошла

А где ты работаешь.

по разному. Так,работаю

Ты во сколько встаешь?

а ты

В 7, а мама в 6

8 выходим

Не я пожже

Эпитафия: это уже было, вырезать.>

От смерти меня морозит. В животе, где желудок, раздувается твёрдый ком, сижу в кресле в тёплой бабушкиной кофте из овечьей шерсти, пот льётся под мышками и по спине, озноб и жарко одновременно. Взяла больничный, недели на три легко можно растянуть. Шерсть пропитывается потом и пахнет мокрой псиной. Несите пино нуар, это его запах. Я несколько раз переодеваюсь, шевелю замёрзшими пальцами в носках, запахиваю крепче кофту. С каждым трупом на работе делаю охотничью стойку — я родилась в городе, откуда это во мне. Смерть дарует молчание и говорит языком тела. Мы навесили ярлыки на смертные знаки и заглушили молчание. Отобрали свободу умирать и — перестали видеть. Отделили смерть от тела и запретили телам разлагаться.

<ОЛЯ (говорит очень тихо, еле слышно). Ну что здесь. Господи — дверцу снесли же. Что за свинство такое.

НАТАША. А можно вас попросить не кричать так. Очень громко. Несите сюда. Не проходит — разворачивайте.

ОЛЯ (отворачивается к двери в свою комнату). Как это разворачивайте. Вы что — не видите — там шкаф стоит.

НАТАША. Сами виноваты — не убрали. Знали же — что приедем — Андрей предупреждал.

ОЛЯ (заходит в комнату, выглядывает из-за двери). Куда же я должна была его убрать. Куда можно убрать огромный угловой шкаф.

НАТАША. Меня это не очень интересует. Дальше тащите.

ОЛЯ (молча смотрит на всё из-за двери).

НАТАША. По очень простому праву — обычному такому — знаете — праву. Мы живём здесь.

ОЛЯ (шёпотом). Андрей.

НАТАША. Мы. С Андреем.>

Когда ты прожил весь карантин, не думая о жилье и законах, карантин заканчивается, и твоё положение заканчивается тоже. По нынешним законам несовершеннолетние дети могут находиться с любым из родителей, присутствие матери не обязательно, наверняка они это знают, но, находясь в выгодном положении, даже не считают нужным прижимать меня полностью, и это бесит ещё сильнее. Со мной можно не бороться, со мной не нужно считаться. Я точно не человек для них, не врач, не писатель. И какое имеет значение, что у тебя вышла книга, если ты родился за две тысячи километров.

<Эпитафия: «Вчера умер Пётр. Он долго мучился, рак печени, операция. Мы забрали его домой уже вечером, а ночью он умер».

НАТАША. Вот и находитесь. А то полицию вызову — что вы не даёте вселиться. Законами пугать не нужно.

ОЛЯ (уходит в комнату, оставляет приоткрытой дверь).

НАТАША. Мне прописка здесь не нужна. Законами меня не пугайте — я юридический закончила. Очнитесь. Я москвичка. И не обязана пребывать только строго исключительно по месту регистрации.

ОЛЯ (выглядывает, молчит, снова прячется в комнате и тихо закрывает за собой дверь).

НАТАША. Слушайте — я вам ещё раз повторяю. Я буду здесь находиться — когда захочу. Хоть в двадцать три — хоть до двадцать три — хоть после. Зайдите в свою комнату и не мешайте. Мебель перетаскивать.

Входит АНДРЕЙ.

НАТАША. О — Андрей — присоединяйся. У нас тут имущественно-пространственные споры.

АНДРЕЙ. Ну какие могут быть уже споры — Наташ. Мы ещё даже не въехали — ну.

ОЛЯ (выглядывает на шум).

АНДРЕЙ. Оль — ну всё решится постепенно — давайте не обострять. Шкаф сломали. Сорян — не хотели.

Кажется, я начинаю понимать этого молодого мужчину, который имеет право, но не хочет ничего решать и пытается обойтись без конфликтов. Это отличное умение — обходиться без конфликтов. Обесценивать события, имеющие смысл для других людей. Хотя в глобальном смысле он, безусловно, прав. Какое значение имеет этот чёртов шкаф.

НАТАША. Да что этот шкаф. Ты здесь прописан — а извиняешься.

АНДРЕЙ. Ну — я думаю — у нас у всех тут будет новая жизнь. Все шкафы всунем.

ОЛЯ (опять скрывается за дверью).

АНДРЕЙ. И чё усложнять. Всем мир — всё решим.

Знаешь, я в таких условиях предпочитаю, чтоб мои трусы с моими тарелками были, а не с чужими трусами.

Ненавижу своё просыпающееся бытовое занудство, такие же слова про трусы и тарелки говорил мой дядя, когда я жила в общаге. Пространство в пару квадратов, но своё. Утыкаюсь в картинку с монтировкой. Ещё жили с мужем, Викиным отцом, он уехал на дачу, он все отпуска проводил только на даче. Я работала и собиралась лететь к маме в Челябинск, я оттуда, забирать дочь после лета, она была ещё маленькая тогда, любила ездить к бабушке, сейчас не загонишь. Жара, я одна в квартире, знакомый парниша с работы, младше меня на восемь лет, зовёт купаться в Покровское-Стрешнево, я еду сразу после работы, без купальника, я не умею плавать, мальчики таскают меня за собой. Ночевать все ко мне, у меня свободные спальные места, я живу рядом с работой. От метро берём такси. Водитель, таджик, врубает музон на полную, его жигули вот-вот проскрипят днищем по асфальту, он гонит, выжимает скорость, мы просим сбавить, он ухмыляется и поддаёт ещё газа, мы орём, доезжаем живыми и отказываемся платить. Он бегает за нами с монтировкой по двору, наконец ребятам удаётся успокоить его. Без драки. Мы расходимся.

Эпитафия: «Вчера выжил Пётр. Он долго мучился, рак печени, операция. Мы забрали его домой уже вечером, а ночью он выжил». Мне хочется, чтобы это Вадик написал, мне хочется, чтобы мудрость пришла от него. Мне страшно от этой надписи. Страшно выжить.>

Как будто ты идёшь от автобусной остановки к метро и впереди мужчина, высокий, большой и с чёрными кудрями. Ты пытаешься его обогнать, а он смещается из стороны в сторону и теснит тебя, ты торопишься и вот вроде бы уже прошла между двумя столбами, которые ставят специально, чтобы машины не заезжали на тротуар, а он всё равно проходит раньше, не видя никого из-за своих широких плеч, и ты не вписываешься в проход, и отстаёшь, и недоумённо оглядываешься на жизнь.

<ВИКА, ОЛЯ дома. Поздно. Приходят АНДРЕЙ с НАТАШЕЙ, они, видимо, пьяны, говорят громко.

НАТАША. Ой — тихо как на кладбище. А где соседи.

АНДРЕЙ. Зая — да фиг с ними.

НАТАША. Расстегнуть не могу.

НАТАША. Блин — чё ты сделал — совсем запуталась. Чё делать теперь.

АНДРЕЙ. Так стащим — потом разберёмся.

Однажды к нам в общагу пришёл мой дядя, принёс шампанского, потом сбегал ещё, потом ребят в коридоре подцепил, ещё попросил сбегать. Я, говорит, хочу посмотреть, какие вы, девчонки, пьяные будете. А наутро к соседке прикатили родители полки делать. Помню их глаза и ровный ряд пустых бутылок в коридоре.

ОЛЯ (подходит к закрытой двери в комнате, тихо говорит двери). Вы на часы вообще смотрели. Перестаньте орать на весь дом.

НАТАША. Ваших любимых двадцати трёх ещё нет.

А в двадцать три вам вообще уезжать отсюда. Через двадцать минут, кстати. Так что можете не раздеваться. Иногда я бываю банальна и предсказуема.

А вы мне не указывайте — вы здесь никто — я уже говорила — и законами не пугайте.

Всем тшшш — не ссорьтесь. Оль — ты здесь живёшь — вот и живи. И мы здесь жить будем.

ОЛЯ (продолжает говорить с дверью). Я здесь живу — потому что дети не могут жить без родителей.

Слушай — отец пустил тебя сюда — вот и.

ОЛЯ (еле слышно). Отцу твоему плевать на всё и на всех.

Вот и хрен с ним. Зай — пошли — я сниму с тебя эту куртку со всем вместе.

О — вот это ты умеешь лучше всего.

Эпитафия: «Вчера умер Пётр. Он долго мучился, рак печени, операция. Мы забрали его домой уже вечером, а ночью он умер». Я дописываю продолжение: мы оставили в больнице его одного на несколько дней, мы ходили к нему, а он не видел и не чувствовал нас, наш бедный маленький котик, беги на свою кошачью радугу.

ОЛЯ с ВИКОЙ в комнате, из соседней комнаты всё время какой-то шум, вскрики.

ВИКА. Ма — они когда уедут куда-нибудь.

ОЛЯ. Вик— ну о чём ты — они не уедут — они живут здесь.

ВИКА. Чё они так орут. Иди скажи им. Они чё — не знают — что тут люди живут. Уже поздно — спать ложатся.

ОЛЯ. Я говорила — я уже ходила.

ВИКА. Мама, ты здесь была. Как ты ходила. Как.

ОЛЯ. А что как. Как самой орать и скакать по квартире среди ночи — когда мы с Вадиком тебя просим — тебе пофигу. После работы тишины хочется — а у тебя самые половецкие пляски начинаются.

ВИКА. Ма — смотри — ма — смотри — чё нашла (Показывает ОЛЕ мемы в телефоне.). Чё — не смешно — что ли.

ОЛЯ. Это тебе смешно — ты героев знаешь и понимаешь — где смеяться. А я не смотрела — тысячу раз тебе повторяла. Почему мне должно быть смешно.

Каждый день стараюсь слушать её, говорить с ней, слушать все рассказы про аниме, хотя мне, честно, трудно запомнить названия и имена. Кажется, что я взорвусь от них. Она так и запомнит меня — не слушающей, отвернувшейся. Попробуйте, поживите в шкуре подростка. Мы все были лишены этой привилегии, взрослые знали, что нам нужно, чего должно хотеться и что нам делать. Взрослые знали всё за нас. Ваши дети — ваша возможность пережить детство заново и заново помучиться подростковым экзистенциализмом. Но вы же и эту возможность проебёте.

ВИКА. Ма — ма — ма — вот — на — слушай — смотри — щас — вот — слушай — ма. (Вставляет Оле в ухо наушник). Нравится. Прислать тебе.

ОЛЯ. Нет — я такие не люблю — не надо. И вообще. Иди в душ — давай — спать надо ложиться.

ВИКА. Я попозже.

ОЛЯ. Ага — а завтра опять не встанешь.

ВИКА. Не — мам — я встану — мам — правда — встану — я попозже пойду.

ОЛЯ. Вика. Ты меня слышишь.

ВИКА. А. Что. Да.

ВИКА, ОЛЯ смотрят друг на друга молча.

ВИКА. Ма — а принеси мне бутер. Пазязяяя.

ОЛЯ. Вик — ну спать собрались — ты есть.

ВИКА. С мёдом. Ну пожалуйста.

ОЛЯ. Ладно.

ОЛЯ подходит к двери, выглядывает в коридор, слышит шум и тут же захлопывает дверь. Стоит.

ВИКА (думает, что осталась одна в комнате, в наушниках, с телефоном, что-то читает, смеётся, потом танцует. Бегает, скачет по комнате, потом останавливается перед матерью, смеётся). Оооо. А где бутер. Я царь — я бог — всемогущий — кланяйся передо мной.

ОЛЯ. Русский-то кто учить будет. Кланяйся кому — мне.

ВИКА. Я тупой, я тупой.

ОЛЯ, ВИКА обнимаются.

Эпитафия: «Вчера кот Пётр. Он долго мучился, рак печени, операция. Мы забрали его домой уже вечером, а ночью он кот». Котиков любят все.

Прорывается ритмичный шум, вскрики — судя по всему, АНДРЕЙ с НАТАШЕЙ занимаются сексом.

ОЛЯ. О господи. Да что за свинство такое.

ВИКА. Они что там — совсем ничего не понимают. Мы спать ложимся. Мам — скажи им.

ОЛЯ. Я говорила — а что толку.

ВИКА. Ну в стенку постучи — пусть им там потолок на голову обвалится. Вообще в полицию позвони.

Простая мысль про полицию, про правила совместного проживания даже не пришла мне в голову, после карантина мне кажется, что всегда было так, что мы всегда сидели друг у друга на головах. Дети чувствуют больше. Я постучала по трубе, в ответ прилетел такой же злобный стук от соседей выше или ниже, а я не могла решиться постучать в дверь к нашим коммунальным соседям.

Шум прекращается на время, потом продолжается вновь.

ВИКА. Мам — и чё делать теперь.

ОЛЯ. Ничего — спать ложиться.

ВИКА. Я в душ не пойду. Утром. Я встану завтра — мам. Правда — я встану — чесслово.

ОЛЯ. Ты встать-то не можешь — по полчаса я кругами вокруг хожу — сама раньше встаю — чтоб тебя разбудить — а тут в душ утром. Да — давай — ходи чушкой грязной. Ты же девочка — на мальчиков уже посматриваешь — а мальчики над тобой же смеяться будут. Ты же целый день ходила-бегала — потела — от тебя же потом вонять будет. Мальчикам понравится — что ли.

ВИКА. То есть ты меня сейчас вонючей назвала. Ты думаешь, это понравится. Обидно — знаешь ли.

ОЛЯ. Вика — я не называла тебя вонючей. Ты не так меня услышала.

ВИКА. Всё я так услышала. Я лучше знаю — что я услышала.

ОЛЯ. А я лучше знаю — что я говорила. Всё — надоело — даже не начинай.

ВИКА. Хорошо — ты не хочешь со мной разговаривать — так и скажи — я буду молчать.

ОЛЯ. Вик — давай спать — а. Ну пожалуйста. Пожалуйста.

ВИКА. Мам — да. Я не буду сейчас никуда выходить из комнаты.

ОЛЯ. Я тоже.

Что я могла ей сказать. Она была права, это её подростковый способ проживать ситуацию, не выходить из комнаты.

Укладываются спать. Через некоторое время.

ВИКА (что-то бормочет во сне). Съездить на новом трамвае… поделки своих музеев… (Плачет).

ОЛЯ. Вик. Ты чего. Что случилось. Иди ко мне. Ну иди — иди. Иди — обниму.

ВИКА забирается к матери в кровать.

<Смерть третья.

Эпитафия: «У меня умерла мама. Помогите, кто чем может». Вадика нет, я продолжаю: «У меня сбежала мама». Больше всего мне хочется сбежать.

WHATSAPP

ВИКА. Привет

АНДРЕЙ. Привет

АНДРЕЙ. Поздно. Чё не спишь

ВИКА. Не спица

ВИКА. А ты

АНДРЕЙ. Мне можно))) я не в школу

ВИКА. Заснуть не могла

АНДРЕЙ. Почему

ВИКА. Вапще та вы мешали

АНДРЕЙ. А мы чего

АНДРЕЙ. Мы сами уже спать легли

ВИКА. Очень шумно

АНДРЕЙ. Стены наверно тонкие

ВИКА. Да. Здесь все хорошо слышно. У нас за стенкой другой соседи телик смотрят и слышно

АНДРЕЙ. ниче се

ВИКА. А у меня 98 подпасчиков в инсте

АНДРЕЙ. Круто

ВИКА. А ты есть в инстаграме

АНДРЕЙ. Нее

ВИКА. А где есть

АНДРЕЙ. Я в контакте

АНДРЕЙ. Но я не хожу туда давно

ВИКА. А я делаю ретроак

ВИКА. Вот смотри ссылка

ВИКА. Андрей

ВИКА. Спишь

ВИКА. Спокойной ночи

ВИКА, ОЛЯ дома. ВИКА сидит в телефоне, в наушниках. ОЛЯ с ноутбуком. Они сидят так весь день. Когда кому-то нужно выйти в туалет, сначала прислушиваются к звукам за дверью, выглядывают, выходят, если никого нет. ОЛЯ сопровождает ВИКУ.>

Мы занесли в комнату кошкин лоток, теперь ей удобно — всё рядом, и пожрать, и посрать. Ненавижу это слово, но чувствую, что не могу написать другое. В голову лезут экскременты и опорожниться, а кошка просто переходит от миски с кормом к миске с водой, а потом и к лотку. Всегда поражалась и залипала на моменте, как можно изогнуться, чтобы вылизывать свой зад. Вадик зовёт кошку Гельминтой, она тонкая и звонкая, корниш-рекс, живот переходит во внутреннюю поверхность бёдер, а потом всё вместе заканчивается двумя гладкими, без шерсти, щуплыми окорочками с дырками посредине. Мне всегда хочется ущипнуть её за эти вызывающе откровенные части тела. Кошачья порнография. Домашние животные идеал погребения. В саду под яблоней, чтобы превратиться в компост, в горшке с фикусом, под окнами в углу газона. Сжечь и развеять. Без грима и бальзамирования, искреннее прощание и светлое горе. Где нет сюжета, есть смерть.

<ОЛЯ (разговаривает по телефону). Нина Фёдоровна, а вам не кажется, что это мы сами обсудим. Нет. Я не буду делать так, как вы хотите. Если бы ваш сын проживал здесь со своими детьми, пусть он сюда возвращается и живёт. Тест на ДНК. Делайте, делайте. Что хотите. Ага, не ваша внучка. Только вы материал для исследования у Вики возьмёте, а я на вас в суд подам. За моральный ущерб. Незаконное изъятие у несовершеннолетнего. А я согласия не дам. Согласие отца легко обжаловать. Он с дочерью не живёт, интересов её не представляет.

WHATSAPP

ВИКА. Я тебя ненавижу. Я тебя удалю везде. И больше не приходи к нам.

РУБЦОВ. Что случилось

ВИКА. А я не твоя дочь.

ВИКА. Ты никто.

РУБЦОВ. Даша че ты несешь.

ВИКА. Это баба нина сказала

РУБЦОВ. Бабушка просто очень переживает

ВИКА. Ага щас

РУБЦОВ. Ну сказала глупость в серцах че ты

ВИКА. Ага сказала глупость.а че она так сказала.я вас всех не хочу видеть

РУБЦОВ. Вика хватит. Мать твоя там истерики катает. Ты еще

ВИКА. А зачем она тагда анализ делает

РУБЦОВ. Кто. Какой анализ.

ВИКА. Днк

РУБЦОВ. Кто делает.

ВИКА. Баба нина

РУБЦОВ. да ну она ниче не делает. Мама там твоя воду мутит

ВИКА. Я больше с вами не опщаюсь

РУБЦОВ. Да идите вы все нах, дастали мозг выносить

ОЛЯ (разговаривает по телефону почти одновременно с ВИКИНОЙ перепиской). Слушай, я, конечно, всё понимаю, но твоя мать охерела окончательно. Она теперь заявила, что Вика не её внучка и она сделает анализ ДНК. Даа. Это ты считаешь, бабушка просто перенервничала. Вы там все охуели, что ли, на почве коронавируса. Только мать твоя сумасшедшая пусть не лезет сюда больше. Андрюше, как папе, насрать на всех, а вот тётку-то так и выживем. А я буду говорить, у нас с тобой дочь общая. Я перед ней вот в этом виновата, да, очень виновата, что в отцы ей такого выбрала. Ах ты, сука. Трубку бросил. Ну и хер с тобой.

WHATSAPP

АНДРЕЙ. Привет систр

ВИКА. Привет

АНДРЕЙ. Че за крики там были

ВИКА. Мама с твоей бабушкой ругалась

АНДРЕЙ. Аа ну бабка может

АНДРЕЙ. Она до меня знаешь как докапывалась

ВИКА. Когда

АНДРЕЙ. Да ваще. Особено когда я у нее жил много

АНДРЕЙ. много злобных смайликов

ВИКА. А ты не дома жил

АНДРЕЙ. У бабушки жил. У тети жил. У Наташи жил.

ВИКА. И чего

АНДРЕЙ. ДАСТАЛИ ОНИ ВСЕ

АНДРЕЙ. Вериш

АНДРЕЙ. Режим какой то, туда не ходи, сюда не седи

ВИКА. Ну это родители меня так тоже достают

АНДРЕЙ. Вот я и сбежал сюда

АНДРЕЙ. К вам

АНДРЕЙ. С вами догаворится можно

АНДРЕЙ. И никто не дастает

ВИКА. Эт мама тебя не трогает

АНДРЕЙ. А тебя

ВИКА. А мне указывает постояно и вопще меня не слушает

ВИКА. Я ей говорю всё, шутки разные, музыку присылаю а она вечно я это не смотрю

АНДРЕЙ. Ну взрослым не интересно

АНДРЕЙ. У них свои темы

ВИКА. Хочешь опенинг из первого сезона послушать

АНДРЕЙ. Давай

АНДРЕЙ. Ты заходи может

ВИКА. Не, мама не пустит

АНДРЕЙ. Я со своей почти не разговариваю.так иногда про погоду))

АНДРЕЙ. Думал здесь новая жизнь начнется без всех этих родаков

ВИКА. Тебе опенинг понравился. Все пока,мама теляфон забирает, мне уроки делать

АНДРЕЙ. Пока.

АНДРЕЙ. Завтра побалтаем

Этой сцены не было, но я представляю, что она обязательно должна была произойти, это навязчивая вера в неприятности.

АНДРЕЙ просыпается от грохота. Выглядывает, видит прячущуюся ВИКУ. Стучит к ВИКЕ. За дверью шорох, который прекращается тут же.

АНДРЕЙ. Вик. Ты не в школе. Оль — вы дома. Что там у вас.

АНДРЕЙ проделывает всякие действия, какие обычно совершают после пробуждения.

АНДРЕЙ (звонит кому-то). Привет — бро. Какие новости. Ничего. Опять ничего. Печалька. Лан — я на связи. Окей. Не — дома.

АНДРЕЙ бродит по квартире, ВИКА в комнате, периодически выглядывает, стоит у двери, наготове, чтобы выбежать.

АНДРЕЙ (стучит к ВИКЕ). Вик. Я слышал — ты дома. Ты чё не в школе-то. Вик — я не кусаюсь — выходи. Мы ж с тобой познакомились вроде. Ну окей.

АНДРЕЙ у себя в комнате. ВИКА проскальзывает на кухню, дверь в комнату АНДРЕЯ случайно открывается.

АНДРЕЙ. О Викуся — заходи — заходи. Чё — не в школе. Прогуливаешь. Или заболела.

ВИКА. Ну. Мама на домашнее обучение переводит. А ты уходишь.

АНДРЕЙ. Я. Не — не собирался пока. Хотя — может — попозже и пойду. Выйду. А ты чё — совсем школу терпеть не можешь.

Моё воображение можно упрекнуть в недостоверности. Вряд ли подросток с грузом всех комплексов и проблем доверится первому встречному. Вспомните себя. Вы готовы были вывалить на того, кто согласился, даже не согласился, а сам предложил с вами разговаривать, вы готовы были вывалить на него всё самое больное, чем стыдно поделиться даже с подружками. Девочка, которая год просидела дома из-за пандемии, которая всё время провела в малогабаритной двушке с матерью и отчимом, которую так подставил отец, её невольный романтический герой, на эту роль совсем в реальности не подходящий. Я бы на месте дочери бросилась к кому угодно.

ВИКА. Ну да.

АНДРЕЙ. Ну сорян — систр. Я вот отучился.

ВИКА. Мама говорит, на домашнем обучении сейчас будет лучше, надо дома посидеть.

АНДРЕЙ. А это как.

ВИКА. Контрольные только в школе писать. Экзамены. Приходить туда.

АНДРЕЙ. И вообще больше не ходить.

ВИКА. Неа.

АНДРЕЙ. Круто. А учиться дома самому.

ВИКА. Ага.

АНДРЕЙ. Дома одному учить не айс.

ВИКА. Айс — это лёд.

АНДРЕЙ. Ну выражение есть такое. Не айс. Типа не круто.

ВИКА. Ну чего, я пошутила.

АНДРЕЙ. В школе списать можно — не самому. Дружбаны там.

ВИКА. Мне списать не дают.

АНДРЕЙ. Вот суки. Упс — сорян. А подружки есть.

ВИКА. Да — Ксеша.

АНДРЕЙ. И чё вы с ней?

ВИКА. Аниме смотрим. Манга читаем. Ну — это запись аниме на бумаге.

АНДРЕЙ. Эт я знаю.

ВИКА. А ещё мы с ней в группе спамим. И обещаем — короче — убить всех — кто не любит аниме.

АНДРЕЙ. А у вас все любят аниме.

ВИКА. Не — тока мы с Ксешей.

АНДРЕЙ. Я не смотрю аниме.

ВИКА. Мы вчера всю группу заспамили — мемов накидали.

АНДРЕЙ. И чё вам было после этого.

ВИКА. Пока ничё. Вот тут — короче — смотри.

Читают вместе, смеются.

Здесь я всегда замираю: от ревности, от мучительной родительской злобы, здесь фантазия скачет вперёд и придумывает самые неожиданные и изощрённые последствия. Успокаивают эпитафии.

Эпитафия: «У меня унесла мама. Помогите, кто чем может». Или: «Меня унесла мама. Помогите, кто чем несёт».

ВИКА. Эпичненько так.

Звонок ВИКЕ по ватсапу. ОЛИНО лицо, ВИКА выключает, ОЛЯ перезванивает.

АНДРЕЙ. О, это ж мама твоя.

ВИКА. Ну.

ВИКА уходит к себе, слышно, разговаривает с кем-то.

АНДРЕЙ. А у тебя друг есть.

ВИКА. Не — нету. Мне никто не нравится.

АНДРЕЙ. Чё — совсем никто.

ВИКА. Да ну — дураки они все какие-то.

АНДРЕЙ. Вика — да чё ты — ещё понравятся.

Приходит НАТАША.

НАТАША. О — ты уже с малолетками развлекаешься.

АНДРЕЙ. Наташ — хорош — ты чё. Это ж сестра моя. Младшая.

ВИКА. Я пойду. Пока.

АНДРЕЙ. А — пока — пока — увидимся — лады.

НАТАША. И когда это вы с ней увидитесь.

АНДРЕЙ. Зай — ну чё ты — чесслово — правда — а. Ну не начинай — зая. Девочка тут вот вообще ни причём. Ну мир же — обнимашки.

На этом месте я даже благодарна этой нахальной девице, которую не могу полюбить. И снова звоню дочери.>

Отец ушёл от нас, когда мне было два, я мечтала о нём, любила мать, а мечтала до дрожи об отце. От кого-то он знал про Вику. Мать выходила замуж ещё раз, я даже писала рассказ об отчиме, неумелый и сентиментальный. Как он рисовал меня ручкой в тетради, а я хранила потом этот рисунок, но всё равно потеряла. Это история, которую я хотела рассказать об отце. Отец умер, когда я была в Москве, я отказалась от мизерного наследства — одной какой-то доли в квартире в Челябинске, у меня ещё есть два брата, мы не общаемся. Плакала о том, чего не было и не будет уже никогда.

Не могу в этом году убрать ёлку. Гирлянда перемигивается с засохшими ирисами, тюльпаны раскрылись, мы собираемся с мужем в Дагестан, Вика останется с любимой соседкой Настей. Ёлка стала невидимой, частью окружающего пейзажа, привычно объезжаю её пылесосом, дёрганый музыкальный бык начинает извергать громкие и рубленые мелодии вперемешку со словами. Дед Мороз в пыли, бусы съехали гурьбой на нижние ветки. Как будто разодранная подарочная упаковка никак не утонет в луже талого снега, держится одним углом за истончившийся лёд.

Я бесконечно кипячу чайник, пью чай и ставлю тире и точки. Тире вместо всех знаков, упростить прямую речь, убрать кавычки и двоеточия. Тире в разных программах на компьютере и телефоне делится на две коротких чёрточки или сливается в правильный редакторский знак. Жизнь пунктиром. Между отсутствием налицо. Между смертями. Хороним птичек, котиков, собачек, сыновей, родителей. Шестьдесят улиток засохли и подкрались белёсой плёнкой, раковины изъедены самим временем, останки их даже перестали вонять, грунт безжизненно серый.

Прочитала, что Угаров презирал тире — или, может быть, ненавидел. Прочитала и забыла, где прочитала, не могу найти пост. Предлагал упростить точку и сомневался в запятой. А я люблю настоящие длинные редакторские тире — вместо всех запятых. Надо отправить текст на Любимовку. Тире слепят глаза. Слепая смерть. Смерть начинает сюжет.

<ВАДИК. Вик — я тебя сколько раз просил убирать за собой. Давай иди сюда. Вон — собери мусор. И кружку за собой.

ВИКА. Щас — у меня не десять рук.

ВАДИК Перестань огрызаться — я не мама тебе. Сок весь выпила.

ВИКА. Да.

ВАДИК. А пакет кто выбросит. В одну кучу собери мусор и выкини. Ты телефон-то положи. И наушники. Не украдёт никто.

ОЛЯ. Да что ж это такое — господи.

ВИКА. Мам — чего. Мама. Что.

ОЛЯ. Слушай — мы живём в одной комнате. Понимаешь. В одной. Все. Не надо превращать её в свинарник.

ВИКА. А почему мы здесь все.

ОЛЯ. Чего — не поняла.

ВИКА. Почему мы все втроём в одной комнате.

ВАДИК. Вик — я понял — ты меня имеешь в виду. Но — если ты заметила — мы живём с твоей мамой вместе. Если ты видишь — я так же хожу в магазин — еду готовлю.

ОЛЯ. Вика — ты сейчас про что вообще. Подзабыла опять — кто здесь кто.

ВИКА. А это не наш дом.

ОЛЯ. Да нас и так отсюда выжить пытаются. Видимо — в конце концов получится.

ВАДИК. Вика — я не позволю тебе таким тоном разговаривать с матерью. Ты — сопля зелёная — со взрослыми так говорить.

ОЛЯ. А давай по-честному. Это не наш дом — это твой дом. Мы сейчас с Вадиком собираемся и уходим. Мы найдём — где жить — а ты оставайся. С братиком и с папашей. Вот и живи с ними. А они тебя отсюда окончательно выживут. Наглая тварь.

ВИКА. Мама — мама — не уходи. Пожалуйста. Мама. Я уберу всё. Сейчас уберу. Не уходи — мама — не надо.>

Заусенцы ободраны, кошка живёт в покрывале на кресле, мы не заправляем постель. Домашнее обучение и отпуск за свой счёт. Пока на три месяца, потом посмотрим. Я вместо репетиторов, на них денег нет, кошку перевели на корм подешевле, она блюёт каждый день и закапывает в покрывало. Ёлка стоит, контейнер с мёртвыми улитками тоже. Разложение даёт свободу, неприбранная плоть предъявляет счёт. По гамбургскому счёту. Зачем ты пишешь этот бесконечный текст, и это ещё не конец. Не можешь остановиться. Пустые кожные складки под кошкиным животом светятся на солнце. Хочется, чтобы о нас сказали словами из какой-нибудь книги — ищу эпитафию для одиноких матери и дочери, скончавшихся в одной комнате, из которой они не выходили со времён пандемии. Хороший был бы конец.

<Трёхактная структура, последнее усложнение перед кульминацией и медленным занавесом: скандалы с жильцами, с дочерью, с любовником, Олю переклинивает, она считает, что дочь принадлежит ей, стала её собственностью, засаживает Вику в комнате, сама сидит с ней, расстаётся с Вадиком. Вика поначалу переписывается с одноклассниками, над ней издеваются, потом удаляют из общей группы. Оля ничего этого не замечает.>

Ты нечаянно зависаешь, как будто пришёл с работы, собрал тряпкой крошки со стола, образовал из них кучку поближе к краю, а потом отвлёкся, оставил тряпку и крошки тут же. И всё время так.

Скобки потерялись, курсив тоже пропал. Слышен шум.

НАТАША. Андрей — да ты что — господи. Помогите.

ОЛЯ выбегает в коридор, дверь в другую комнату открыта, АНДРЕЙ лежит на кровати, НАТАША его трясёт, АНДРЕЙ никак не реагирует.

ОЛЯ. Что случилось.

НАТАША. Да не знаю я. Без сознания.

ОЛЯ. Он хоть дышит. Пульс там. Есть.

НАТАША. Дышит. Дышит.

ОЛЯ. Воды надо холодной. Нашатыря нет у нас. По щекам похлестать надо.

НАТАША. Скорую — сейчас. (Отходит, звонит).

В глубине где-то раздаётся телефонный звонок.

ОЛЯ. Ой — это мой. Вот — блин —не успела.

Звонок в дверь, входят врачи скорой помощи. Врачи осматривают АНДРЕЯ.

Врачей не было в моей пьесе, они пришли сами. И заменили эпитафии, потому что несут за собой смерть. Они возят её повсюду в машине «03» и раздают нуждающимся. Прописывают как таблетки, как успокоительные и антидепрессанты. Они забирают с собой всех: Андрея, деда Александра Сергеевича, котика Петра и чью-то безымянную маму.

ВРАЧИ. Так. Что случилось. Сколько без сознания.

НАТАША. Да я пришла недавно — думала — он спит — а потом он захрипел так — я к нему — а он не отзывается.

ВРАЧИ. Так — баловался чем-то. Ну — говорите — если знаете. Что принимал.

НАТАША. Ну — мет нюхал иногда — но мы с ним давно договорились — что он закончил. Он перестал уже.

ОЛЯ. Он наркоман. И он здесь вместе — в одной квартире — с Викой. Господи — какой кошмар. Это же полный.

ВИКА. Мамочка — успокойся — пожалуйста — со мной всё в порядке.

ОЛЯ. Ага — не случилось. То-то я всё время думаю — чего он на взводе на каком-то.

ВРАЧИ. Документы есть его.

НАТАША. Да — сейчас. А куда его.

ВРАЧИ. В Склиф — в токсикологию.

Врачи поправляют: Сергея Александровича. Есть ли разница.

АНДРЕЯ уносят врачи, НАТАША уходит за ними.

Звонок в дверь, врывается ВАДИК, какие-то люди, соседи, школьники, видимо, Викины одноклассники, высокий молодой мужчина проталкивается через толпу подростков. За ним семенит дородная женщина в костюме и с указкой. Они говорят хором, кричат: про домашнее обучение, которое никакое не обучение, про важность социализации для детей после пандемии, важность живого присутствия в школе. Невольная дихотомия вырисовывается: живое присутствие — онлайн-отсутствие, ненахождение налицо. ВАДИК что-то кричит, что нельзя добровольно замуровывать себя, ВИКА, наверное, плачет, я не вижу её, она ушла в комнату и закрыла дверь. Женщина в костюме тихо, но очень внятно, как будто перекрикивая всех, говорит про летний лагерь.

Какие утопические мечты отправить подростка в лагерь. Вика была там один раз, подружилась с девочкой Настей, мать которой сидит за наркоту, а отец недавно вышел, по той же статье. Лагерь в Ступинском районе, ехать на электричке, потом автобусом, которого я ни разу не видела, или такси. Проезжаешь через деревню Петрово, несколько сотен метров, и ворота. Настя жила в Петрово. Когда Вика садилась в автобус, чтобы ехать домой, Настя повезла свой чемоданчик по обочине, пошла домой к бабушке. У Насти было витилиго, нежно-розовая кожа вокруг пятен и светлые смешливые глаза. Похоже, она была самой настоящей во всём лагере.

Когда это было? Кажется, лет пять назад.

У охранника в библиотеке варится свёкла, горячий землистый запах, поднимается пар.

Я у зеркала в ванной, наклонилась над раковиной, полоскала рот, струйка слюны повисла на подбородке, я не стираю её. Где я. Пьеса пришла в жизнь. Скобки потерялись.

ИНСТРУКЦИЯ

ВАДИК. Заседание двадцать третье. Продолжение обсуждения общих вопросов, зачитывание постановлений по общим вопросам, принятых на предыдущих собраниях, обсуждение частных вопросов. Итак.

ОЛЯ тянет руку.

ВАДИК. Ты опять про наркотики. Мы уже всё решили, обсудили, ты же помнишь, все меры приняли, целая сцена была.

ОЛЯ. Её вычеркнули.

ВАДИК. И правильно, что вычеркнули. Для пьесы уже не интересно, развели здесь. Итак.

АНДРЕЙ. Правила внутреннего распорядка. Обязательны для исполнения всеми жильцами данного помещения — квартиры двухкомнатной, сорок два квадратных метра общая площадь, жилая тридцать один.

ВИКА. Исходные характеристики. Район Гольяново, этаж пятый девятиэтажного панельного дома. Домофон, грузового лифта нет, балкон, потолки стандартные два пятьдесят.

АНДРЕЙ. Балкон имеет выход с кухни, поэтому в равной степени может быть использован всеми жильцами. Для хранения вещей по числу зарегистрированных в квартире устроены три отсека на балконе, один из отсеков в связи с отсутствием зарегистрированного жильца закрыт, жилец не имеет права самовольно передавать право на хранение другому жильцу. Для решения вопроса о передаче права хранения одного из жильцов любому другому жильцу созывается общеквартирное собрание, проводится голосование всех жильцов, результат голосования определяется простым подсчётом большинства голосов. Голосование признано состоявшимся, если в нём приняли участие все жильцы. При невозможности привлечь кого-либо из жильцов к участию в голосовании по объективным причинам, вопрос решается простой жеребьёвкой.

ОЛЯ. Если же жилец, получивший по результатам голосования или жеребьёвки, состоявшихся на общем собрании жильцов, право на дополнительный отсек для хранения, не может этим правом воспользоваться в силу отсутствия необходимого для помещения в отсек количества вещей или несоответствия объёма направляемых на хранение вещей объёму предоставленного отсека, жилец также лишается и права на хранение в имевшемся собственном отсеке.

ВИКА. Судьбу освободившихся обоих отсеков решает общее собрание жильцов путём устроения дебатов и голосования. При этом жилец, сохранивший за собой право пользоваться отсеком для хранения вещей на балконе, получает дополнительный голос при голосовании.

ВАДИК. Подъём жильцов осуществляется с помощью общего будильника, установленного в общем коридоре квартиры. Жильцам отводится по пятнадцать минут для посещения туалета и совершения утреннего омовения. В связи с этим будильники выставляются на разное время по числу фактических жильцов с обозначенным пятнадцатиминутным интервалом.

НАТАША. Каждому из жильцов присваивается порядковый номер, номер соответствует количеству звонков будильника, ответственность за отслеживание своего будильника лежит на самих жильцах. Пользование местами общего пользования вне закреплённого графика запрещается.

ВИКА. В случае возникновения необходимости у жильца смены времени своего будильника, созывается общее собрание жильцов не менее чем за три дня до предполагаемой перемены времени. На собрании сначала, как предписано общим порядком, избираются председатель и секретарь. Председатель и секретарь собраний меняются на каждом очередном и внеочередном собрании.

ВАДИК. Отбой жильцов осуществляется также по будильнику в строго установленное время, одинаковое для всех. Время отбоя не может быть изменено по просьбам жильцов и даже на общеквартирном собрании. Часы бодрствования удлиняются и отбой переносится один раз в году, в ночь с тридцать первого декабря истекающего года на первое января года надвигающегося.

ОЛЯ. Для всех жильцов устанавливаются правила внешнего вида. Длинные волосы должны быть собраны в монолитную причёску, заплетены в косы, чтобы не попадали в носы к окружающим. С этой же целью запрещаются ношения курток, пальто, шуб, плащей с длинным ворсом, особенно с оторочкой капюшонов и воротников.

АНДРЕЙ. Женщинам предписано ходить без макияжа, накладные и наращенные ресницы, волосы и ногти строго запрещены. Если женщина является владелицей молочных желёз больших размеров, для неё предусматривается отдельный регламент передвижений по жилищу с одновременным запрещением на передвижения по местам общего пользования остальных жильцов. Сюда же относят все случаи гигантских или просто очень больших и больших окружностей бёдер, ягодиц, животов.

ВИКА. Всем жильцам в местах общественного пользования запрещено носить наушники любых моделей, а также слушать музыку и любые другие записи с помощью средств звуковоспроизведения.

ВАДИК. Для чистки ушей следует использовать горелые спички, бывшие в употреблении, и небольшие фрагменты ваты обыкновенной, на которые необходимо заблаговременно её разделять и расфасовывать согласно потребляемому минимуму из расчёта два фрагмента на жильца раз в неделю.

ОЛЯ. Горелые спички также в целях экономии подлежат повторному использованию для поджига дополнительных горелок плиты при работе уже одной из них. В целях экономии после слива жидких, полужидких пищевых отходов и разных пищевых взвесей, как то: чайной заварки, помоев различного содержания, — воду в унитаз из смывного бачка не спускать, а дождаться, когда кто-либо из жильцов воспользуется туалетом по естественной надобности и смоет всё вместе с испражнениями. Туалетной бумаги отматывать не более чем по два фрагмента, отрывать строго по перфорации.

ВАДИК. «Вместо туалетной бумаги в целях экономии можно использовать функцию омывателя биде, что позволяет, не вставая с унитаза, очистить теплой водой свою заднюю часть. Функции биде можно использовать путем нажатия на кнопки управления, установленные в стороне от унитаза. Если контрольная панель не установлена, можно использовать пульт дистанционного управления на стене. На рисунках рядом показаны различные функции, за которые отвечают соответствующие кнопки».

НАТАША. Стоп, это не наша инструкция, у нас биде нет.

ВАДИК. Да. Тут так написано, читаю. Вот ссылка на источник, потом посмотрите в сноске.

ОЛЯ. Правилам поведения школьников в общественном транспорте должны обучить родители. «Объяснить, как правильно заходить в автобус или троллейбус, выходить из него. Объяснить, что в транспорте нельзя: толкаться, стоять у входа, обязательно снимать рюкзак, уступать места инвалидам, престарелым людям. Лучший способ усвоения этих и других несложных правил — личный пример».

ВАДИК. Ссылку кинула.

ОЛЯ. Да, создала отдельное Приложение к Инструкции, потом можно ознакомиться, кому интересно, у нас входит в основной текст только Инструкция.

НАТАША. Правила вступления в тайные общества. Я готовила материал, изложу своими словами. Итак, что там. Тамплиеры, масоны, иллюминаты, Opus Dei, розенкрейцеры… Умберто Эко, глоссарий к Маятнику Фуко.

ВАДИК. У меня инструкция по эксплуатации утюга. Здесь целая книга. Предлагаю перенести на следующее собрание. Давайте проголосуем. Кто за.

АНДРЕЙ. Ещё вот приписка. Эпитафии и рисунки стереть или закрасить.