П

Причины возвращаться

Время на прочтение: 5 мин.

Через час нужно отправить ТЗ копирайтеру, а передо мной лист с парой ссылок из первой страницы «Гугла». Я вслушиваюсь в хриплые звуки японской флейты, но лаунж-радио не помогает настроиться.

Я постоянно смотрю в окно. Меня отвлекают даже снежинки, и дело не в том, что я не хочу работать. 

Утром 31 декабря Дмитрий Сергеевич заберёт нас из аэропорта. Дорога в дом бабушки и дедушки под неловкую беседу. Что, как родители, Карин? Нормально, работают? Как сама? Всё так же в затворничестве? Слав, давай я Виктору Германовичу позвоню, он устроит всё. Ну как хочешь, а в музыкалке норм за полтинник после консерватории? 

Дома Ольга Вячеславовна унесёт куртки и не позволит Славочке вешать одежду. Из комнаты выплывет Тамара Степановна в неизменной сиреневой шали. Следом — скромный Макар Андреевич. 

— Славочка, наконец-то приехал!.. 

Приехал, конечно же, Славочка. Карина не приехала — она осталась в Москве, в прошлой жизни, когда она не знакома со Славочкой и не приезжала на Урал забрать ребёнка из дома. 

Карина, конечно, врёт. Её заметят и скажут неуверенный комплимент, вроде «Как замечательно выглядите!» Тамара Степановна будет холодна, хотя и пожмёт руку. Обязательно спросит: «Как здоровье? Как мама с папой? Замечательно…» 

«Слава Богу за всё». Так ставится точка в расспросах о семье Лавровых.  

Состав из пятерых Анастасьевых-Барских и одной Лавровой рассосётся из коридора. Славян с отцом — варить новогоднюю солянку. Её хорошо есть после встречи Нового года на горнолыжном склоне, замёрзшим и красным с мороза. Матери семейств — накрывать стол. Я и Макар Андреевич сиротливо сядем перед телеком молча смотреть старые фильмы, которые показывают каждый последний день года. И дедушка робко спросит: как там столица? Не посещали спектакля или выставки? Вот, Кариночка, хочу Тамарочку на «Хануму» сводить, но она ни в какую… 

Снег усиливается, ветер жалобно воет в вентиляционных шахтах. От московской зимы неуютно, она затягивает в сырость с мокрыми дорогами даже при морозах. Плюс предстоящих каникул — снова побыть в нормальной зиме. Взять доски, отправиться на Волчиху. Падать с подъёмника, разматываться по склону и реветь, ведь не получается с первого раза. А должно обязательно. Но всё же собираться с силами и ползти вверх, засунув под мышку прокатную доску. 

Возможно, я накручиваю себя. Однако уже четыре Новых года подряд проходят по известному сценарию. 

В замке поворачивается ключ. Славян не мог закончить работу так рано. Я снимаю шлемофон, иду в коридор. 

Славян стаскивает обувь, не наклоняясь и не расшнуровывая. Когда он приходит домой злой, то не снимает наушники. В напряжённом молчании он кидает рюкзак и удаляется в ванную. Проходит вечность, пока он выключит воду, вытрет руки и повесит полотенце. 

— Димон сказал, что школа не вывезла 2020, и нас всех попросили.

***

Димон — идеальный человек для запуска стартапа. Горящий идеями, заряженный двигать команду и впаривать продукт агрессивным маркетингом. Он занял деньги, купил оборудование, нанял преподов по вокалу, фано и гитаре. Последним до 28 декабря 2020 числился Славян. 

Сейчас Славян сидит на кухне и крутит чашку с остывающим чаем. Я не осознаю настоящего, будто меня разбудили и заставили решать логарифмы. Никто не умер и не заболел. Но меня сковало чувство потери, если бы Славян сказал, что лишился не работы, а руки. 

Но он выглядит буднично, словно ничего не случилось. Словно не нужно разносить Димона, обвинять пандемию, кризис, весь мир. Вот-вот допьёт чай и пойдёт мыть плиту или настраивать электруху. 

— Что делать будем? 

— В смысле? 

— С работой? 

— А. Новую искать. Тридцатого придёт расчёт, внесём за январь за квартиру. После праздников начну искать место. 

— Ладно. Только ты не говори своим, окей? 

Губы Славяна дрогнули в ухмылке, он косится на меня. 

— Нет, блин, я уже рассказал. 

***

Конец декабря — время, когда не работают или работают до последнего. Стремятся закрыть проекты и не тащить в новый год кучу дел. Из последних сил я заставляю себя заполнить табличку в Excel, но мыслями уже в утре 1 января. 

Славян заходит в комнату. Он не говорит, но я чувствую взгляд между лопаток и оборачиваюсь. 

— Короче… денег не будет. 

— Почему? 

— Расчёт не пришёл. Я списался с ребятами, им тоже. У Димона тельчик выключен. 

С каждым словом его голос становится выше. Он ходит по комнате, как встревоженный тигр по клетке. 

— Давай подождём, мб объявится. 

— Дак чо ждать-то? — Славян бесится и быстро машет руками. — Десятого числа хозяйка напишет. Я ей чо скажу? Завтра в аэропорт ехать, билеты на аэроэкспресс по пятихатке… 

— Ни сцы, возьмём шеринг. Хозяйке с моей зп отдадим. 

Ворча, он выходит из комнаты. Подождав, я беру телефон. 

На «запаске» лежит три кеса. Ещё 15к отложены на поездку. Полтинник — моя зп. Из него 35 — на квартиру. 

***

Уральцы — удивительные люди. Если Дмитрий Сергеевич говорит, что встретит, не значит, что без Тамары Степановны. Если бабе Тамаре «нужны квитки за квартплату», их нужно забрать 31 декабря. А Сергеевич не может отказать дорогой тёще.

Славян оживлён и рад возвращению домой. Я натягиваю капюшон и пытаюсь раствориться в обивке «Октавии». День не задался с утра: рейс задержали на час из-за метели, а сейчас она перерастает в пургу. 

Машины толкаются у выезда из аэропорта, протискиваются на объездную, чтобы вырваться на трассу. Мы стоим на выезде дольше обычного. 

— Что творится. Хорошо, что заранее выехали. — Отец Славяна показывает навигатор. — Всё стоит до Санаторного. А дальше вообще мрак какой-то. 

— Может, рассосётся? 

— Фиг знает. Передавали метель, дак кто ж думал, что такая хренотень начнётся? 

Выезд из города занимает пятнадцать минут, в худшем случае — тридцать. На нечищеных дорогах мы встреваем на час с лишним. Сергеевич ворчит, баба Тамара — хранит хладнокровие. 

До Нового года девять часов. 

Радио теряет сигнал — мы выбрались на тракт. Здесь здорово ехать и наблюдать, как вырастают из земли камни, превращаясь в исписанные Витями и Настями скалы. Здорово, когда не толкаешься по односторонке среди тайги, где не ловит связь и телефон показывает «Только экстренный вызов». 

Через некоторое время мы перестаём двигаться. 

— Пойду посмотрю впереди. 

Славян выходит следом за отцом, и я остаюсь с бабой Тамарой. 

Меня сковывает ужас. Кончится бензин, сядет аккумулятор, и мы будем встречать Новый год среди пурги. Без горячей еды, тёплой одежды и с квитками за квартиру. 

— Кариночка, не холодно? 

— Нет, спасибо, нормально. 

Это мне сейчас не холодно. А когда сядет аккум?

— Как родители?

— Нормально… К бабушке с дедушкой поехали. 

— На дачку? 

— Ага.

— Молодцы. Гулять будут? 

— Наверное. 

Почему они не возвращаются? Может, поругались с другими водителями, и сейчас им нужна помощь?

Дверь открывается, Славян падает рядом со мной. Сергеевич садится на водительское. 

— Фуры не едут. 

— В смысле, не едут? 

— Резина не цепляет. Крутят колёсами на месте, в горку никак. Их потихоньку объезжают. Ничего, через пару километров съезд на сады, проскочим. 

Ветер за окнами и визг покрышек фуры, когда мы проезжаем мимо. Иногда кто-то обменивается парой слов. Если поднять руку, можно дёрнуть за невидимые струны и услышать, как звенит напряжение. 

— Меня, короче, уволили. 

Я закрываю глаза и желаю провалиться под кресло. Но взрыва Везувия, который я ожидала, не последовало. 

— Дак как так-то? — Сергеевич поворачивается в кресле. 

Дальше должно быть: а давай я позвоню Васе, а давай Пете? Но Славян просто рассказывает о последних днях — так же буднично, как двадцать восьмого на кухне. Мир почему-то не рушится, из горла бутылки не вылетает ифрит, сметающий всё на своём пути. 

Баба Тамара отчаянно ругает Димона. Вот его на «Первый канал» к Малахову! Ба, нет там уже Малахова. Тогда к Соловьёву. При чём тут Соловьёв? Один фиг, черти все!  

Ком, который давно стоял у горла, задушит меня или вырвется наружу. Сама не ожидая, я начинаю реветь. 

На меня смотрят три пары глаз, а я не могу выдавить из себя ни слова. Груз обиды, который не давал мне покоя почти пять лет, рухнул, пробив дамбу. Я всеми силами пытаюсь взять себя в руки и что-то всхлипываю. Что мне очень стыдно. Я виновата, что мы уехали. А хочу жить здесь, и Слава хочет. Зря мы в эту Москву… Сейчас были бы дома и готовились встречать Новый год. 

Это из-за меня мы застряли в тайге и метели. 

Баба Тамара что-то говорит, берёт за руку. Её ладони сухие и тёплые, и пусть она заберёт все квитки на свете, только больше не видеть бы её монстром в своих глазах. 

— Сейчас нас затопит! — Сергеевич достаёт из бардачка пачку столовых салфеток и протягивает мне. — Я вас, молодёжь, понять не могу. Вы в Москву зачем поехали? Чтобы пробовать?

— Ну…

— Дак и пробуйте. 

Слава с отцом о чём-то оживлённо спорили, пока мы крались мимо фур и выскакивали на трассу. Баба Тамара переключилась на меня: в год, когда они с дедом Макаром женились, была такая же пурга. Барские всегда играют свадьбы зимой, традиция. «Октавия» сворачивает с трассы и протискивается на заметённую дорогу к садам. Через полчаса, в 22:14, нас встретят встревоженные мама и дедушка Славяна. Теперь уже не до солянки: быстро в душ, по горячему чаю с настойкой и — встречать Новый год. 

Пурга закончится к одиннадцати утра 1 января. Первый день года мы встретим с лопатами, разгребая проезд из садов. Я ещё не знаю, что это будут лучшие новогодние каникулы за последние пять лет. Но, кидая снег и болтая с Сергеичем, наконец-то почувствую себя дома.