Андрей Петрович натянул тельняшечку, прыснулся духами, сделал па в погоне за рукавом лёгкой куртки и молодцевато хлопнул дверью съёмной квартиры. В подъезде пахло прелыми бычками, лифт навевал тоску, а тосковать Андрей Петрович был совершенно не расположен. У него была назначена встреча. Андрей Петрович ощупал куртку, карман которой приятно тяжелили деньги, и вышел на улицу.
Город бился свежей рыбой в сети транспортных хабов и полыхал чешуйками крыш автомобилей и новых поездов. Сегодня это трепыхание не раздражало, а веселило Андрея Петровича, ему казалось, что он даже слышит запах моря за стеной егозливого коммерческого привкуса моллов, барбершопов, электросамокатов, курьеров, такси, реклам маркетплейсов и фастфуда. Жители мегаполиса впрыскивали жизнь и деньги в него, как коварный продавец фруктов из городской легенды впрыскивает химикаты в яблоко.
Андрей Петрович шёл бодрым шагом, перетекая, как шарик в пинболе, с улицы на переулочек, с переулочка в поворот. В повороте за краснокирпичным домом он готов был повстречаться с прекрасным.
Прекрасного ждал не он один. В закутке стояли двое: работяга лет сорока в зелёной курьерской робе и молодая девушка в круглых синих очках, раздраженно теребящая сумочку-клатч. Они вздрогнули, заметив незнакомца, но увидев тельняшку, умиротворяюще зебрящуюся из-под расстегнутой куртки, тут же успокоились, оценивающе поглядев на Андрея Петровича и так же настороженно — друг на друга. «Этот — наш человек, работал два месяца, копил, а сейчас по-русски спустит всё за один день, — подключился к процессу угадывания Андрей Петрович. — А эта переехала недавно, может, замуж выскочила или студентка. Конечно, в интернете пишет видео о красивой жизни и рассказывает, как красиво живёт, а вот гляди ж ты, всё равно пришла».
И тут явилось прекрасное. Темнокожий парень зашёл в переулок и оглядел собравшуюся публику, приветственно подняв светлую ладонь.
— Эма, чёрт чумазый, а Володька где? — растерянно произнёс работяга по-русски. Девушка кинула на него осуждающий взгляд, Андрей Петрович непроизвольно улыбнулся. — Обычно Володька всё приносит.
— Володя’s at work. He told me to take money and give you the pot.
Работяга сжал кулаки, и Андрей Петрович понял, что пора вмешаться:
— Уважаемый, извините, не знаю вашего имени, всё в порядке, это Джим, он работает с Владимиром Леонидовичем. Дай, Джим, на счастье лапу мне, помните? — засмеялся аккуратно Андрей Петрович и потряс руку Джиму.
— Меня Димой зовут. Ну ладно, мани так мани, — примиряюще сказал работяга, похлопав по карману. Девушка напряженно стояла поодаль, будто бы не имела отношения к этой компании.
Джим вытащил три маленькие бутылочки коричневого стекла, раньше в таких бутылочках под резиновой пробочкой — пробочка над крепким йодом — держали всякие лекарства. Быстро передав деньги и приняв бутылочку, девушка чуть ли не бегом, обгоняя уходящего Джима, пошла прочь из тупичка.
— Ну вот и зачем вот домой нести? Либо соседки по кампусу сдадут, либо муж скандал устроит, а там развод, потеря прав, девичья фамилия, а, Дмитрий Батькович, вы со мной согласны? — всхихикнул Андрей Петрович.
Работяга хмыкнул и пожал плечами. Андрея Петровича понесло на любовь к людям, что было неудивительно со счастьем, надёжно лежащим у него в ладони. Смахнув невидимую пыль с ближайшей лавочки, он жестом пригласил Дмитрия присесть.
— Дмитрий Батькович, сообразим на двоих, раз уж на троих не получилось. Вы не бойтесь, брать с наших славянских морд нечего, тут народ смирный, никто не разденет, а полиция нашей тоски ещё не нанюхалась.
Сотоварищи по счастью чокнулись, свинтили пробочки с бутылочек. В стеклянной пещере золотою горкой из детской сказки про хоббита призывно поблескивал москалин. Андрей Петрович высыпал долгожданную радость на язык и почувствовал, как сахарной пудрой москалин всосался в кровь. Кирпичная стена налилась большим красным яблоком на фоне синего неба и вдруг лопнула, как воздушный шар.
— Андрюша, обедать!
Андрей вскинул голову и увидел, как из-за белого заслона трусов и маек из окна барака ему машет мама.
— Сейчаааас! — заорал Андрей, пнув что есть силы мяч, рвущийся под ноги. Рыжая пыль разлетелась вдребезги от падения на мяч Толяна, который стоял на воротах.
— Ну что, проигрыш, 5:4, — ехидно ухмыльнулся Толька. — Калита, калита, а в воротах — пустота! — насмешливо пропел и кинул мяч Андрею. Специально в голову целился, зараза.
— Смотри у меня, сосиска микояновская, завтра отыграемся.
Андрей побежал домой. На Калитниковской улице бушевало лето, мама мыла раму, пахло солнечной пылью и свежим бельём, в бараке тётя Ира таскала за уши провинившегося Кольку, с которым завтра снова можно будет сбегать на стройку и наковырять гудрон, а потом в библиотеке взять новую книжку Каверина. Коридор барака гудел, как улей добрых пчёл, Андрей шагнул в его прохладный лаз.
Андрей Петрович встал со скамейки. Соседа уже и след простыл. Рабочий класс москалин брал не так забористо, как пожилых поэтов. На Большое Яблоко опускался вечер. Андрей Петрович этим вечером был счастлив.