Таня снова проиграла. Очередная она, которая всегда лучше, красивее, худее, интереснее. Вечное сравнение, вечное поражение.
Она присутствовала в Таниной жизни постоянно. До этого ею была Светочка — дочь маминой коллеги, а в прошлом году — Маша с танцевальных классов. Она могла быть блондинкой или брюнеткой, из богатой семьи и не очень, но одно оставалось неизменным — каждый раз Таня проигрывала.
Она сидела прямо напротив, по другую сторону костра, и идеально ела печеную картошку. Как вообще можно есть печеную картошку идеально? Танины пальцы были измазаны углем, а на зубах скрипел песок. Но ее пальцы и зубы были чистые.
«Неудивительно, что мальчикам интереснее сидеть рядом с нею… не то что со мной», — подумала Таня, и ей вдруг стало саму себя невыносимо жаль. Она попыталась переключить внимание, прогнать из горла ком. Под ее ногами был холодный песок, под попой — твердое, неровное бревно, над головой — бесчисленные звезды. К ним летели рыжие искры и исчезали, чтобы потом, когда-нибудь, тоже стать звездами. Спине было холодно, а лицу — жарко, печено от костра.
Ребята из третьего отряда сидели на опушке елового леса, на берегу Волги. Такая была традиция: ближе к концу лагерной смены каждый отряд выводили за территорию ДОЛа «Звездный», на костер, чтобы попеть под гитару и поесть печеную картошку.
На гитаре играла вожатая Саша, а ребята больше кричали, чем пели: «Алые паруса, паруса! Ассоль плюс Грей!!!» Но Таня думала о своем. Завтра последняя дискотека лагерной смены, «королевская ночь», а за смену она так и ни с кем не потанцевала. Более того, она ни с кем не танцевала ни разу в жизни. Почему? Да как-то так сложилось. Сначала, казалось, что все только впереди, а потом оглядываешься — и все ходят по парочкам. Только ты одна, Таня, осталась без парочки.
Саша начала другую песню, Танину любимую, про перевал. После строчки «Видишь, старый дом стоит средь лесов…» Таня вернулась к мыслям. Как-то раз подруга сказала, что пацанов привлекает уверенность в себе, а пока уверенности нет, то нечего и ждать — никто тебя танцевать не пригласит. Уверенности той, действительно, не было. А откуда ее взять? Неоткуда.
Саша прислонила гитару к бревну. Таня подсела к вожатой.
— Саша, как стать увереннее?
— Не знаю, — промычала Саша, жуя картошку. — Ты просто становишься уверенной, и все.
— Ну нет, так просто не получается.
— Может быть, нужно практиковаться? — Саша продолжала есть.
— Практиковаться в уверенности? Как же это?
— Ну, допустим, — Саша сморщила лицо и выплюнула кусок. — Прости, ненавижу печеную картошку, все время потом весь рот в песке, — она вытерла губы рукавом толстовки.
Наверное, именно поэтому Таня и тянулась к Саше: она всегда была естественная и честная перед собой и другими.
— Но кроме картошки есть здесь больше нечего. Так вот, — продолжила Саша, — я думаю, что можно просто представить, как в конкретной ситуации поступил бы другой уверенный в себе человек или, может быть, ты, но другая, уверенная, и поступить соответствующе. Но я, конечно, не эксперт.
— А ты так делаешь?
— Не знаю, я не задумывалась. А почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?
— Я… в общем… я не уверена, что меня когда-нибудь пригласят на медляк.
— Боже, Танечка! Это ведь далеко не самое главное в жизни! Ты понимаешь?
— Да, но все же. Тебя вот Рома всегда приглашает.
— Так ведь мы с ним уже два года вместе! Это другое. Но, к слову, только по секрету, в первый раз не он пригласил меня танцевать, а я его.
— Что?! — Таня перешла на шепот, хотя ей хотелось кричать.
— Да, так и было, тем летом мы оба впервые были вожатыми… В таких ситуациях я обычно все беру в свои руки. Я не жду приглашения на танец, я приглашаю сама. Тогда пропадает неопределенность: он либо соглашается, либо отказывает. Но и отказа не стоит бояться — не согласится один, так согласится другой!
— Ого… — задумалась Таня. Саша, не дожидаясь ответа, отряхнула руки от картофельного угля и потянулась к гитаре.
Ребята выкрикивали названия групп и песен, из них Саша выбрала одну и запела: «Мы не знали друг друга до этого лета, мы болтались по свету, земле и воде…»
Но Таня не слушала. Все вдруг стало простым и понятным. Ясной стала и цель: завтра она пригласит танцевать Витю — мальчика из первого, самого старшего отряда. В середине смены он помог ей довести до медпункта девчонку, которая подвернула ногу во время волейбольного матча. Потом они несколько раз сталкивались в столовой, обменивались кивками головы и улыбками. Витя был идеальным вариантом. А если не согласится он, то согласится кто-нибудь другой.
Все было решено, и Тане показалось бессмысленным и вечное сравнение, и вечное поражение, и даже она перестала быть ею. Она, которая несколько минут назад была лучше, красивее, худее и интереснее Тани, вдруг стала просто Ленкой Милютиной — абсолютно нейтральной и такой, как все.
Следующим вечером Таня подвела глаза, тщательно прокрасила ресницы черной тушью и побрызгала волосы парфюмерной водой.
В танцевальном зале было душно, громко и тесно. Диджей, он же методический руководитель ДОЛа «Звездный», объявил «белый танец». Мальчики отпрянули к стенам, а девочки начали застенчиво хихикать.
Таня же решительно направилась к Вите.
— Хочешь потанцевать? — крикнула она ему в ухо, уж больно громкой была музыка.
Витя смущенно улыбнулся, оглянулся на своих друзей и, наконец, спросил:
— Разве нам можно танцевать с вожатыми?
«Уверенность, как говорила Саша. Поступить так, как поступила бы уверенная я», — подумала Таня и ответила:
— Я не слышала, чтобы это было запрещено.
— Тогда пойдемте, Татьяна Андреевна, — Витя улыбнулся и небрежно повел ее в центр танцпола.
Таня растворилась в светомузыке. Наконец-то она победила. Весь лагерь смотрел на нее, но видел не двадцатидвухлетнюю вожатую без постоянной работы и уверенности в себе. Весь лагерь видел ее. И даже если бы Таня съела всю печеную картошку в этом мире, на ее зубах не осталось бы ни одной песчинки.