Мама бросала прозрачные платья в невидимый чемодан и причитала.
— Такой ветер, снег! Ах, бедная моя оболочка, бедные мои волосы.
— Я никуда не поеду, — проскрипела из высокого шкафа бабушка. — Триста лет живу в замке, и никакой блохастый уч-уч… никакой учишка меня не выгонит.
— Учёный, мам. И он выгонит! — Мама захлопнула крышку чемодана. — Ты не слышала Тыковку, их дом уже обработали, кроме Тыковки все погибли!
Дверь шкафа приоткрылась.
— Чушь! Эта дурында и не такое выдумает. Их шаткий домишко давно на щепки распадался, а её, пакостницу, никто не любил. Вот и сбежали, пока она голубей пугала. А учишка просто рядом оказался.
— Мам, ну, хватит. Вылезай!
Дверь шкафа снова захлопнулась. Бабушка умела шевелить плотными предметами. Она жила призраком уже триста лет и умела многое, даже задувать свечи.
Иногда вечерами, когда комнату освещал только оранжевый свет уличного фонаря, она
подводила меня к шкафу и учила: «Собери всю сущность на кончике пальцев, вспоминай, как при жизни двери толкал, и толкай!» Но сколько я ни старался — ничего не выходило.
Я отвернулся к огромному арочному окну. Ветер носил по двору жухлые листья и бросал в засохший цветник. Указатели на высоком столбе тоскливо скрипели. С серого неба срывался мелкий снег, камни, ограждающие цветник, потемнели от влаги. Я не выходил наружу пятьдесят шесть лет, и сегодня не лучший день для первой прогулки.
— Он здесь! — Папа пролетел сквозь стену, гремя цепями.
Мама вскрикнула и схватила чемодан, бабушка высунула нос, забыв открыть дверцу шкафа.
— Учишка? В моём замке?
Папа подбежал к окну и схватил меня за руку.
— Уходим! Живо!
— Ни за что!
— Мама, не время, — взмолилась мама. — Пожалуешься по дороге.
— Это наш родовой замок, я его не покину!
— Это никакой не замок! — рявкнул папа. — Это развлекательный центр. Игровая для детей!
Мама ахнула. Мы подыгрывали бабуле, когда она возомнила, что живёт в замке.
Называли работников слугами, директора — хозяином. Бабушке нравилось, она почему-то верила, что мы потомки какой-то высокородной семьи. Наверное, и не такое приходит в голову, когда живёшь в одном месте сотни лет.
Бабушка растерянно смотрела то на папу, то на маму, затем уставилась на вертушку, которая отгораживала помещение и мешала зайти внутрь комнаты. Эти вертушки перекрывали почти все комнаты, но бабушка никогда о них не спрашивала, а мы делали вид, что их нет.
— Бабушка, пожалуйста, пошли, — почти заплакал я.
Но мы не успели. Раздался оглушительный тонкий писк, и внутри моей сущности словно взорвался фейерверк. Я закрыл уши. Перед глазами всё поплыло, я только заметил, как что-то бесформенное и белое ворвалось в комнату. Затем удар в грудь, и я пролетел сквозь окно.
Несколько секунд я ничего не видел и не чувствовал. Когда очнулся призраком пятьдесят шесть лет назад, хуже всего мне далось осязание. Я не мог привыкнуть к тому, что все ощущения притупились настолько, что едва уловимы. Помню, метался по залам центра, обезумев от бесчувственности тела, и только когда папа меня поймал, а мама прижала к себе, я успокоился.
Сейчас я словно вернулся в тот день. Зрение прояснялось, я видел листья, камни цветника, но ничего не чувствовал. Внутри всё дрожало, я хотел домой.
«Ну-ну-ну, — успокаивала меня мама пятьдесят шесть лет назад. — Всё хорошо, малыш, я рядом».
Воспоминания лились, как вода из прорвавшейся трубы, они заполняли меня, обрушивались водопадом, уносили бурным потоком. Я вспомнил то, что забыл, что хотел никогда не вспоминать.
В окне центра-замка мама, бабушка и папа кричали и брыкались. Их засасывало в огромную трубу, которую держал учёный.
«Я буду твоей мамой. А это папа. Мы о тебе позаботимся».
Мы не были родственниками. Мы не знали друг друга в жизни. Они притворялись семьёй ради меня, как притворялись потомками аристократов ради бабушки.
Мама смотрела в окно, и я почти услышал, как она кричит:
— Сынок! Уходи!
Я метнулся к цветнику.
Собрать всю сущность на кончиках пальцев. Вспомнить, как поднимал камни при жизни.
Пусть мы не родственники, но мы семья. Я подниму камень, запульну в трубу учёного и дам своим время. Мы найдём новый дом, новый замок, да хоть сарай. Дом — это не стены, дом — это когда вся семья вместе. А мы семья. Я знаю это, чувствую всей
прозрачной сущностью, и ради семьи я сделаю невозможное.
Давай, треклятый камень, поднимайся!