В жизни Майя оказалась старее, чем на портрете в театральном фойе. Кожа была, как высушенная спинка воблы, жесткая и натянутая.
— Наденьте бахилы или разуйтесь, гостевых тапок нет. Но если будете к нам приходить — лучше приносите с собой сменную обувь. На мягкой подошве. У нас дорогой паркет. Пройдемте на кухню. Как вы сказали вас зовут? Саша?
— Женя.
— Простите, я сразу не запоминаю имена. Помню только, что мужское.
— Я женщина.
— Разумеется, милая. Я это вижу. Я к тому, что Женя, Саша, Валя — это всё имена и для мужчин в том числе. Вы будете мыть руки? Я могу предложить вам чай.
— Спасибо. Я не буду… Чай не буду. И руки тоже…
Майя вздёрнула кончики треугольных бровей до кромки волос.
— Ну тогда мы быстро обо всём договоримся в гостиной.
Темный узкий коридор скрывал за собой уже три, четыре (сколько их еще?) комнаты. Женя пыталась вглядеться в фотографии на стенах. Много сюжетных мелких деталей — трудно, не задерживаясь, рассмотреть. Хилые бахилы шаркали по натёртому до маслянистого блеска дорогому паркету. Интересно, где его спальня. Вряд ли они спят в одной кровати.
— Итак. Расскажите о себе. Вы нашли нас по объявлению в театре? — Майя начала разговор на ходу.
— По объявлению в чате театра.
— Ах, да. Лика говорила, что там тоже разместили. Лика — это моя дочь.
— Я знаю.
— Женечка, скажу честно. Кандидатур было мало. Это неожиданно при Володиной популярности. У нас с дочерью трудная ситуация. Платить много мы не можем. Так что, если вас устраивает сумма и все условия, то мы согласны.
— Устраивает.
— Великолепно. Я схожу за Владимиром Анатольевичем, — Майя балетным жестом пропустила Женю в огромную гостиную по размерам похожую на малый зал филармонии, сама исчезла в темноте бесконечного коридора.
Женя отодвинула стул, боязливо проверив, не поцарапает ли дорогой паркет. Но копытца стула были мягкие, как кошачьи лапки. В гостиной пахло лакированным деревом и лилиями. Было очень тихо и душно. Есть ли воздух? Женя глубоко вздохнула и тяжело выдохнула. Она волновалась. Как на приеме у госсекретаря, не хватает только портрета вождя. На стене действительно висел портрет. Того, кого она любила.
— А вот и мы, — Майя звонко и наигранно радостно вернулась в гостиную, вкатывая на порог неуклюжую инвалидную коляску. — Ну что, Женечка, обед и прогулка…
Раздался звонок в дверь.
— Это доставка. Я сейчас. Познакомьтесь пока, — сухощавую хозяйку поглотила утроба коридора. Женя молча смотрела на него. Его взгляд был направлен в сторону и слегка вниз, он не реагировал на гостью. На ногах лежал клетчатый плед. Зачем накрывают ноги обездвиженным людям? Для тепла? В квартире не так уж холодно. Или потому что под пледом вместо крепких бёдер и икр безжизненные уродливо изогнутые конечности? На груди белел слюнявчик. Растекшееся в коляске тело, неестественно согнутые прутья рук и ног, жалкий чубчик волос, прилипший к морщинистому желтому лбу. В поплывших чертах лица едва ли можно угадать следы той улыбки, которая меняла температуру крови зрительниц — чуждая состраданиям насмешка прошлого.
— Тупица курьер. Десять минут искал подъезд. Лаваш холодный, придется греть… — коридор с раздражением выплюнул Майю в гостиную. — Ну что, вы уже подружились? Мои умнички. Значит, так. Оплата за три часа. Не забудьте сменную обувь и… может быть, из одежды что-то полегче. У нас жарко. Я провожу.
Она снова скрылась в утробе коридора. На мгновение Женя осталась наедине с фигурой, застывшей в кресле. С опаской, но ласково посмотрела на страшную карикатуру своего кумира. Осторожно подошла ближе, присела таким образом, чтобы поймать глаза Владимира Анатольевича. Слипшимися от волнения губами шепотом произнесла:
— До завтра…
Он смотрел на нее. Зрачок к зрачку. Черная точка, как замочная скважина в мир, в котором он всё тот же прекрасный юноша, когда кинокамера, как детский секретик, навечно запаяла под своей линзой копну янтарных волос, изгибы сильного тела, виолончель баритонального голоса.
— Милая, а возьмите лаваш себе, — раздался резкий павлиний крик из коридора, — хотя вы, наверное, не едите мучного…
— Ем, по мне же это заметно! — Женя громко ответила в сторону щедрого предложения, при этом уже сообщнически подмигнув Володе. По тишине в ответ поняла, что треугольные брови снова вскочили на самое высокое место лба.
Через запотевшее стекло трамвая — еле различимые силуэты прохожих, блики неоновых вывесок. Женя прислонилась лбом к холодному окну, струйки горячих слёз побежали вниз.
— Следующая станция — конечная.
А потом снова круг. Ещё есть время. Женя закрыла глаза.
***
— Спит? — спрашиваю мужа.
Только Володе удается утихомирить Лику перед сном.
— Жень-Шень, ты заказала пиццу?
— С тунцом, как ты любишь.
Мы уютно устраиваемся на диване. Кошка Майя тут как тут. Она досталась нам от Володиной матери, и также ревнует, когда мы обнимаемся. Я устраиваю шерстяные васильки своих ступней на синтетические колени Володькиных треников. Мурашки от уютного соприкосновения или, как у скандинавов, от «хюгге» нашего трёхкомнатного мира. Включаем очередную серию «Друзей». Желтая квадратная сумка курьера на карте слилась с точкой нашего дома.
…Собаки залаяли. Значит, Володя приехал. Пино нуар уже «дышит» на столе. Помощница Майя приготовила ужин, накормила лабрадоров, уложила Лику спать. Я сегодня была в ГУМе, белье из новой коллекции от Диор на мне. Потом фуршет на выставке в Новой Третьяковке на Крымском валу, до этого сделала укладку у своего стилиста. Володе нравится, когда у меня волосы гладкие и блестящие, как кожа мокрого кита. Мы их видели в Каикуре, в прошлом году путешествовали по Новой Зеландии. В гостиную врывается свежесть морского побережья, так пахнут его духи. Я всегда знаю, когда муж оказывается рядом. Это редкий парфюм. Его прикосновения не перестали меня возбуждать. Мне нравится запускать пальцы в густую пряжу жестких пшеничных волос. Люблю шепот его голоса в раковине моего уха.
— И где этот чёртов курьер?
— Евгения Леонидовна, мы вовремя вызвали, упаковали…
Мимо прозрачной стены прошел Володя. Подмигнул, пока эта балбесина Майя не видит. Посылаю желтоглазую недотепу сделать мне чай. Закрою жалюзи. Надоели эти аквариумные. Хотя для них, наверное, это я хладнокровный пантерный хамелеон. Какой вид на Москву с высоты птичьего полета, панорама власти. Володя неожиданно поцеловал в шею. Обожаю, когда он по-шпионски нарушает правила субординации в офисе.
— Я приеду сегодня к тебе. Соскучился…
***
— Мама, эта тётя очень огхомная, я с кхаюшка спадываю… — тоненький голосок прямо над ухом.
Женщина в вязаной балаклаве стыдливо шикает на малыша. Женя очнулась. Напротив кинотеатра «Нуар» — остановка. Здесь, еще учась в школе, она впервые увидела на экране Володю, когда пошла с мамой в кино. Вместе со своей женой Майей они играли главные роли. Крупный план прямо рядом с Жениным лицом, она протягивает руку, чтобы дотронуться, замочная скважина черного зрачка увеличивается, и в калейдоскопе миров её воображения он всегда такой, как она хочет, он всегда — только с ней…