Как Надя Михайлова угодила в больницу, в гинекологию, она осознать не успела, настолько все быстро случилось. Сначала закрутилась в делах, потом опомнилась, посчитала дни в календаре: задержка — неделя. Купила тест на беременность — показал две яркие полоски. Как же так? Побежала в аптеку и взяла еще пять тестов, и все они подтвердили беременность. «Ребенок — это аргумент», — решила Надя, наконец.
Через две недели увидела пятна крови на белых шелковых трусах и вызвала скорую. В больнице поставили угрозу прерывания и положили на сохранение. За неделю руки Нади обкололи так, что на локтевых сгибах проступили синяки. Но больше всего ее бесило, что капельницы приносили в шесть-семь утра, лишая самых сладких часов сна.
Обычно, когда транексам начинал капать и стекать вниз по трубке, Надя закрывала глаза и представляла, каким будет их первый с мужем завтрак после больницы. Она напечет блинчиков и подаст их с разными начинками: свежей голубикой и малиной, джемом, красной икрой. Игорю предложит яйцо пашот с семгой и авокадо. И непременно нужен черный, посыпанный корицей кофе. Он сделает первый глоток, и она расскажет о ребенке. Игорь улыбнется ямочками на щеках и скажет, что любит ее одну и сегодня же подаст на развод. Она ведь только называла его мужем — женат он был на другой женщине и в браке растил двоих детей.
— Девушки, кто завтракает? — Голос разносчицы еды вернул Надю в реальность. — С тарелками подходим!
Пахнуло казенщиной, дешевизной, столовкой. Снова давали овсянку, и от запаха разваренных хлопьев в перекипевшем, загустевшем жирном молоке к горлу подступила тошнота. От прилива токсикоза Надю спасли три жадных глотка воды. Соседка по палате Ольга взяла для нее еду и поставила на тумбочку. Серая каша растеклась по тарелке, как блевотная лужа, в ней плавал бутерброд со шматком сыра.
Надя отвернулась к стене и провела по ней наманикюренными пальцами с длинными заостренными ногтями. Игорю о больнице она решила не говорить, чтобы и в мыслях он не мог представить ее с неуложенной головой и тарелкой вонючей каши в исколотых руках.
— Ночью девушку привезли, слышала? — спросила Ольга. Врачи нашли у нее отслойку плаценты, а она все равно собирала и пересказывала другим страшные больничные истории. — Лежала здесь тоже на сохранении неделю назад, а сегодня проснулась в луже крови, говорит.
Страх столкнул Надю с обрыва и бросил в пропасть, кромешную тьму, где не могло быть кольца с бриллиантом и белого платья. Она стала искать какой-нибудь выступ, чтобы зацепиться за него и остановить падение, но под рукой была только застывшая холодцом каша. Впрочем, она была не хуже только что услышанной истории. И Надя машинально схватила ложку и сунула комок каши в рот. Подернутый молочной пленкой, склизкий, он не провалился в желудок, а стал рваться наружу, и Надя закрыла губы рукой, чтобы сдержать рвоту.
В палату забежала акушер-гинеколог Ситцева.
— Михайлова, что с тобой, тошнит? Или каша невкусная? — спросила она и улыбнулась. — Сегодня домой? — Надя кивнула в ответ, и врач застучала каблуками прочь.
Пока прошел осмотр во главе с завотделением Беркович и Ситцева оформила выписку с больничным, было уже четыре часа дня. От казенного обеда Надя отказалась: давали смердящий суп с рыбными консервами и несоленую треску с переваренными макаронами, и по пути домой заказала доставку из ресторана. В такси ей написал Игорь, он прилетел из Нью-Йорка два дня назад и предлагал встретиться. Договорились по традиции позавтракать у Нади дома. Завтра.
С утра Игорь опаздывал на полчаса. Надя злилась, что его завтрак остынет. Сама она давно поела и теперь дергала тюль и смотрела в окно. О ребенке хотела сказать красиво и упаковала тест на беременность в подарочный конверт, но теперь сомневалась, получится ли разговор второпях.
Игорь появился с охапкой багрово-красных роз и, не раздеваясь, обвил Надю руками. Его кашемировое пальто и лицо были теплыми, а руки, как всегда, холодными, и она вздрогнула, как он к ней прикоснулся. Из кармана Игорь вынул коробочку цвета яйца малиновки. Надин любимый ювелирный бренд. Внутри оказался золотой браслет в виде незамкнутого кольца. Надя подняла глаза, чтобы поблагодарить за подарок, и осеклась. За десять лет она хорошо изучила Игоря и знала, что внешне он всегда одинаков — спокоен, бодр, добродушен, но под маской порой носит прямо противоположные состояния и научилась их угадывать.
— Очень красивый браслет. — «У него тоже есть для меня новости», — подумала она и добавила: — Спасибо.
Готовить новое яйцо пашот Игорь ей запретил, но и трогать остывшее не стал и только насаживал на вилку кусочки авокадо и рыбы. Пока Надя варила кофе, он повторял свои рассказы о погоде в Нью-Йорке и о том, как подорожало жилье на Манхэттене.
— Мы обязательно поедем туда с тобой, Наденька. Но попозже. Скоро мне снова придется уехать по делам, — сказал он, опуская кубик тростникового сахара в фарфоровую чашку.
— Надолго?
— Месяца на три-четыре. Но я буду приезжать, — попробовал улыбнуться он.
— Я могу поехать с тобой? — Игорь покачал головой. — Почему?
— Со мной едет семья, — он хлебнул кофе. — Жена третьего ждет, рожать в Америке хочет.
Надя прокусила нижнюю губу и почувствовала металлический привкус крови. Отношения с Игорем понеслись мимо нее высокоскоростным поездом, и она впервые увидела все, чего не замечала раньше. Не хотела замечать. Париж, где он кормил ее устрицами, а жене рассказывал, что задерживается в командировке. В Риме бросил одну, когда дочка заболела. На Мальдивах они меняли отель, потому что в соседний номер въехали подруги жены. Зачем она позволила так с собой обращаться? Почему решила, что ребенок это исправит?
— Пошел вон, — выдавила Надя, снимая браслет с руки.
— Не делай поспешных выводов.
Она схватила чашку с недопитым кофе и плеснула ему в лицо. Коричневые брызги попали на белую рубашку и растеклись в кляксу, словно измазывая все светлое, что было между ними. Игорь хлопнул дверью, и Надя осталась одна.
Жена третьего ждет. Это сжигало Надю заживо. Задави ее грузовик, найди у нее врач рак матки — казалось, больнее бы не было. Как он мог так с ней поступить? Его лицо вновь и вновь вставало у нее перед глазами — ни сожаления, ни чувства вины.
Надя смотрела в одну точку на стене, словно та была мишенью для выстрела. Нужно было решить, что делать теперь. Никогда больше не видеть его, родить для себя, растить ребенка одной, краснеть в ответ на вопросы об отце. Невозможно.
Или сделать аборт. Но ей было тридцать пять. Что, если другого шанса не будет? В гинекологии Надя видела, как привозят женщин с операций и как приходят они в себя после наркоза, не понимая, где оказались, что случилось и почему так больно. Страх перед оперблоком, хирургом Абрамяном с руками мясника сдавил ей низ живота, и Надя начала жалеть, что прогнала Игоря. Сама все испортила.
Она еще могла рассказать ему о беременности. Игорь сказал бы рожать. «Я все оплачу». Как всегда. Но как он мог так с ней поступить?
Надя вскочила, сбросила домашний шелковый костюм и пошла одеваться. Она разгадала ребус: это его жена решила завести третьего ребенка, только чтобы сохранить брак. Все подстроила специально. Бросила пить противозачаточные таблетки и не сказала ему. Разогнала овуляцию капсулами прогестерона.
На улице сквозь серое небо пробивалось холодное солнце, ветер трепал волосы и портил прическу. Надя села в машину и завела мотор. Она ехала без музыки, резко входила в повороты, подрезала нерасторопных водителей, обгоняла по встречке и сама не знала, зачем так спешила. До дома Игоря было недалеко: он на работе, дети в школе, а жена должна быть на месте.
Надя запарковала машину и направилась к подъезду. Он был заперт, оставалось ждать, проигрывая в голове предстоящую сцену.
Привет, Оксана. Ты ведь понимаешь, кто я? Десять лет мы делим его на двоих. Приехала поздравить тебя — такой большой живот, ты, наверное, больше нормы прибавила в весе? Представляешь, я тоже беременна. Да, от твоего мужа (который и мой муж тоже).
Мы никогда не встречались, но я хорошо тебя изучила. Когда появился Instagram, не поленилась сделать левый аккаунт, чтобы каждый день наблюдать за тобой. Спасибо, кстати, что рассказала, у какого хирурга сделала грудь — работой Рустама Олеговича я тоже осталась очень довольна. Только не понимаю, зачем тебе понадобилась новая грудь? На дряблом теле она ведь смотрится чужеродным предметом. Игорь как-то сказал, что в женщине должна быть гармония. Думаю, в тебе ее нет, поэтому ему всегда была нужна я.
Он давно не любит тебя. Что, если ваш брак вообще был ошибкой молодости? Или ты просто надоела ему за двадцать лет отношений. Я никогда не понимала, зачем жить вместе, если чувства прошли. Оставь его. Вы с ним больше не сможете быть вместе, а мы будем счастливы.
Из подъезда вышел жилец, и Надя шмыгнула внутрь. Лифт. Двенадцатый этаж. Квартира 248. Дверь открыла девочка-подросток. Надя не сразу узнала в ней дочку Игоря, последний раз она видела ее на фотографии лет пять назад. Кира в план не входила. Надя смотрела ей в глаза, а видела Оксану и странным образом чувствовала, что ревнует Игоря к ним обеим.
— Я сколько раз говорила не открывать дверь посторонним людям? — зазвенел женский голос.
Кира юркнула в глубину квартиры. Надя слышала, как выбивает удары ее сердце.
— Надежда! Пожаловала, мой компас земной! — Оксана шагнула на площадку этажа и прикрыла за собой дверь. — С чем пришла?
— Ты знаешь, кто я? — смутилась Надя.
— Я про таких, как ты, все знаю. Что надо? У меня через пять минут скайп с врачом из Америки.
Надя молчала. Она думала сыграть по-крупному, но выходило, что ее козыри биты.
— С гинекологом, наверное? Я ведь, как и ты. Тоже беременна. От Игоря.
— Поздравляю! Успела уже его порадовать?
— Ты не веришь мне? Я могу справку с узи показать, у меня с собой, — Надя полезла в сумку.
— В дурдоме ее покажешь! — отрезала Оксана и сложила руки на беременном животе. — Я двадцать лет за ним замужем. Ко мне раньше раз в квартал с такими новостями приходили. Богатые и красивые ведь всем нравятся? Хотела на все готовое прийти? Не выйдет! Напугать меня, семью разрушить тоже. И не думай, что ты у него одна такая. А сейчас извини, мне некогда.
Дверь захлопнулась. Даже если Оксана блефовала, партия была проиграна вчистую. Надя сползла на пол и полчаса сидела без движений и звуков. В машине она почувствовала острое желание выговориться. Маме звонить не хотела, та все время уговаривала найти хорошего парня и выйти замуж. Надя набрала двух подруг, но ни одна ей не ответила. Больше звонить было некому.
Езда за рулем обычно помогала Наде привести мысли в порядок, но сейчас она не замечала, как желтый сигнал светофора сменяет зеленый, и не слышала гудки других машин. На знакомом перекрестке не увидела помеху справа, едва не попала в аварию и решила сделать передышку. Рядом было кафе, куда ее любил водить Игорь.
Надя ждала салат с жареными креветками и личи, когда за соседним столиком заметила мужчину и девушку. Они пили шампанское и смеялись, в вазе стоял букет красных роз. Мужчина сидел к Наде спиной. «Пиджак и прическа как у Игоря, — подумала она. — Цветы красные. Это он». А ведь Оксана предупреждала.
Надя поднялась с места, прошла вперед и резко развернулась за спиной у девушки.
— Что ты делаешь с ней в нашем месте?
Пара замолчала, и мужчина поднял голову.
— Извините, — сказала Надя. — Я ошиблась.
— Весеннее обострение? — оскалился мужчина.
— Сумасшедшая, — бросила девушка.
Надя сунула купюру официанту и выбежала вон. Весь день она бродила по городу, ничего не ела и думала об Игоре. Вспоминала, как они грелись глинтвейном в Куршевеле и держались за руки на сафари в Африке. Вечером вернулась к себе и получила сообщение: «Как ты посмела заявиться ко мне домой? Из-за тебя жена попала в больницу». Надя сразу перезвонила, но Игорь не ответил. Телефон задрожал у нее в руках. Она понимала, что нервничать в беременность нельзя, но успокоиться не получалось.
Через два часа у Нади схватило поясницу. Спазмолитик не помогал, боль становилась все сильнее и скоро скрутила живот. Она положила руку справа от пупка и почувствовала, как сильно сокращаются и расслабляются мышцы. Казалось, живот весь пришел в движение. Она приняла максимальную дозу прогестерона и легла в кровать, но заснуть не смогла.
Когда в очередной раз пошла в туалет, заметила бледно-розовый след на бумаге. Надя поняла, что больше не в силах что-либо сделать, и тогда заплакала. Она сидела на унитазе, разматывала рулон туалетной бумаги и вытирала ей слезы. Еще днем она думала, что делать с беременностью, с отношениями, но теперь все было решено за нее. Скоро выделения стали алыми, а к утру пошли с кровяными сгустками.
Тапки, полотенце, шампунь, гель для душа, сменная одежда и большая пачка прокладок. Надя собрала сумку и поехала в больницу. В отделении гинекологии Ситцева сразу отправила ее на узи. Врач Мерешинский посмотрел в монитор, нахмурился, записал показания и вынул вагинальный датчик.
— Соболезную, — протянул он заключение.
Наде снова ставили капельницы. На третий день хирург Абрамян сделал ей чистку, потому что выкидыш получился неполным и нужно было опорожнить матку. Медсестры брали у нее анализы, разносчица еды предлагала зловонные блюда. Заходила Ольга, её бывшая соседка, но Надя разговаривать не стала. Она все время лежала на койке, отвернувшись к стене, и тихо, чтобы никто не слышал, называла себя недоженщиной. Никчемной, бесплодной и пустой. На этот раз она хотела, чтобы Игорь знал о больнице. Но он ей больше никогда не позвонил.