Р

Роман Ильи Мамаева-Найлза «Год Порно»  

Время на прочтение: 9 мин.

Илья Мамаев-Найлз — выпускник мастерской автофикшн Ольги Брейнингер. Недавно у Ильи вышел дебютный роман «Год порно», основанный на личном опыте автора. Книга открыла совместный проект издательство «Есть смысл» и «NoAge». Мы поговорили с Ильей о книге, жанре автофикшн и впечатлениях молодого автора от первого писательского успеха. Предлагаем также прочитать фрагмент романа, выбранный автором.


О чем ваша книга?

— Роман о Марке, молодом человеке, наполовину марийце, который после ссоры с родителями ушел из дома жить в машине. Он работает бариста в Йошкар-Оле и подрабатывает переводчиком порно. Вообще, я писал о поиске коммуникации между людьми разных поколений и мировоззрений. Это то, что беспокоило меня, кажется, всегда, а теперь беспокоит еще сильнее. А получилось не только и, возможно, не столько про поиск коммуникации, сколько о взрослении и поиске себя в современном мире. О моем поколении, которое росло вместе со страной, о людях, в которых я верю, которых люблю и тех, кто, наоборот, мне не близок. Ну и о надежде, что услышать и понять друг друга у нас всех однажды получится.

Почему вы выбрали жанр автофикшн?

— Мне, конечно, не поверят, если я скажу, что мой текст ближе к фикшну, чем к автофикшну. Там действительно многое взято из моего опыта: я переводил эротические фильмы, уходил из дома жить в машине, работал бариста. Много фактов из книги сойдутся с фактами из моей жизни. Но, во-первых, в романе совсем другие таймлайны и бэкграунд героя, есть много того, что со мной не происходило или происходило по-другому. А во-вторых, герой нередко думает так и делает то, что не делал или не сделал бы я. Такой подход — автофикшн, в котором 2/3 фикшна, — позволил мне написать о том, что я хорошо знаю, что сам пережил, и в то же время выйти за пределы своего опыта и рассказать более универсальную историю.

Легко ли работать с личным опытом?

— И да, и нет. Личный опыт связан с другими людьми, поэтому одной из главных проблем для меня стал вопрос: как писать о тех, кого я знаю? Мне просто писать о себе, даже если это что-то компрометирующее, стыдное — если такие откровения работают на качество текста, то, я считаю, это того стоит. Но когда пишешь о других, все сложнее. Едва ли кому-то будет дело до качества твоего текста, если ты в нем говоришь о том, что они предпочли бы скрыть. А без деталей их историй и фактуры не получится добиться правдивости и сложности. У автора, по крайней мере, у меня, текст — это самое важное. Если есть реплика, поворот в истории, телесная характеристика — что угодно из реальной жизни моих близких и знакомых, что сделает текст лучше, — я это использую. Буду тревожиться, сомневаться, но все равно использую. А потом уже буду разбираться, как сделать так, чтобы не умереть в одиночестве. Например, в романе я постарался максимально скрыть реальных людей, смешав в персонажах по несколько людей, дополнив их вымышленными чертами и бэкграундом. Где-то это получилось прямо хорошо, и никто никогда не узнает, кто персонаж на самом деле. А где-то нет. Я успокаиваю себя тем, что они никогда не прочитают мою книгу. Ну и иногда надеваю футболку с надписью «Be careful or you’ll end up in my novel», чтобы потом тоже было проще: типа, я предупреждал.

Что такое для вас жанр автофикшн? Где проходит грань между фикшном и автобиографией? 

— Ничего нового про автофикшн я сказать не могу, да и не хотелось бы ещё больше усложнять понимание и без того самого запутанного жанра литературы. Автофикшн — это смесь автобиографии и вымысла, где, как мне кажется, автобиографии количественно больше, но главная ценность произведения заключается в вымысле. То есть литература начинается именно тогда, когда ты, зная, как оно на самом деле было, принимаешься писать то, чего не было, не случилось, хотя и могло. И под «могло случиться» я понимаю все, что реалистично в том художественном мире, который создал автор. Для одного это, например, авария на дороге в день рождения (хотя в жизни автор спокойно отпраздновал в одиночестве с парой бутылок пива под сериал), а для другого — какие-нибудь бытовые разговоры с камнями, которые спокойно отвечают, так же, как и люди, ходят на работу и так далее.

Лично мне кажется, что для автофикшна не имеет значения, насколько вымысел достоверен привычной нам реальности. Если автор говорит про свой текст: это автофикшн — то все художественные допущения можно воспринимать как метафоры, попытки автора поговорить о болезненном опыте (или счастливом, или вообще эмоционально неокрашенном) тем способом, который ему или ей кажется наиболее точным и эффективным. Тут, конечно, уже начинает веять фикшеном, но от него будет отличать куча биографических фактов. Автор как бы говорит: это я. А если точнее: это мог быть я.

Вообще, наверное, самое короткое определение такое: автофикшн — это жизнь автора в сослагательном наклонении. Думаю, что автор и отделяет себя от героя именно всеми этими «бы» и «мог бы». Например, он думает: на втором курсе университета мне предлагали героин, а я отказался и больше никогда с этим человеком не общался. А потом думает: а что, если бы я согласился? В этом месте жизнь героя начинает идти другим путем, он становится другим человеком и так далее. А читателю, ну или как минимум автору, интересно наблюдать не только за историей этого героя, но и за тем, что автор решил с ним сделать.

У книги достаточно провокационное название в нынешние времена, когда культуру все больше берут под контроль. Как оно появилось? 

— Я долго не мог придумать название, перебирал разные варианты, но ничего удачного найти не мог. Все они описывали только какой-то один аспект, а книга затрагивает много всего. Потом я подумал, а что есть универсального для всех этих тем в тексте, и ими оказались время и переводы. Мы встречаем Марка прям перед тем, как он берется за перевод эротических фильмов, а оставляем, когда он это дело бросает. Так и получился «Год порно». Ещё мне нравится, что оно отсылает к другому, уже можно сказать классическому миллениальному роману, с которым мой текст в чем-то рифмуется. Так что да, название мое, но я до последнего не был уверен, что оно финальное. А редакция даже не ставила его под вопрос, им сразу понравилось.

Вы учились в мастерской автофикшн CWS, что дал этот опыт?

— Наблюдать за тем, как участники мастерской превращают свой личный опыт в художественное произведение. Получать обратную связь о своем тексте от участников и мастера. И делиться своим мнением о работах других. Сондерс говорит, что стиль автора проявляется в том, как он сокращает текст. В мастерской ты читаешь тексты других и думаешь, что бы ты оттуда убрал, что бы оставил, а что описал бы подробнее. Так и начинаешь подступаться к своему стилю. Плюс начинаешь любить литературу ещё сильнее, когда видишь, как она вмещает в себя самый различный опыт, осмысляет его, преображает — и все это у тебя на глазах. 

Каких авторов вы любите читать? 

— Я обожаю Дениса Джонсона и собираюсь прочитать у него все, что он написал. А потом, возможно, и попробовать его попереводить просто для себя. Все, что я люблю в литературе, есть в его текстах. Если говорить про влияние, то на меня влияет так или иначе все, что я читаю. Особенно я бы отметил Лорри Мур, Джоан Дидион, Салли Руни, Оксану Васякину, Женю Некрасову, Николая Кононова, Дениса Осокина, Андрея Платонова, Антона Чехова (можно ведь классиков без отчеств или это выглядит как панибратство?) — этот список не бесконечный, но очень длинный.

Как случилась ваша встреча с издательством NoAge?

— Финальный черновик я закончил в августе 2022 и отправил его Жене Некрасовой и Алесе Атрощенко, кураторкам Школы литературных практик. Они два года читали и комментировали мои черновики, поддерживали все это время. Мы решили, что текст готов для того, чтобы отправить его издательствам, и начали рассылать. Несколько месяцев я получал отказы, а потом мне написала Юля Петропавловская, главный редактор издательства «Есть смысл». Ей очень понравился текст, и она предложила издать его в совместной серии издательств «Есть смысл» и «Поляндрия NoAge». Это произошло как раз в тот день, когда они договорились о коллаборации. Я сразу согласился, рассказал жене, и мы отпраздновали.

Вашу книгу очень тепло принимали на ярмарке NonFiction. Что ощущает молодой писатель, когда его текст не только выходит в свет, но и получает большой отклик?

— Я был просто в шоке, от которого до сих пор отхожу. Конечно, это невероятно приятно, но все же «невероятно» пока описывает ощущения лучше всего.

Планируете ли писать дальше?

— Да, конечно. У меня есть несколько идей. Уже начал готовиться к следующему тексту. Осталось только определиться и сесть писать.

Ваш совет тем авторам, которые сейчас пишут свою первую книгу. 

— Не слушайте советы начинающих писателей типа меня. Они тоже ничего толком не знают и не понимают.


Год порно. Фрагмент. Часть 2

Леся сама всех убеждала, что по собственному желанию занялась сексом на стройке с тремя парнями. То же самое она доказывала и Марку, когда они наконец впервые смогли поговорить о произошедшем.

Она взяла из шкафа скомканную футболку и кинула на диван. Потом черные кружевные трусы и лифчик, которые Марк раньше тайком трогал и нюхал. Следом полетели штаны, рубашки, носки. Джинсы с заправленным ремнем сбили часть горки одежды на пол, но Леся не стала поднимать. Она избегала смотреть на Марка, а это все, чего он хотел. Ему казалось, загляни он ей
в глаза — и тут же все узнает и ему станет легче. Но Леся стояла к нему либо спиной, либо боком.

Ты можешь мне рассказать, сказал он.
Ты и так уже все знаешь.
И это было правдой. Они с Лесей глупо поссорились из-за чего-то, чего он уже даже не помнил. Наговорили друг другу всякого, что в тот момент казалось правдой-маткой, а на самом деле было обычной жестокостью, которой они реза- ли друг друга, сами не зная зачем. Леся пошла с подругами в клуб, то ли назло Марку, то ли просто отдохнуть. И осталась там после того, как подруги ушли, а вместо них подсели отбитые парни из школы, которые учились на класс старше. Они споили ее и отвезли на стройку. Марк знал все это с их слов, но хотел, чтобы Леся сама рас- сказала. Даже нет: он хотел, чтобы она рассказала что-то другое. Чтобы эта история была просто байкой. Но Леся молчала.

Она приравнивала его к другим, и это было больнее всего. Он попытался найти слова, которые восстановили бы доверие между ними, но вместо этого Марк с Лесей начали кричать и ссориться. И тогда она повернулась к нему, и внутри него что-то хрустнуло. Ее кофта сползла с плеча, обнажив выпирающую ключицу. Некогда облегающая одежда теперь свободно колыхалась из стороны в сторону, когда Леся размахивала руками. У нее выпирали сухожилия, глаза провалились.

Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Марк уже ничего не хотел — он все увидел и понял. Но Леся говорила и говорила, а потом заплакала. Он обнял ее. Она пробормотала что-то еще, уткнулась ему в грудь и просто стояла, иногда вздрагивая и всхлипывая. В школе ее теперь называли дырявой. Сначала это слово вызывало у Марка ассоциации с дыркой на джинсах между ног или с порванной игрушкой, из которой торчит наполнитель. Теперь же он ощущал ямку под ребрами Леси. Он нажимал на нее пальцами, кожа легко поддавалась давлению,
и казалось, можно было вытянуть всю руку и так ни во что и не упереться.

Он приходил к ней чуть ли не каждый день, и они так много смеялись, что Леся быстро уставала и, хоть никогда и не говорила этого вслух, хотела, чтобы Марк ушел. Он уходил, а потом возвращался. Приносил ей фрукты и фитнес-батончики. Не отрывая взгляда от Марка, она понемногу ела, глубоко вдыхала и глотала воду, чтобы подавить тошноту.

Она была еще слаба, когда Марк отпросил ее у родителей и отвез на озеро. Они взяли у знакомых лодку. Было тепло. Пахло тиной. Греб по большей части Марк. Иногда Леся забирала у него весла и тоже гребла, пока хватало сил. Сверху озеро казалось зеленым, но, когда оно стекало ручьями с весел, становилось прозрачным и блестящим.

О чем ты думаешь?

Марк вздрогнул и пожал плечами.

Мне кажется, ты думал обо мне.

Ага. Ты нас в болото завела.

Леся оглянулась. Они проплыли мимо пляжа и теперь приближались к зарослям. Ой. Прости.

Не хочешь заплыть внутрь?

Внутрь?

Там что-то типа заводи. Дед мне однажды показал.

Леся пересела на корму, а Марк — в середину.

Деревня исчезала за деревьями и кустами. Болотная вонь все больше резала нос.

Здесь как-то странно, сказала Леся.

Дед рассказывал, что здесь топили белогвардейцев. Привязывали булыжники к ногам и сбрасывали в воду.

То есть под нами, типа, трупы?

Марк убрал весла и развернулся к Лесе. Лодка качнулась в одну сторону и в другую.

Думаю, за столько-то лет их должны были достать.

Леся наклонилась, будто пытаясь разглядеть тела, веревки и камни. Марк тоже нагнулся. На поверхности воды лежало преломленное небо с темно-серыми облаками и темным кругом солнца, усыпанным пыльцой и тельцами мошек.

Видишь что-нибудь? — спросила Леся.

Себя.

Сбоку что-то булькнуло, и они обернулись. Что это была за хуйня?

Рыба?

Леся уставилась на точку, от которой кольцами шла рябь. Дышала сбивчиво, через рот.

Ты норм?

Представь, сказала она, мы сейчас над нашими мертвыми предками, которых убили другие наши предки. А мы дети и тех, и других.

Марк не нашел, что на это ответить, и предложил плыть обратно. Но Леся будто не услышала. Смотрела по сторонам и вниз. Марк закурил. Предложил Лесе, но та качнула головой.

Мне жарко. Я искупнусь.

Здесь?

У нее выпирали ключицы и ребра. Марк придержал ее за руку, когда она осторожными шагами пошла к задней части лодки. Ладонь была влажной и холодной. С обратной стороны чувствовались тонкие косточки пальцев. Ноги были кривоваты, лишь немного толще его рук. Леся собрала волосы, прихватила резинкой, повернулась к Марку и улыбнулась. Затем села, окунула ступни, проматерилась и скользнула в воду. Лодка зашаталась.

Аккуратнее с водорослями.

Леся проплыла мимо. Белая кожа блестела и охлаждала этот жаркий день.

Интересно, сказала она.

Что?

Леся нырнула. На пару секунд Марк остался один. Он посмотрел вверх, и в глаза ударил солнечный свет. Марк зажмурился и ощутил его остатки под веками.

Что с тобой? — спросила Леся.

Она полезла обратно в лодку, и Марк помог, приподняв Лесю за подмышки. Ее тело покрывала прохладная липкая слизь.

Когда перестаешь плыть, ноги опускаются вниз. Притяжение или что это. И потом их щекочут водоросли. А там, внизу, холодно. Знаешь, такой жутковатый холод? Как мороз по коже. И вот водоросли словно ласкают и тянут вглубь.

Марк и Леся уставились друг на друга и рассмеялись. По ее лицу с волос стекали капли,
в них, как и в ее глазах, отражались лес, облака и Марк. А от зрачков расходились десятки, а то и сотни карих колец.

Что? — сказала Леся.

Ничего. Просто у тебя глаза похожи на срез дуба.

Я знаю, ты говорил.

Прости меня, сказала она через несколько секунд.

Нет, ты прости.

Сырая футболка липла к животу и груди. Марк почувствовал прохладу на плечах и шее. Затем на губах. И тут — жар.